Легендарь

Да какая разница теперь?!.

По дороге Крамугас еще посетовал немного, тихо потужил, но, подойдя к заветной двери, окончательно смирился с неизбежностью утраты.

Ладно, решил он, лететь мне недолго, а там — перебьюсь… Жизнь начинается новая, другая, так что и наживать придется по-новому, на ином, поди ж ты, уровне, какой здесь, на Бетисе-0,5, и невозможен. Это точно. Ведь ты теперь выходишь в люди, Крамугас! Цирцея-28 — это уже марка, ею надо дорожить, по крайней мере — в нашем звездном регионе. И не всякого туда пошлют. И, стало быть, чего-то я определенно стою!

С такими вот мыслями, успокоенно-воодушевленный, Крамугас невольно приосанился, встряхнулся — и переступил порог Отдела Виз для Порядочных Граждан.

3. Суета перед отлетом

Посетителей в комнате не было.

Только в дальнем углу — на фоне гигантской картины, изображавшей Грандиозный Выход Маленького Человека в Необъятный Космос, — сидел за письменным столом сытенький, мытенький чиновник в розовой, в белую клетку фуфайке с золотой крылатой русалкой у левого плеча — традиционной форме служителей Космопорта.

— Ну-с, — негромко произнес чиновник, без всякого выражения глянув на Крамугаса. — Отлетать решили? Что ж… Отлетайте, отлетайте — дело интересное, кровь разгоняет… Только почему-то никто обратно не летит… как ни странно… Дорогу, что ли, забывают? Очень умные все стали… Тэк-с, попрошу ваши бумаги. Документы, направления, сопроводительные разрешения. Ну и, конечно, пояснительную накладную.

— Зачем? — опешил Крамугас.

— Не зачем, а — на кого! — чиновник важно поднял кверху палец. — На вас, уважаемый, на вас.

— Что-то я не понимаю…

— А все очень просто, никаких секретов нет. Ведь вас ракета повезет — как пассажира. Это с одной стороны. А с другой, вы — кто? Вы — груз! Да, самый натуральный. Для ракеты все равно — что человек, что ящик помидоров. Вот накладную и выписывают. Здесь вас отправляют, на Цирцее принимают… Мы и пошлину за ваш провоз возьмем.

— Но я уже купил билет в счет предстоящих гонораров! — возмутился Крамугас.

— Э, уважаемый, билет — это билет. На душу пассажира, так сказать. А пошлина — за груз. Ну, разумеется, тоже в счет ваших предстоящих гонораров! Не сейчас. Очень гуманно, не так ли? У нас тут, на Бетисе-0,5, и денег настоящих нет. Ни у кого. Так, только называются… Уж это знать должны!.. А ну-ка, встаньте на весы, посмотрим.

Крамугас безропотно встал на торчащие посреди комнаты весы фантастических размеров.

Поначалу, лишь войдя сюда, он принял эту конструкцию за удивительную, безобразно-модерновую колонну, невесть для чего подпиравшую раздвижной, в лепнине, потолок.

Чиновник долго ходил вокруг весов, к чему-то прислушивался и принюхивался, брякал гирьками, крутил какие-то ручки, на что-то нажимал, где-то пальчиком что-то подпихивал, тихонько бормоча себе под нос: «Компутер — тонкая, итить, машина, злая» и сокрушенно при этом качая головой, и наконец с унылым видом сообщил:

— Не густо, средненько… Совсем не ожидал… Ну ладно. Сойдет и так… Вот именно: сойдет, пройдет и позабудется… Но если но совести, да, если по совести, хлипкие кадры готовят нынче у нас. Весьма! Надо будет доложить. А ведь, бывало, какие люди приходили! Весы — в лепешку!.. Мельчаем, эх, мельчаем…

Он вернулся к себе за письменный стол и что-то быстро подсчитал на карманном надувном компьютере с тремя веселыми свистками (степень надутости определяла быстроту работы, а свистки оповещали, как идет процесс). Затем вычисления проверил на бумажке и довольно крякнул. Все сошлось.

— Так-так, — сказал он малость погодя, — а нуте-ка, посмотрим теперь ваши документы. Очень интересно… Вы пока, чтоб время не терять, вот тут, где пропуски, впишите — то, что требуют от вас.

Чиновник тотчас погрузился в любовное созерцание Крамугасовых документов, а тот взялся старательно заполнять разные пропуски в подсунутом листке.

И был то бланк не бланк, анкета не анкета, заявление не заявление — так, что-то непонятное, но, к счастью, без раздражающих длиннот и нудных экскурсов в чащобы родословной — в этом деле Крамугас не смыслил ровным счетом ничего, как, отдать должное, и большинство его возлюбленных сограждан.

— Ну, что? — прервал молчание чиновник. — Все заполнили? Вот и отлично. М-да-с-с… Прекрасно! Только, знаете, одна неясность… Сами понимаете, не это нынче важно, да, но все же, все же…Лучше прояснить. Вы, дружок, простите, кто: ванделик или каллаик? Этот пунктик здесь пропущен, а мне надо для отчета…

— Понятия не имею, — развел руками Крамугас. — Никогда не думал. А не всели равно?

— Вам-то, может быть, и все равно… Кроме того, — делаясь моментально строгим, произнес чиновник, — я выписываю вам Визу на Влет в Запланетное Пространство. Это, не скрою, очень важная процедура для меня и еще более важный момент в вашей биографии. Неужели вы думаете, я стал бы спрашивать, если бы в том не было нужды?!

— Вероятно, — согласился Крамугас.

— Вот, вы не возражаете… Тогда потрудитесь ответить точно. Или за столько лет вы не удосужились узнать? Так не бывает. Вы темните!

— Вовсе нет, — обиделся Крамугас, но тотчас простодушно улыбнулся. — Клянусь вам: я не знаю. Не интересовался. Да и не спрашивали никогда.

— Вы где учились? — ехидно осведомился чиновник.

— Я же написал! Все, как и велели… Можете прочесть. «Три года в Думательной Школе и еще пять лет — на Изначальных Скорописных Курсах. Похвальных колпаков не имею, равно как и взыскательных синяков. По распределению Курсов направлен на планету Цирцея-28 для плодотворной работы в прессе». А вот характеризующие купюры.

— Это я уже все видел, — брезгливо отмахнулся чиновник. — Купюры, надобно сказать, ни то ни се — середняцкие… Неужели вы не могли поднатужиться, чтобы получить купюры высшего разряда? Эти-то не на многое годятся. А тогда бы вам все дороги были открыты!

— А зачем? — не понял Крамугас.

— Да что вы, в самом-то деле?! — рассердился чиновник. — Не маленький, небось, все сами понимать должны! Кто ваши, родители?

— Х-м-м…

За свою недолгую жизнь Крамугас уже вполне усвоил, чем можно разжалобить или даже задобрить людей, от которых в данный момент хоть как-нибудь зависишь.

— У меня нет родителей, — сказал он печально, подпуская в голос слезу. — Я с детства был лишен тепла и ласки. Меня подкинули на эту планету еще в эмбриональном состоянии. Я ничего не помню.

— Ах, вот как? В самом что ни на есть эмбриональном? Это многое меняет… Тогда — конечно, — иронически кивнул чиновник, не разжалобившись ничуть, — вам только на Цирцее-28 и место. В прессе.

Он слегка нагнулся, надавил кнопку под столом, и механический фиксатор за его спиной с громким жужжанием оттиснул в Визе: «Лодки донец».

— Ну ладно, с документами у вас, пожалуй, все в порядке, — кисло признал чиновник. — Нет проблем. Но этого так мало! Совершенно недостаточно… Ведь документ — он что? Бумажка, не подпертая идеей. А без должной дозы наущений мы не можем вас пустить. Молодой вы еще, зеленый.

— И что же прикажете делать? — тоскливо спросил Крамугас.

— Напутствие вам нужно, — пояснил чиновник с важным видом. — Подведение итогов, прочищение мозгов. Чтоб было поручительство: мол, нет претензий, можете лететь на все четыре стороны, созрели, значит, для работы в прессе — где-то там… Ведь если не созрели, то срамить нас будете, резон?

— Резон, — угрюмо, предвкушая новый пакостный подвох, согласился Крамугас. — И что теперь?

— А мы тут все продумали, до мелочей предусмотрели, так-то! — залихватски подмигнул ему чиновник. — Есть у нас один… большой специалист… Действительно — один на всю планету. Монумент! Основал Музей истории нудизма. Ну, и много еще разного… С рождения — любимый и бессменный. Рогонаставник молодежи. Некросаггва! Зачинатель всех элитных люмпен-клубов на Бетисе! В духе разъярен и славен.

— Шаман, что ли? — удивился Крамугас. — Так их когда уж всех поизвели!.. Сейчас-сейчас… Я по истории колпак имею твердый. Дату вот забыл…