Век

— Фаусто! Как приятно тебя видеть... — начал он.

— Вы сможете быстро сложить в чемодан самые дорогие вещи? — прервал его Фаусто, прикрывая за собой дверь.

— Зачем?

— Немцы будут здесь через полчаса, чтобы арестовать вас и конфисковать все содержимое магазина. Так что быстро! Мне об этом только что сказал один приятель из штаба полиции. Поторопитесь, я вывезу вас на своей машине в Ватикан. Там вы будете в безопасности. Тони о вас позаботится.

Паоло оставался спокойным.

— Так, значит, это наконец произошло, — сказал он. — Ну я-то знал, что это грядет.

Он вынул из стола четыре кожаных мешочка, потом надел пальто и вышел из офиса. Фаусто шел за ним. Он видел, как тесть что-то сказал одному из продавцов. Затем он прошел за ним к сейфу.

— Я велел им упаковать драгоценности и идти домой, — объяснил Паоло. — Почему все должно доставаться немцам? Кроме того, эти драгоценности понадобятся нам самим, чтобы жить на что-то. Я полагаю, мне в Ватикане придется пробыть долго?

— Кто знает? Но поторопитесь.

— Да-да... только не подгоняй меня.

Он выдвинул из сейфа несколько стальных ящичков и стал вынимать оттуда ожерелья, браслеты, кольца, серьги, броши. Фаусто наблюдал, как бриллианты, сапфиры, рубины, изумруды стекали в кожаные мешочки.

— Здесь, должно быть, целое состояние, — прокомментировал Фаусто.

— Примерно на тридцать миллионов лир.

Когда мешочки наполнились, Паоло запер сейф. Продавцы ушли, опустив на окна жалюзи. Один из них написал «Закрыто на ремонт» на кусочке картона и приклеил его к стеклу. Паоло завернул распухшие мешочки в газету. Он сунул пакет под мышку и прижал его рукой, оглядел в последний раз магазин, которым руководил так много лет. Потом сказал:

— Все равно бизнес стал никудышным. Пошли.

Через пять минут после того, как они отъехали, прибыли немцы.

* * *

Его святейшество Папа Пий XII, в прошлом кардинал Еугенио Пачелли, держал в руках бриллиантовое ожерелье и разглядывал его при свете настольной лампы в своем кабинете в Апостольском дворце.

— Оно великолепно, — сказал он кардиналу Антонио Спада, который сидел напротив него. — Как вы думаете, сколько оно может стоить?

Тони от неловкости заерзал в кресле. Все эти годы, с тех пор как он стал священником, он не любил присущую церкви тайную страсть к материальным ценностям этого мира. Происходящее сейчас не было исключением.

— Синьор Монтекатини три года назад купил его у герцогини Сермонета. Тогда он заплатил ей три миллиона лир. Сейчас оно стоит намного дороже.

— Да, конечно, ведь все боятся бумажных денег. А синьор Монтекатини действительно хочет передать его в дар папской сокровищнице? Какая высшей степени щедрость с его стороны! Конечно, мы предложили бы ему убежище в любом случае, но после такого прекрасного подарка он — наш почетный гость. Позаботьтесь о том, чтобы его удобно разместили. Моему лорду-кардиналу известно, как нас огорчает расистская политика немцев по отношению к евреям, и мы будем делать все, что в наших силах, чтобы защитить итальянских евреев. Но ведь мы не можем предоставить убежище каждому еврею в Риме. Сколько у нас их сейчас?

— Предположительно около ста, святой отец.

— Ну что же, мы должны быть осмотрительными, или наши запасы истощатся. Я думаю, с этого момента мы должны стать очень разборчивыми в отношении тех, кому мы предоставляем приют. Безусловно, то, что мы принимаем любого, вызовет у немцев крайнее неудовольствие, а поэтому мы не должны обострять отношения с ними. Но конечно, каждому такому же щедрому еврею, как синьор Монтекатини, будет оказано предпочтение. А вот этот крупный бриллиант в центре особенно красив, правда?

— Он очень красив, святой отец. Но есть еще кое-что, к чему я хотел бы привлечь ваше внимание, если мне будет дозволено.

— Конечно.

— Мой брат, Фаусто Спада, привез синьора Монтекатини сюда. Как вам известно, он теперь не в почете у фашистов и уверен, что навлек на себя опасность тем, что привез тестя в Ватикан. Он боится, что немцы могут конфисковать дворец нашей покойной матери на Корсо, чему мы никак не можем воспрепятствовать. Но он спросил, не мог бы он воспользоваться возможностями «Банка Ватикана», чтобы перевести крупную сумму его наличных денег в банк «Швейцарский кредит» в Цюрихе. Эта сумма составляет около шестидесяти миллионов лир. В качестве гонорара за услугу по переводу средств он готов предложить церкви пять процентов.

— Я с радостью предложил бы наши возможности вашему брату даром, вы это знаете. Сделайте это перечисление с моими наилучшими пожеланиями, мой лорд-кардинал.

— Святой отец, как всегда, с состраданием относится к своим ближним.

Тони встал. Папа продолжал держать в руках бриллиантовое ожерелье, не переставая восхищаться камнями. Спустя мгновение Тони тихо спросил:

— Ваше святейшество хочет оставить ожерелье здесь, в офисе?

— Ох... Ух, нет. Конечно нет. Отправьте его в сокровищницу. И поблагодарите синьора Монтекатини и вашего брата за их щедрость. Мы сегодня вспомним о них обоих в наших вечерних молитвах.

— Благодарю вас, святой отец.

Тони взял ожерелье и вышел.

— Тони, — обратился Фаусто к брату пятнадцать минут спустя, — это Зио Тортелли. Ты ведь знаешь его?

— Конечно. Я веду с ним дела каждый день.

Тони взял трубку у брата и стал разговаривать с банкиром. Он, Фаусто и Паоло находились в его офисе этажом ниже кабинета Папы. Это был тот самый офис, который когда-то принадлежал кардиналу Гаспарри, а до того — кардиналу дель Аква. Фаусто подошел к окну и взглянул на внутренний дворик внизу, пока его брат разговаривал со своим банкиром. Повесив трубку, Тони сказал:

— Об этом уже позаботились. Зио снимет средства с твоего текущего счета и положит на наш. Такие же распоряжения я дал банку «Швейцарский кредит». То, о чем немцы не будут знать, их не обидит.

Фаусто отвернулся от окна.

— Я боюсь, что немцы все же могут узнать, если они контролируют операции «Римского банка». Но мы все равно должны использовать этот шанс. Паоло, я оставляю вас на попечение Тони. Я проверю ваш дом. Немцы могут конфисковать его...

— Я знаю. Не волнуйся. Я давно забрал оттуда все самое ценное. Единственное, что я не взял оттуда, — это себя. Я ценю все, что ты сделал, Фаусто. И молю Бога, чтобы у тебя из-за этого не было неприятностей.

— Я еще пользуюсь кое-каким влиянием. Все будет в порядке.

Он обнял старика, глаза которого вдруг увлажнились.

— Всю свою жизнь я много работал, и у меня были чистые руки, — сказал он. — И теперь, когда я состарился, вдруг бегу, как преступник. Почему? Да потому, что я еврей. Разве это не сумасшествие?

— Весь мир сошел с ума. — Фаусто нежно обнял его.

— Мы сами были сумасшедшими. Однажды мы поддержали Муссолини. Помнишь? — спросил Паоло.

— Это как раз то, что мне труднее всего забыть, хотя я и пытаюсь. Тони, ты проследишь за тем, чтобы он получал хорошую пищу, а не обычную ватиканскую бурду?

Тони улыбнулся:

— Мы сделаем все, что от нас зависит.

Фаусто обнял его.

— Спасибо, брат, — мягко произнес он.

Затем он покинул офис.

* * *

Он припарковал машину у ворот Святой Анны. Теперь, выходя из ворот на узкую улицу вдоль высокой ватиканской стены, он увидел машину, стоящую напротив. Паскуале Альбертелли, тощий помощник ненавистного римского квестора Пьетро Карузо, вышел из машины и направился к Фаусто. Как помощник шефа римской полиции, Альбертелли обладал значительной властью. У Фаусто подвело живот, когда тот приблизился к нему, но он постарался казаться беспечным.

— Кто предупредил тебя? — спросил Альбертелли.

— О чем?

— Не притворяйся. Кто-то сообщил тебе о том, что мы собираемся арестовать твоего тестя. Мы прибыли туда, а иудей испарился из клетки вместе со всеми своими большими камнями. Мы выследили одного из его продавцов, и тот сказал, что за полчаса до нашего прибытия в магазин там побывал ты. Так кто сообщил тебе?