Век

— Вам плохо?

— Становится все хуже.

— Ваш японский дружок нашел действенное средство от этого.

К полудню Нику стало ясно, что Асака дал задание охранникам выбрать его, если не для того, чтобы убить, то для того, чтобы поиздеваться над ним, так как теперь время от времени они кричали на него и всячески провоцировали. Более того, когда истощенных американцев остановили на ночлег, ему не дали ни пищи, ни воды. Он ослаб от дизентерии настолько, что все равно не смог бы удержать в своем желудке лугао — омерзительную рисовую кашу со вкусом теста, которую давали на ужин. Но и это было бы хоть какой-то поддержкой для голодающего мужчины. А когда охранники оттолкнули его от единственного крана, он настолько помешался от жажды, что едва не расплакался. Том Рид попытался принести ему кружку воды, но охранник, заметив это, выбил кружку у него из рук, вылив драгоценную влагу на землю. Ник бросился на траву и стал было слизывать с нее капли распухшим языком, но конвойные с криками откатили его пинками прочь. На эту ночь людей заперли за оградой из колючей проволоки, где до них накануне ночевала другая группа пленных, превратившая этот клочок земли в болото человеческих испражнений. Мириады насекомых роились в воздухе, подобно тому как черви кишели в земле. Зловонный запах был таким отвратительным, что Нику не хотелось дышать. Рид с трудом пробрался через лежавшие тела к Нику, примостившемуся у самой ограды.

— Почему они не дают вам еду, если эту гадость можно назвать едой? — спросил он, присаживаясь на корточки возле друга.

— Думаю, Асака приказал им уморить меня голодом, чтобы отомстить мне за то, что я провел его в Лос-Анджелесе.

— Косоглазые ублюдки. Вы справитесь с этим?

— Конечно. Не волнуйтесь за меня.

— Только не надо геройствовать, лейтенант. Вы неважно выглядите.

Ему действительно нездоровилось.

В ту ночь ему приснилось, что он с Габриэллой идет вдоль пустого калифорнийского пляжа. Прибой накатывал на берег ленивые волны, и мягкая водяная пыль обдавала его лицо. Они держались за руки, когда подошли к большой скале. Из-за нее внезапно появился принц Асака. В руках он держал свой меч. «Ты оскорбил меня перед лицом моей семьи», — сказал он, размахивая им над головой Ника. Взмахи меча были замедленными, как это бывает в сновидениях, и с каждым взмахом меч приближался к его шее. Лезвие ослепительно вспыхивало на солнце.

Он проснулся в поту, дрожа от лихорадки.

Наутро они двинулись дальше, но Ник был так ослаблен голодом, жаждой и дизентерией, что вскоре стал спотыкаться. Рид пытался его поддерживать, шепча ему:

— Продолжайте идти! Вы же знаете, что они делают с отстающими.

— Пусть, — пробормотал он. — С меня достаточно.

— Да нет же, черт возьми! Они тебя застрелят!

— Ничего не могу поделать. Мне надо отдохнуть...

Из последних сил он оттолкнул Рида, покачиваясь, вышел из колонны и рухнул на обочину, скатываясь в канаву. Там было немного стоячей воды, но в тот момент ему было безразлично, что пить. Его горло пересохло. Он полз к воде, высунув язык.

Он слышал, что конвойные бегут к нему и кричат. Но он мог думать только о воде. Вдруг ужасная боль пронзила его, когда штык воткнулся в поясницу. Теперь он знал, что умирает, и мысль о том, что его страдания скоро закончатся, принесла ему странное ощущение умиротворенности. Его схватили и перевернули на окровавленную спину, бросив в воду. Казалось, что боль куда-то ушла, стала нереальной. Он смотрел на них, готовившихся его убить, стекленеющими глазами, будто он уже был вне своего тела, стал посторонним наблюдателем. Один ткнул его штыком в правый бок. Ник дернулся, почувствовал более сильную боль и то, как жизнь вытекает из него. Он догадался, что один из охранников пошел за лопатами. Теперь он чувствовал, как грязь падает ему на живот. Японцы оживленно лопотали, орудуя лопатами. Вот еще один ком грязи упал ему прямо на лицо.

Ник осознал, что его закапывают в канаве заживо. Он попытался сесть, пытался бороться, но тело больше ему не повиновалось. Он перестал сопротивляться и стал думать о жене и сыне.

Им понадобилось почти десять минут, чтобы закопать его полностью. Онемевший от ужаса Рид увидел, как один из японцев с размаху воткнул штык в свежую землю. Напоследок.

Охранники вернулись на дорогу.

Колонна тронулась, и Рид в последний раз оглянулся на могилу своего друга. От того, что он увидел, и от бессильной ярости он чуть не сошел с ума.

Правая рука Ника высунулась вверх из грязи. Какой-то момент она будто пыталась ухватиться за солнечный луч.

Потом замерла.

ГЛАВА 50

С днем рожденья тебя,

С днем рожденья тебя,

С днем рожденья, дорогой Ники,

С днем рожденья, тебя!

Николас Виктор Кемп вовремя срыгнул, когда его мать, двоюродные бабушка Барбара и дедушка Моррис закончили песенку. Габриэлла обняла и поцеловала его, а потом положила обратно в кроватку. Все они собрались в гостиной «Каса дель Мар». Потом, препоручив ребенка заботам няни-мексиканки Клариты, они пошли в столовую на ленч.

— Ему всего годик, а он такой большой! — восторгалась Барбара. — И он становится таким красивым.

— Он станет таким же дамским угодником, как и его отец, — сказал Моррис, подавая жене стул. — Габриэлла, мне никогда не забыть того вечера, когда ты пригласила Ника к нам на прием в честь Эрики. Ты только раз взглянула на него и буквально сошла с ума.

— Это и была любовь с первого взгляда, — улыбнулась она. — Был такой чудесный вечер.

— Не такой уж чудесный, как вспомню, что мне, по сути дела, пришлось развлекать этого прохвоста джапа-принца, — говорил Моррис, проходя мимо картины Моне к своему месту на другом конце стола.

— Ладно, Моррис, — остановила Барбара, — давайте не будем говорить о войне.

— Нет, почему же, — поддержала его Габриэлла, разворачивая свою салфетку.

— А о чем, собственно, говорить? — спросил Моррис. — Все идет паршиво. Кстати, есть идея поставить комедийный фильм о войне, так, просто чтобы поднять настроение у публики.

— Тогда почему не поставить мюзикл о Пирл-Харбор? — сухо заметила его жена.

— А почему бы не сделать фильм о любви на военную тему? — предложила Габриэлла. — Девушка встречает моряка, девушка теряет моряка... — Она запнулась, затем заставила себя улыбнуться. — Потом он возвращается к девушке.

Тетка посмотрела на нее с сочувствием:

— Это был бы самый счастливый конец всему.

— Так оно и будет, — уверенно сказала Габриэлла.

Мужчина, стоявший в «Салоне Габриэллы», был очень высоким и худым, а его волосы только начинали седеть. Габриэлла подумала о том, что ему, должно быть, сорок с небольшим, когда посмотрела на его визитную карточку, которую он ей подал. На ней было написано:

ЭБРЭХЭМ С. ФЕЛЬДМАН

Президент

«Саммит фэшнз», Инкорпорейтед

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

— Вы, вероятно, обо мне слышали? — спросил мужчина, говоря мягко и четко, без тени намека на акцент, который можно было бы уловить.

Он отличался мрачной красотой — очень длинный и узкий нос, кустистые черные брови над проницательными карими глазами и тонкогубый рот; лицо покрывал сильный загар. Было видно, что его элегантный темно-синий двубортный костюм, как и рубашка, были сшиты на заказ, а черные туфли привезены из довоенного Лондона.

— Да, я о вас слышала, мистер Фельдман, — ответила она, опуская его визитку в карман.

В салон из мастерской вернулась Лукреция. В Лос-Анджелесе шел проливной дождь, и бизнес замер полностью; в салоне было пусто.

— Многие из тех, кто связан с бизнесом по пошиву одежды, слышали о вас. Чем могу быть вам полезна?

— Вы не пообедаете со мной?

— Очень любезно с вашей стороны, но в данный момент я ужасна занята. Кроме того, я обычно не обедаю. Поскольку я склонна к полноте, я постоянно соблюдаю диету.