Страница 5 из 36
Раздавшийся за спиной звук заставил его резко оглянуться. Дверь открылась, впустив в комнату рой слепящих лучей, и тут же захлопнулась снова. Перед Рэнсомом стоял грузный обнаженный мужчина. Это был Уэстон. Может быть, похититель ждал, что пленник набросится на него с упреками или потребует объяснений. Но для Рэнсома в эту минуту существовал только чудовищный шар над головой, Уэстон же был сейчас просто человеком, спасителем от одиночества, и нервное напряжение, которое поддерживало его в борьбе с бездонным отчаянием, разрешилось слезами. Всхлипывая и задыхаясь, он прокаркал сведенным судорогой горлом:
— Уэстон! Уэстон! Что это? Ведь не бывает же такой луны?!
— Это не Луна, — ответил Уэстон. — Это Земля.
IV
Ноги Рэнсома подломились, и он упал на кровать, но не заметил этого. Ужас затопил все его существо. Он не знал даже, чего страшится: это был бесформенный, беспредметный, беспредельный страх. Даже потерять сознание было ему не дано, как он этого ни хотел. Умереть, уснуть, а еще лучше — проснуться и обнаружить, что все это было сном, все, что угодно, только не этот тошнотворный ужас. Но вскоре к нему начало возвращаться самообладание — эта полулицемерная добродетель, без которой невозможно общение между людьми, — и он сумел обратиться к Уэстону без постыдной дрожи в голосе:
— Это правда?
— Безусловно.
— Где же мы находимся?
— Приблизительно в восьмидесяти пяти тысячах миль от Земли.
— Так значит, мы… в космосе? — Рэнсом с трудом выдавил это слово — так испуганный ребенок говорит о привидениях, а взрослый — о раковой опухоли.
Уэстон кивнул.
— Но зачем? Чего ради вы меня похитили? И как вам все это удалось?
На секунду Рэнсому показалось, что Уэстон не намерен отвечать. Но, видимо, физик передумал и, опустившись на кровать рядом с Рэнсомом, заговорил:
— Полагаю, лучше уж мне сразу покончить с этими вопросами, а то вы целый месяц проходу нам не дадите. Как нам это удалось? То есть, вероятно, вы хотите узнать, как действует космический корабль? Это вам объяснять бесполезно. Разобраться в этом могли бы человека четыре-пять — настоящие физики. Впрочем, будь вы способны понять, я бы тем более ничего вам объяснять не стал. Могу сказать — если вам от этого станет легче, — что мы используем малоизвестные свойства излучения Солнца. Сказать так — значит ничего не сказать, но для профана в науке и такого объяснения вполне достаточно. Второй вопрос: зачем мы здесь? Отвечаю: мы направляемся на Малакандру…
— Малакандра — это звезда?
— Даже вам едва ли должно прийти в голову, что мы летим за пределы Солнечной системы! Нет, Малакандра гораздо ближе. Мы доберемся до нее дней за двадцать восемь.
— Но ведь нет такой планеты — Малакандра, — возразил Рэнсом.
— Я употребляю настоящее название, а не то, которое изобрели земные астрономы, — пояснил Уэстон.
— Что за ерунда! Откуда вам известно, что это «настоящее название»?!
— От обитателей планеты.
Это заявление было не так-то просто переварить.
— Вы что, хотите сказать, что уже были на этой звезде… то есть планете… в общем, там, куда мы летим?
— Вот именно.
— Но в это же невозможно поверить, — возмутился Рэнсом. — Черт побери, ведь такие вещи не каждый день случаются! Почему об этом никто знать не знает? Почему в газетах не было ни слова?
— Потому что мы еще не совсем спятили, — резко бросил Уэстон.
Наступило молчание, но вскоре Рэнсом заговорил снова:
— А как у нас называется эта планета?
— Зарубите себе на носу: этого я вам не скажу. Если сумеете узнать сами, когда мы доберемся до места, ради Бога: думаю, что нам от ваших ученых изысканий вреда не будет. А пока что вам знать ни к чему.
— Но, по вашим словам, планета обитаема?
Уэстон как-то странно взглянул на него и кивнул. Рэнсому стало не по себе, но он тут же ощутил, как из хаоса противоречивых чувств, обуревавших его, вырастает гнев.
— Но я-то здесь причем? — взорвался он. — Вы на меня напали, опоили, засунули в свою адскую машину и теперь везете невесть куда! Что я вам сделал? Как вы все это объясните?
— Я мог бы ответить, что вы, как тать, прокрались ко мне во двор. Если б не лезли не в свое дело, не оказались бы здесь. Впрочем, нам действительно пришлось посягнуть на ваши права. Однако скажу в свое оправдание, что все мелкое должно отступить перед великим. Насколько нам известно, то, что мы делаем, совершается впервые в истории человечества, а то и в истории Вселенной. Мы сумели покинуть пылинку материи, где появился на свет наш род, и теперь в руках человека бесконечность, а может быть, и вечность. Неужели вы настолько ограничены, чтобы перед лицом этого небывалого свершения вспоминать о жизни и правах отдельной личности — или даже миллиона личностей?
— Вот именно вспоминаю, — твердо ответил Рэнсом. — Для меня жизнь священна, я всегда выступал даже против вивисекции. Но вы не ответили на вопрос. Зачем я вам нужен? Как я могу вам пригодиться там — на Малакандре?
— Это мне неизвестно, — сказал Уэстон. — Идея принадлежит не нам. Мы только выполняем приказ.
— Чей?
Уэстон ответил не сразу.
— Послушайте, — произнес он наконец, — продолжать этот перекрестный допрос бесполезно. Каких-то ответов на ваши вопросы я и сам не знаю, а других вы не поймете. Наше путешествие будет гораздо приятнее, если вы смиритесь со своей судьбой и перестанете мучить и себя и нас. Все было бы проще, не будь вы таким узколобым индивидуалистом. Мне-то думалось, что роль в таком спектакле воодушевит кого угодно. По-моему, даже червяк согласился бы на эту жертву, если бы мог соображать. Не поймите меня превратно: я хочу сказать, что пожертвовать придется временем и свободой. Конечно, есть и риск, но он невелик.
— Ну что ж, — отозвался Рэнсом, — козыри на руках у вас. Придется сыграть в вашу игру. Впрочем, если я подхожу к жизни как узколобый индивидуалист, то вы — как буйнопомешанный. Все ваши разглагольствования насчет бесконечности и вечности только и означают, что вы считаете себя вправе творить все что угодно здесь и сейчас, а в оправдание приводите сомнительное соображение, будто некие существа, ведущие свой род от человека, в каком-нибудь уголке Вселенной протянут на пару тысячелетий дольше.
— Именно так: ради этого можно пойти на что угодно! — загремел физик. — И все, кто чтит истинную науку, а не белиберду вроде латыни и истории, будут на моей стороне. Хорошо, что вы об этом заговорили, советую запомнить мой ответ… А сейчас давайте пройдем в соседнюю комнату и позавтракаем. Вставайте осторожно: по сравнению с Землей, здесь вы почти невесомы.
Рэнсом поднялся, и Уэстон распахнул дверь. Комнату тут же залил поток слепящего золотого сияния, совершенно затмивший бледный свет Земли.
— Сейчас я вам дам темные очки, — сказал Уэстон, проходя в комнату, откуда лилось сияние. Рэнсому показалось, что Уэстон поднимался в гору до самой двери, а сразу за ней исчез куда-то вниз. Он осторожно последовал за ним. Его охватило странное ощущение, будто он приближается к краю обрыва. Комната за дверью словно лежала на боку, ее дальняя стена была почти параллельна полу комнаты с кроватью. Но, с опаской перенеся ногу через порог, он обнаружил, что никакого излома в полу нет. Едва дверь осталась позади, как стены внезапно выпрямились и закругленный потолок оказался над головой. Оглянувшись, Рэнсом увидел, что теперь уже спальня встала на попа — потолок превратился в стену, а одна из стен — в потолок.
— К этому скоро привыкнете, — успокоил Уэстон, перехватив его взгляд. — Корабль имеет форму сферы, и теперь, когда мы вышли за пределы земного тяготения, центр притяжения совпадает с центром корабля. Конечно, мы это предусмотрели и построили корабль именно с таким расчетом. Его сердцевина — полый шар, там у нас склад припасов, а поверхность этого шара — пол у нас под ногами. Вокруг внутреннего шара расположены каюты, и их стены поддерживают внешний шар — с нашей точки зрения, это потолок. Поскольку центр всегда ощущается «внизу», любой участок пола, где вы стоите, кажется горизонтальным, а ближайшая стена — вертикальной. С другой стороны, внутренний шар достаточно мал, чтобы всегда можно было заглянуть за его край — будь вы блохой, этот край показался бы вам горизонтом. Поэтому видно, что пол и стены соседней каюты расположены в иной плоскости. На Земле дело обстоит точно так же, просто мы слишком малы, чтобы увидеть это своими глазами.