Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11



– Я согласен с этим. Но скажите мне, почему не ввести правило Кастеллетто[6], чтобы выигрыш короля был гарантирован?

– Не существует в мире такого Кастеллетто, которое давало бы абсолютную и очевидную уверенность, что король всегда выигрывает. Кастеллетто состоит лишь в том, чтобы сохранять предварительный баланс, когда необычный выигрыш выпадает на один, два или три номера и может причинить держателю лотереи большие потери. Кастеллетто, впрочем, объявляет предельную сумму. Кастеллетто сможет дать вам уверенность в выигрыше только лишь отложив тираж до той поры, пока все шансы не выровняются, и тогда лотерея не пойдет, так как в этом случае, возможно, придется ждать тиража десять лет, а кроме того, я скажу вам, что в этом случае лотерея станет совершеннейшим мошенничеством. То, что гарантирует от этого бесславного конца, это фиксируемый тираж каждый месяц, потому что публика при этом рассчитывает, что держатель все же может проиграть.

– Не будете ли вы любезны поговорить об этом в Совете полного состава?

– Охотно.

– И ответить на все возражения?

– На все.

– Не хотите ли вы представить мне ваш план?

– Я представлю свой план, месье, только когда идея будет принята и я буду уверен, что ее одобрят и мне предоставят те преимущества, на которые я рассчитываю.

– Но ваш план всего лишь этот, который вы здесь видите.

– Я в этом сомневаюсь. В своем плане я показываю, в общих чертах, сколько король получит в год, и доказываю это.

– Можно будет, наверное, продать его компании, которая заплатит королю определенную сумму.

– Прошу прощения. Лотерея может иметь успех только в предположении, что она будет действовать неотвратимо. Я не хочу связываться с неким комитетом, который, чтобы увеличить доход, будет думать об умножении операций, увеличивая наплыв участников. Я уверен в этом. Эта лотерея, если я должен в ней участвовать, будет королевская или никакая.

– Г-н Кальзабижи думает как вы.

– Я этим вполне удовлетворен.

– Есть ли у вас персоны, готовые заниматься Кастеллетто?

– Это должны быть просто «умные машины», которых во Франции должно хватать.

– Какую вы предполагаете ставку барыша?

– В двадцать на сотню при каждом тираже. Тот, кто принесет королю экю на каждые шесть франков, получит пять, и конкурс будет таков, что, при прочих равных, нация уплатит монарху, по меньшей мере, пятьсот тысяч франков в месяц. Я докажу это на Совете, при условии, что он будет состоять из членов, которые, уразумев конечную правильность расчетов, физическую и политическую, не уклонятся от их принятия.

Довольный тем, что мог осветить все, для чего меня пригласили, я вышел, чтобы немного пройтись. Возвратившись, я застал их за обсуждением этого вопроса. Кальзабижи, дружелюбно подойдя ко мне, спросил, предусматриваю ли я в своем плане «кадерну». Я ответил, что публика должна иметь возможность играть также и на «квин»[7], но в своем плане я ввожу более строгое правило, по которому игрок может играть на кадерну и на квин только при условии, что он одновременно играет и на терн. Он ответил, что в своем плане он допускает простую кадерну с выигрышем пятьдесят тысяч к одному. Я мягко ответил ему, что во Франции есть люди, весьма сильные в арифметике, которые, увидев неравные выигрыши во всех шансах, воспользуются сговором. Он пожал мне руку, сказав, что хотел бы, чтобы мы выступили вместе. Оставив свой адрес г-ну дю Верней, я ушел поздно вечером, довольный и уверенный, что оставил хорошее впечатление в голове у старика.

Три-четыре дня спустя я увидел у своих дверей Кальзабижи, которого заверил в том, что не ожидал его здесь увидеть, поскольку не смел надеяться. Он сказал мне без обиняков, что манера, с которой я говорил с этими месье, их поразила, и что наверняка, если я захочу склонить к этому Генерального контролера, мы учредим лотерею, в которой сможем сыграть заметную роль.

Я этому верю, – ответил я ему, – но роль, которую они будут в ней играть сами, будет еще больше, и, несмотря на это, они не торопятся; они не послали за мной, а впрочем, это для меня не самое важное дело.



– Сегодня у вас будут новости. Я знаю, что г-н де Булонь говорил о вас с г-ном де Куртейль.

– Уверяю вас, я этого не добивался.

Он попросил меня с совершеннейшей любезностью пойти с ним отобедать, и я согласился. В тот момент, когда мы выходили, я получил записку от аббата де Бернис, в которой говорилось, что если я могу быть завтра в Версале, он доставит мне случай говорить с м-м Маркизой, и что в то же время я встречусь там с г-ном де Булонь.

Не из небрежности, но с умыслом я дал прочесть эту записку Кальзабижи. Он сказал, что у меня в руках все, что нужно, чтобы склонить дю Верней к устроению лотереи.

– И ваша судьба будет решена, если вы, конечно, не настолько богаты, чтобы этим пренебречь. Мы приложим все усилия, чтобы довести до конца это дело, и мы опровергнем эти глупые возражения, которые вам приводили на той неделе. Ваш проект почти в точности как мой. Будем действовать вместе, доверьтесь мне. Помните, что в одиночку у вас возникнут непреодолимые трудности, и что «умные машины», которые вам понадобятся, не обитают повсеместно в Париже. Мой брат возьмет на себя все тяготы дела; убедитесь и удовлетворитесь половиной выгод от управления, при том, что будете лишь развлекаться.

– Так это М., ваш брат, автор проекта.

– Это мой брат. Он болен, но у него хороший ум. Мы сейчас повидаемся с ним.

Я увидел человека в кровати, всего покрытого лишаями, что не мешало ему есть с превосходным аппетитом, писать, беседовать и вообще совершать все действия, свойственные человеку здоровому. Не создавалось впечатления, что вы общаетесь с приличным человеком, потому что, помимо того, что лишаи его обезображивали, он вынужден был всякий раз чесаться в том или другом месте, что в Париже считается вещью немыслимой, недопустимой ни при каких обстоятельствах, хоть от того, что ему чешется из-за болезни, хоть от дурной привычки. Кальзабижи мне сказал, что он ведет себя так, не обращая ни на кого внимания, потому что у него кожный зуд и для него нет другого облегчения, кроме как чесаться.

– Бог, – сказал тот мне, – дал мне ногти именно для этой цели.

– Вы, таким образом, проникаете в суть вещей, и я вас поздравляю. Однако я полагаю, что вы чесались бы, даже если бы Бог забыл дать вам ногти.

Я увидел его улыбку, и мы поговорили о нашем деле. Менее чем за час я обнаружил в нем много ума. Он был старший, но был мальчишка. Великий расчетчик, очень сведущий в финансах, теоретически и практически, осведомленный в коммерции всех народов, знаток истории, замечательный ум, обожатель прекрасного пола и поэт. Он родился в Ливорно, работал в Неаполе в министерстве и приехал в Париж вместе с г-ном де л’Опиталь. Его брат был также знающий человек, но уступал ему во всем.

Он показал мне большую груду рукописей, где прояснил все, что касается лотереи.

– Если вы полагаете, – сказал он мне, – что сможете все сделать, не обращаясь ко мне, я вас поздравляю; но вы напрасно обманываетесь, поскольку, если у вас не было практики, и если у вас нет людей, имеющих опыт в этом деле, ваша теория вам будет ни к чему. Что вы будете делать, когда получите декрет? Когда вы станете говорить перед Советом, вы хорошо сделаете, если обозначите границы, за пределами которых вы умываете руки. Без этого вас будут все время отсылать за греческие календы. Могу вас также заверить, что г-н дю Верней будет рад видеть нас объединившимися. Что касается аналитических расчетов выигрышных шансов при равных ставках, уверяю вас, что не следует их рассматривать для кадерны.

Вполне убежденный, что следует действовать вместе с ним, не подавая однако вида, что я в нем нуждаюсь, я вышел вместе с его братом, который перед обедом должен был меня представить своей жене. Я увидел старуху, весьма известную в Париже под именем «генеральша ла Мот», знаменитую своей прежней красотой и своими каплями, другую пожилую женщину, которую звали в Париже баронессой Бланш, которая состояла до сих пор любовницей г-на де Во; другую, которую звали Президентшей, и еще одну, красивую как ангел, которую звали м-м Раззетти, из Пьемонта, жену скрипача из Оперы, которая была доброй подругой г-на де Фопертюи, интенданта Меню[8], и многих других. На этом обеде я не блистал. Это был первый обед, когда голова моя была занята серьезным делом. Я ничего не говорил. Вечером у Сильвии меня также нашли рассеянным, несмотря на все возрастающую любовь, которую внушала мне юная Баллетти.

6

правило ограничения рисков – прим. перев.

7

терн, кадерна, квин – термины из «Генуэзского лото», определяющие количества единовременных ставок – прим. перев.

8

учреждение, ведающее развлечениями – прим. перев.