Страница 10 из 11
– Что это?
– Это материя, которая, будучи помещенной в соответствующую печь, выходит оттуда через девять месяцев мальчиком или девочкой.
– Понимаю. Вы превосходный учитель. Вы рассказываете мне это с видом профессора. Должна ли я поблагодарить вас за ваше усердие?
– Нет. Вы должны меня извинить, потому что я никогда бы не сделал того, что я сделал, если бы не был влюблен в вас с первого момента, как вас увидел.
– Должна ли я принять это как признание в любви?
– Да, мой ангел. Оно дерзко, но несомненно. Если оно не происходит от сильной любви, я – предатель, достойный смерти. Могу ли я надеяться, что вы меня полюбите?
– Я об этом ничего не знаю. Единственное, что я теперь знаю, это, что я должна вас ненавидеть. Вы заставили меня проделать менее чем за час путь, который я думала возможным совершить только после замужества. Вы сделали меня намного более знающей в области, на которой я никогда не осмеливалась заострять мою мысль, и я чувствую себя виноватой, поскольку позволила себя соблазнить. Как это происходит, что теперь вы стали вдруг спокойны и вежливы?
– Это потому, что мы разговариваем разумно. Потому, что после вспышки удовольствия любовь отдыхает. Видите?
– Еще! Разве это конец урока? Такой, каким я вас теперь вижу, вы не внушаете мне страха. Но огонь погас.
Она берет связку хвороста и, чтобы возродить пламя, становится на колени. В этой позиции, когда она нагнулась, я протягиваю решительную руку ей под платье и немедленно натыкаюсь на дверцу, несомненно закрытую, через которую могу проникнуть к полному счастью, только ее пробив. Но в тот же момент она встает, садится и говорит мне с чувствительной нежностью, что она девушка хорошего происхождения, и она полагает, что может требовать уважения. Я приношу ей миллион извинений, и, в заключение моего дискурса, она успокаивается. Я сказал ей, что моя дерзкая рука заверила меня, что она еще не была счастлива ни с одним мужчиной. Она ответила, что мужчина, который доставит ей счастье, не может быть никем иным, как ее мужем, и в знак прощения позволила мне осыпать ее руку поцелуями. Я бы продолжил начатое, если бы кое-кто не пришел. Это оказался г-н Ленуар, который, в соответствии с переданной ему запиской, явился выяснить, что хочет ему сказать м-м Ламбертини. Я увидел мужчину среднего возраста, простого и скромного, который очень вежливо попросил присутствующих не смущаться и не прерывать игру. Ламбертини меня представила и, услышав мое имя, он спросил, не художник ли я. Когда он узнал, что я старший брат художника, он высказал мне комплимент относительно лотереи и относительно того, что сделал для меня г-н дю Верней; но прежде всего его интересовал кузен, которого она ему сразу представила под именем графа Тирета. Я объяснил ему, что графа мне рекомендовали, и что он был вынужден покинуть свою родину из-за дела чести. Эта Ламбертини добавила, что собирается его поселить у себя и не хотела этого делать прежде, чем услышит его одобрение. Он ответил, что она сама себе хозяйка и что он будет счастлив видеть его в ее обществе. Поскольку он очень хорошо говорил по-итальянски, Тирета вздохнул с облегчением. Он отошел от игры, и мы собрались вчетвером у камина, где, дождавшись своей очереди, хорошенькая демуазель принялась болтать с г-ном Ленуар, обнаруживая массу здравого смысла. Он заговорил с ней о ее монастыре и, когда она назвала свое имя, стал говорить с ней о ее отце, с которым был знаком. Тот был советником парламента Руана. Эта очаровательная девица была высокого роста, несомненная блондинка, с очень правильными чертами лица, выражающими простоту и скромность. Ее большие голубые глаза, слегка навыкате, выражали нежность и живые желания ее души. Ее платье, по фигуре, украшенное бутоньеркой, подчеркивало ее элегантность и красоту ее груди. Я видел, что г-н Ленуар, не говоря ей об этом, отдал ей должное, как и я перед тем. Но у него не было такого случая, как у меня, заявить ей об этом. В восемь часов он ушел. Полчаса спустя м-м ХХХ ушла также, вместе со своей племянницей, которую называла де ла М-р, и с мужчиной невыразительного вида, который пришел вместе с ними. Я также ушел вместе с Тирета, который пообещал хозяйке завтра к ней переселиться и сдержал слово.
Три или четыре дня спустя после этого расклада я получаю письмо, адресованное в мое бюро. Это письмо – от м-ль де ла М-р. Вот его копия:
«М-м ХХХ, моя тетушка, сестра моей покойной матери, религиозна, азартна, богата, скупа и несправедлива. Она меня не любит и, не добившись успеха в том, чтобы заставить меня принять постриг, хочет выдать замуж за торговца из Дюнкерка, которого я не знаю. Заметьте, что она сама его тоже не знает. Посредник, организующий этот брак, поет ему хвалы. Тот доволен, что она пообещала ему 1200 экю в год при своей жизни и заверила, что после ее смерти я унаследую пятьдесят тысяч экю. Заметьте однако, что по завещанию моей матери она должна, в случае моего замужества, передать мне двадцать пять тысяч. Если то, что произошло между вами и мной не создало у вас впечатление обо мне как о существе недостойном, я предлагаю вам мою руку с 25 тысячами экю и другие двадцать пять тысяч по смерти моей тетушки. Не отвечайте мне, потому что я не знаю, ни как, ни через кого, ни где я смогу получить ваше письмо. Вы ответите мне лично в воскресенье у м-м Ламбертини. У вас есть четыре дня, чтобы подумать. Я не знаю, люблю ли я вас, но знаю, что должна предпочесть вас для себя любому другому. Я чувствую, что должна заслужить ваше доверие, также, как вы – мое. Я, впрочем, уверена, что вы обеспечите мне жизнь сладкую. Если вы предвидите, что счастье, о котором я грежу, отвечает и вашим мечтам, я предупреждаю, что вам понадобится адвокат, так как моя тетушка скупа и большая кляузница. Когда вы определитесь, надо, чтобы вы разыскали меня в монастыре, куда я вернусь перед тем, как решиться на любой шаг, потому что иначе со мной обойдутся до крайности жестоко, о чем я не могу даже и подумать. Если предложение, которое я вам делаю, вам не подходит, я попрошу вас об одолжении, на которое весьма рассчитываю и за которое буду вам благодарна. Вы постараетесь больше меня не видеть, тщательно избегая тех мест, где я могу бывать. Таким образом, вы поможете мне вас забыть. Почувствуйте, что я могу быть счастлива лишь выйдя за вас замуж или забыв вас! Прощайте. Я уверена, что увижу вас в воскресенье».
Это письмо меня тронуло. Я видел, что оно продиктовано добродетелью, честью и умом. Я увидел в уме м-ль де ла М-р даже больше достоинств, чем в ее внешности. Я устыдился, что введу ее в соблазн и унижение, если отвергну ее руку, которую она предложила мне с таким благородством, и я видел в то же время, что она предлагает мне судьбу высшую по сравнению со всем тем, на что, по здравом размышлении, я мог претендовать; но идея женитьбы заставляла меня трепетать; я слишком хорошо предвидел, что в правильном браке я буду несчастен и, соответственно, моя половина – тоже. Мои колебания при необходимости решиться в те четыре дня, что она мне дала, подсказали мне, что я в нее не влюблен; но при этом я никак не мог решиться отвергнуть ее предложение и, еще менее того, сказать ей об этом. Я провел эти четыре дня, думая все время о ней, чувствуя, что я ее уважаю, сожалея о том оскорблении, которое я ей наношу, но не имея сил решиться искупить это оскорбление. Когда я думал о том, что в противном случае она меня возненавидит, я тем более не мог этого вынести; итак, перед вами несчастный человек, который должен принять определенное решение и не может этого сделать.
Опасаясь, как бы некий демон не заставил меня пренебречь м-ль де ла М-р, заставив пойти в комедию или в оперу, я направился обедать к этой Ламбертини, ни на что не решившись. Она была на мессе. Терета был в ее комнате, играя на флейте; увидев меня, он отложил ее, чтобы отдать мне деньги, которых мне стоила его черная одежда.
– Итак, ты при деньгах, поздравляю.
– Поздравление сродни соболезнованию, потому что эти деньги краденные, хотя я только сообщник. Здесь мошенничают и заставляют меня в этом помогать; и я участвую, чтобы не быть сочтенным за дурака. Моя хозяйка вместе с тремя-четырьмя другими женщинами разоряют простаков. Это занятие меня возмущает, и я не могу больше выдержать. Меня убьют, или я убью, и по любому мне это будет стоить жизни; таким образом, я думаю покинуть как можно скорее этот притон.