Перехлестье

   И каждый раз, когда Зария к ней прикасалась, Василиса чувствовала необычное напряжение, исходящее от легких пальцев чернушки - то ли тепло, то ли жар... Скорее это было похоже на слабый электрический разряд, только приносил он не боль, а прилив каких-то будоражащих сил. А, может, просто казалось.

   По пути к торгу Василиса, кстати, убедилась, что таверна Багоя стояла не просто на отшибе, а вообще... черт знает где. Видимо в самом сером невзрачном и облезлом квартале. Дома здесь были небогатые и неказистые, бесстыдно жались друг к дружке стенами, заборами и кровлями, нескромно выпячивались навесами и столбами крылец. Меж ними петляла ныне подсохшая грунтовая дорога, которая в распутицу, наверное, раскисала до состояния манной каши. Из-за этого стены всех жилищ чуть не на метр покрывали брызги засохшей грязи. Словом, пейзаж, достойный в своей унылости, пера Достоевского, если бы не весело зеленеющие деревья.

   Девушка шла, с наслаждением вдыхая прогретый солнцем весенний воздух. Зария ковыляла рядом, упрямо глядя под ноги и по обычаю занавесившись от солнца, ясного денька, своей спутницы и встречных прохожих челкой.

   "А дома сейчас разгар лета..." - думала Василиса.

   В общежитии, небось, раскалилась крыша и в комнатах теперь духота да жарища. Тётя Нюра - бессменный комендант - наверняка, привычно ругается с жилконторой по поводу текущих кранов, а Галька из соседней комнаты нет-нет да включает микроволновку, из-за которой на всём этаже вышибает свет. Ох, как же хочется домой! Хоть бы одним глазком взглянуть на Юрку (он, наверное, до сих пор ищет несчастную пропажу), на вечно поддатого повара Лёню, на Гальку с её ненавистной микроволновкой, даже на мать. Последняя, правда, совсем спилась. Но всё-таки по ней скучалось тоже. Родня ведь... Какая ни есть.

   Печальные мысли отлетели при выходе на главную улицу. Здесь изменилось всё - стыдливо отпрянули подальше грязные закоулки, мостовая раскинулась от края до края, красивые каменные здания потянулись в апрельское небо, красная черепица весело топорщилась на покатых крышах. Хм... похоже, Василиса и впрямь жила и работала в трущобах.

   А тут по мостовой цокали красивые лошади, проезжали богатые экипажи, горожане выглядели наряднее и богаче. На фоне некоторых Василиса в своем облезлом и полушубке (надетом, к тому же, совершенно не по сезону) и блеклой юбке казалась военной беженкой.

   Да, и к слову о местных дамах! Они согревали взгляд пышностью форм и здоровым румянцем. Следовало признать - по здешним улицам практически не бегали суповые наборы с остренькими личиками и бледной кожей. В женщинах тут, по всей видимости, ценились не торчащие рёбра и ключицы, а плавная округлость. Впервые в жизни Лиса не чувствовала себя сдобной шанежкой среди высушенных галет.

   Только вот Зария на фоне всеобщего здоровья, щек и румянцев, казалась каким-то ожившим скелетом. Смотрели на нее с брезгливым недоумением. "Да что ж за люди-то тут!" - кипятилась про себя стряпуха и отчаянно боролась с искушением отвесить тяжелый подзатыльник какой-нибудь пышнотелой кумушке, надменно кривившей рот при виде сгорбленной костлявой спины ее подопечной.

   И, пока застарелые комплексы с рыданиями отмирали, а пролетарский гнев еще не возобладал в Василисе над здравым смыслом, ноги шаг за шагом приближали двух путниц к цели: где-то недалеко уже шумела и гудела ярмарочная площадь. Голоса лотошников, что наперебой расхваливали товар, перекрывали друг друга.

   Рынок был огромен! Всё здесь оказалось в прилавках и телегах. На входе визжали свиньи, ржали лошади, блеяли овцы, одним словом мекало, мумукало, гавкало и кудахтало... Но, поскольку Васька скотиной обзаводиться не собиралась, то сразу свернула к лоткам с тканями и шитьём. Ассортимент приятно радовал глаз качеством и расцветкой, а посему горести и печали под волшебным воздействием чудотворного шопинга отступили.

   Зария ковыляла рядышком, переваливаясь, словно уточка, и тихо бормотала, если за вещь, которую выбирала ее спутница, торговец заламывал бессовестную цену.

   - Ты чего там бубнишь, недоразумение? - не выдержал один из купцов, у которого Васька собиралась прикупить сорочку. - Чего бубнишь, спрашиваю? Дорого если, так и пошла вон, не тебе покупать!

   И он перегнулся через прилавок, чтобы отвесить безответной жертве бодрящий тычок под костлявые ребра. Василиса вовремя перехватила руку обидчика и отшвырнула прочь.

   - Клешни сложи, - сухо посоветовала она разбушевавшемуся мужчине. - Не то переломаю ненароком.

   Продавец изумленно захлопал глазами, а Лиска швырнула понравившуюся сорочку на прилавок и, подхватив Зарию, была такова.

   Подчиненная молчаливо семенила рядом, а кухарка сердилась:

   - Что ты вечно, как во всем виноватая, молчишь? Нравится что ли, когда затрещину дать пытаются?

   Но ее праведный гнев пропал втуне. Потому что чернушка только еще сильнее вжала голову в плечи, закашляла, и стало казаться, что вот сейчас заплачет. Васька досадливо выдохнула и отправилась дальше. Штаны-то все равно купить надо. С одной стороны, хотелось несчастную спутницу пожалеть. С другой... где гарантия, что она примет эту жалость и что та ей вообще нужна? И вот, терзаемая противоречивыми мыслями, Лиса продолжила скитаться от прилавка к прилавку, от лотка к лотку.

   Лишь через пару часов, нагруженная пирамидой свёртков, девушка почти на ощупь пробиралась сквозь толпу - довольная и счастливая. Довольная, потому что купила почти всё необходимое, а счастливая, потому что, наконец, скинула жаркий полушубок и облачилась в холщовую накидку с широким капюшоном.

   Одежка радовала Васькину исстрадавшуюся по сезонной одежде душу. Ну и плюс ко всему стряпуха довольно пристукивала каблуками замечательных башмачков. Теперь можно не опасаться косых взглядов, которые прохожие изредка бросали на ее стоптанные и грязные кроссовки.

   Вот только со штанами получилось как-то неловко. Торговец, к которому подошла беззаботная покупательница и попросила примерить штаны на свою комплекцию, окинул ее холодным взглядом и поинтересовался:

   - Штаны? Тебе? Ты, девка, блажная что ль?

   Зария рядом от ужаса попыталась обратиться в маленькую тучку и улететь прочь.

   - Почему блажная? - удивилась Василиса и осеклась, только сейчас понимая, что за все время, проведенное в этом странном мире, ни разу не встретила женщину в штанах. Эх, дурында...

   - Какое "мне"? Совсем очумел? - напустилась она на купца. - Щас как мужа позову, он тебе быстро навешает! Оскорбить меня вздумал - приличную женщину, мать шестерых детей? Вы только посмотрите на этого нахала?!

   И девушка быстро повернулась к снующим мимо горожанам, ожидая поддержки и всячески раздувая скандал.

   - Этот человек решил, что я куплю у него штаны и напялю их на потеху всей толпе!

   Торговец, мигом растерявший безмятежность, замахал руками:

   - Уймись, уймись, до чего вы склочные - бабы! Сама ж подошла и говоришь - "есть на меня штаны"? И чего я подумать должен был?

   Василиса подбоченилась и сверкнула очами:

   - Ты должен был подумать: "Ах, у этой уважаемой женщины есть муж или брат одного с нею тела". Хам! Евтропий! Иди сюда! Твою жену только что обозвали падшей женщиной, а ты там гнешь подковы и не слышишь!

   Лиска орала так, что со всех сторон к прилавку стали стягиваться люди.

   Торговец при упоминании подков побледнел, а дебоширка, видя его растерянность пояснила:

   - Он у меня иной раз на спор кобылу в гору заносит. Или подковы гнет. - И снова заорала не своим голосом: - Евтропий! Иди сюда!

   - Тише ты, тише, чего орешь? На вот бери любые, только не скандаль, - закудахтал мужик, - вполцены отдам!

   Василиса же свалила свои свертки в руки испуганно хлопающей глазами Зарии и быстро-быстро начала перебирать товар.

   - Эти, вот эти, вон ту рубаху и этот пояс...