Проданный ветер

– Сказывал, конечно, только, как наводить после отката мы уже, и не помним, – признался казак, – да и счетной мудрости мы не обучены. А зарядить – зарядим как заправские бомбардиры, можете не сумлеваться.

– Зато у меня пушкарская школа за плечами – значит, повоюем крепко! – бормотал Орлов, с любовью гладя холодный ствол. – Да и в южной части Севастополя на Малаховом кургане, в дуэлях пушкарем участвовать доводилось. Давай зарядим ее усиленным зарядом под шрапнель, а насчет установки – это вы умно ее поставили и маскировка, что надо. То, что она за воротами стоит и в голову никому не придет! Теперь-то знаю, что любого супостата одолеем. Главное, что бы нехристи нас в приготовлениях не упредили.

– С этим конфуза не будет, – деловито проговорил казак, помогая заряжать мортиру. – Человек нам верный из аулетов, сигнал подаст с ружья ежели индейцы в движение придут, или разведчиков своих к нам вышлют.

– А не подведет ваш человек?

– Он давно нами прикормлен и не подводил ни разу, – проговорил Иван уверенно. Тяжко слыхивал, под Севастополем было?

– Да, братец! Тогда нас сотни орудий неприятельских бомбардировало, ну а после Севастополя меня на Кавказ перевели, где с турками пришлось биться.

– А ствол то сдюжит под двойной заряд?

– Сдюжит, братец, сдюжит, – шептал Орлов, отмеряя шрапнель. – Ствол чугунный не бронзовый, она хоть и старенькая, но терпеливая, да и баллистика у нее отменная.

– Есаул, покойничек в свое время то же самое говаривал, верил в нее. Он даже скальный грунт под хоботковой частью приказал выдолбить, говорил, что после первого выстрела, можно будет заряжать и стрелять без прицеливания.

– Все верно Черемисов сказывал, – проговорил поручик, пытаясь дыханием согреть руки. – Потому что возвысится угол ствола после выстрела, что позволит стрелять при необходимости навесом, за стену форта. Мы эту мудрость проходили под командой инженера Тотлебена из штаба Корнилова. Это он светлая голова наши батареи под Севастополем расставлял, да поучал как вести огонь настильным путем, да еще на малых углах к горизонту.

– Ну, держитесь теперь нехристи! – с радостью воскликнул Иван. – Не было еще такого рубежа, что бы Ванька-оторви ухо, сдал!

– Какой Ванька? – не понял Орлов, пытаясь унять пробивавшую тело дрожь.

– Так это же меня так в округе кличут! – засмеялся старшина, выходя следом за офицером.

Только сейчас поручик заметил, что у казака вместо левого уха торчит короткий огрызок.

– Годка два назад это было, – пояснил Иван, давясь от смеха, – встретили мы в разъезде сынка вождя одного местного из аулетов с дружками.

– И что?

– Ну, заспорили мы с ним, значит. Он горячий воин хватается за свой дротик, а я за нож в ответ! Казачки нас сразу в круг взяли, что бы все по честному было, ну и давай мы с ним до первой крови биться! Я ему тогда лицо рассек, а он мне ухо отхватил, так я на Ивана Купалы – Ванькой-оторви ухо и стал.

– И сейчас встречаясь за ножи, хватаетесь? – спросил Орлов, покачав головой.

– Нет, сейчас у нас отношения почтеннейшие, я бы даже сказал дружеские. Его после этого разбойники разных держав заморских супротив нас подбивали, да только пустые для них хлопоты были.

– Скажи, Иван, а почему есаул не озадачился заготовкой мяса и рыбы впрок? Понятно же было, что у правителя с флотом конфуз произошел, и оказии никакой не было! Я понимаю еще, что с хлебом и картошкой здесь беда, но ведь этого добра здесь хватает.

– Верно все гутаришь, ваше благородие, – со вздохом отозвался старшина, – с хлебушком и картошечкой здесь зело тяжко, а дичи с рыбой хватает. Только ведь для заготовок впрок соль нужна, а ее всем купцам выгодно в Калифорнию на бойни тамошние продавать. Да и приказ наш сотник от правителя привозил, аж из самого Петербурга!

– Что за приказ?

– Ну, что бы значит, стычкам с индейцами не способствовать, то и запретить, мол надобно от прибойной линии уходить далече. А как на камнях, да среди леса ветрами поваленного зверье промышлять? Да и нет его у прибойной полосы!

Уже глубокой ночью, все приготовления к обороне были закончены. И хотя каждый элемент обороны был не идеален по отдельности, но все элементы вместе позволяли защитникам противостоять значительному превосходству противника в живой силе. Позволяли ошеломить нападавших и причинить им наибольший урон. Помимо бомбы огромной мощности, установленной в середине двора, схронов для динамита, мортиры заряженной усиленным зарядом, Орлов приказал перенести все ружья и винтовки с револьверами из порохового погреба в жилой барак к бойницам. Что позволяло бы защитникам вести беглый, кинжальный огонь не тратя время на перезарядку.

Система бойниц в бараках позволяла простреливать весь двор форта и самое главное держать под прицелом узкий скальный проход. Не опасаясь при этом за фланги и тыл, которые были надежно прикрыты отвесными стенами кратера, которые к тому же с внешней стороны были почти полностью залесены еловым лесом. Уставшие и замерзшие люди смогли, наконец, вернуться в барак, бревенчатые стены которого были буквально пропитаны запахом махорки, жареного сала и потом портянок. И хотя в этом прямоугольном помещении, разделенном на две части было минимум благ цивилизации, здесь было главное – здесь было тепло, здесь теплилась жизнь.

Распределив обязанности и объяснив стратегию по защите форта, Орлов назначил время дежурства каждому, приказав всем свободным от караула отдыхать. Сам же, налив себе очередную порцию горячего чая, сел к раскаленной печки. Медленно цедя зеленый китайский чай с закрытыми глазами, он напряженно думал обо всем, что произошло с ними за последние дни. А подумать было о чем, ведь они шли в этот форт за помощью, а нашли здесь опустевшие казармы, при этом было не понятно, чем все-таки закончится противостояние с индейцами, которые значительно превосходили защитников по численности. Было не понятно, как и на чем добираться до Ново-Архангельска. Ход последних событий вообще ставил под сомнение успех их предприятия с инженером. А это означало только одно – результаты их секретной экспедиции рискуют никогда не попасть на берега Невы. На фоне этих перспектив, сбежавший монах с конокрадом, которых нужно было заключить в острог для снятия допросных речей, выглядели сущей мелочью.

Теперь они с инженером сами отчаянно нуждались в помощи.

– О чем задумался, – ваше благородие? – грузно садясь напротив, спросил урядник. – Не спиться?

– Да сижу и думаю, что предпринять надобно, – сонным голосом отозвался Орлов. – Сижу и пью чай из стакана в серебряном подстаканнике, без сахара, но под жаренную, несоленую рыбу. А где то идет по берегу Славянки наш обоз, с нашими боевыми товарищами, которые считают дни до встречи с казаками Черемисова и неведомо им, что не будет никакой подмоги и что самих нас заперли тут как курей в птичнике.

– Не рви себе сердце, ваше благородие, – покачал головой казак, сокрушенно вздохнув, – на все воля божья. Тебе тридцать три годка всего, а головушка уже седая, глаза цвета хоть и голубого, да потухшие как у старика – навоевался и натерпелся, уже значит выше края. Кто же знать мог, что беда тут такая приключилась? Ведь и предположить невозможно было! Да, дела, а какие тут службы раньше в храме служили! Петруха вон давеча сказывал, что даже батюшка Гавриил голову сложил по лету.

– В бою или хворь приключилась? – сонно уточнил Орлов.

– Его браконьеры иноземные, через индейцев в лес заманили, яко бы на свадьбу, а по дороге напали на него и голову отрезали. Эх, мы как войско Ермака Тимофеевича, коих татары в Кашлыке без запасов еды заперли.

– Тяжко им тогда пришлось, – кивнув, буркнул поручик, – мы хоть как они собак еще не едим.

– Вот, вот! Как им тяжко было, а они духом не пали. Хотя у них тогда аж три сотни стрельцов московских с воеводою померли от истощения.

– Дерзостью он тогда ту осаду прорвал, – проговорил старшина, наблюдавший за двором через бойницу.

Орлов, конечно же, знал эту историю про отважного атамана, которому нужна была провизия, а подмога от царя запаздывала. Он сам рассказывал ее не единожды на редутах осажденного Севастополя, в перерывах между боями и позже, уже после ранения служа на Кавказе. Но он всегда поддерживал эти разговоры, которые помогали на примерах героических предков, поднимать и приумножать дух русских солдат.