Страница 48 из 58
На следующее утро, когда мы завтракали, он выглядел как задница осла. Его лицо было опухшее, глаза налились кровью, и он с трудом мог держать чашку кофе — так дрожали его руки. Но я не стала комментировать его внешний вид.
— Герм, — сказала я, как можно более обыденно, — я разработала новый одеколон для мужчин и, похоже, добилась того, чего хотела. Если ты не возражаешь, я бы попросила тебя попробовать его и затем сказать мне, что ты думаешь.
Он посмотрел на меня со скучающим видом. Я часто давала ему образцы новых одеколонов и лосьонов после бритья, так же как Грегу Бэрроу и другим знакомым мужчинам, чтобы проверить их реакцию и выслушать их отзывы.
— Конечно, кошечка, — отозвался Герман, — оставь это в ванной комнате, и я обязательно попробую. Надеюсь только, это не цветочный запах?
— Нет-нет, — воскликнула я, — это настоящий мужской запах. Острый, полный аромата мяты и очень освежающий. Я думаю, он тебе должен понравиться. Наш клиент хочет что-нибудь особенное, вызывающее ощущение силы.
— Звучит заманчиво, — произнес он. — Как они собираются назвать его?
— „Мустанг", — ответила я.
— Отлично! — одобрил мой муж, подмигивая мне. — Это как раз для меня.
46
Честер Бэрроу
Девчонки могут быть ужасно надоедливыми. Вы согласны со мной? Например, убежать из дому была моя идея, это я все придумал. Но, когда я рассказал об этом Тане Тодд, получилось, что это ее идея. Я хочу сказать, она решила уйти со мной, затем стала указывать мне, что я должен упаковать, и даже назначила день нашего побега. Неужели все девчонки такие?
Конечно, я признаю, что она упросила своего дядю одолжить нам сто долларов, в которых мы остро нуждались. И, вообще, во всем остальном она тоже была права. Просто мне не нравилось, что она ведет себя так, как будто она главная и запланировала все сама. Иногда я думал, что без нее, может быть, было бы и лучше. Но я не мог сказать ей об этом, она начала бы плакать, и мне пришлось бы отказаться от этой идеи.
Итак, мы собирались убежать в среду второго сентября. Дату назначила Таня. Я уже упаковал все свои вещи и засунул сумку под кровать, потому что моя мама никогда не вытирает там пыль. Я решил взять с собой большое количество сандвичей, чтобы первое время мы были обеспечены едой. Таня на это сказала:
— Очень хорошая идея, если бы мы могли достать ветчину и сыр.
Видите?
Самое смешное, что в течение этой последней недели мой отец был очень дружелюбным и говорил со мной абсолютно обо всем. Он даже захотел выделить один день, чтобы мы могли что-нибудь поделать вместе. Я не мог понять, почему он так странно ведет себя. И подумал: а не узнал ли он, что я собирался убежать? И пытается таким образом дать мне понять, что этого делать не следует.
Я рассказал Тане об этом и о том, какой неожиданно счастливой стала моя мама. Она все время смеется и шутит со мной. Может быть, она тоже знала о предстоящем побеге? Но Таня продолжала говорить, что это фаза, что они пройдут через все это и в чрезвычайно короткий срок вернутся к своим прежним позициям, то есть начнут относиться ко мне так, как относились всегда. Что и привело меня к моему решению.
— Наверное, ты права, — сказал я.
— Я знаю, что права, — заявила Таня. — Иногда мой отец тоже со мной приветлив, когда он помнит, что ему следует быть таким. Но затем он опять начинает выкидывать все свои штучки. Я надеюсь, ты не собираешься идти на попятную, Чет?
— Конечно, нет, — ответил я.
— Имей в виду, если ты изменишь свое решение, то я нет. Я все равно убегу, даже одна.
— Да не собираюсь я менять свое решение, — воскликнул я. — Сколько раз можно повторять тебе об этом?
Мы сидели в нашем гараже, где нас никто не мог увидеть. Я завел разговор о том, какой лучше выбрать путь в „Диснейуорлд", после того как мы уедем от ее дядюшки. И что лучше сделать, взять такси или все-таки поехать на автобусе. Неожиданно в совершенно неподходящий момент, без всякой связи с предыдущим, Таня сказала:
— Тебе совершенно на меня наплевать.
Боже мой! Она окончательно смутила меня.
— Да как же мне плевать на тебя? Ведь я же поцеловал тебя, не так ли?
— Да, но это для тебя абсолютно ничего не значит.
— Ну конечно же, значит.
— Держу пари, ты поцеловал уже очень многих девочек.
— Да никого я не целовал.
— Никогда?
— Ну, может быть, одну или двух, — ответил я.
— Кто они? Я их знаю?
— Боже мой! Да не знаешь ты их.
На самом деле это была чистая ложь. Никаких девочек не было.
— Почему ты целовал их?
— Ну-у-у, — я поднялся на ноги, чувствуя себя абсолютно растерянным, — я не помню, почему я поцеловал их. Ты довольна?
— Ты абсолютно не заботишься обо мне, — заявила она.
И все началось с начала.
— Послушай, — сказал я. — Я ведь не спрашиваю тебя, сколько мальчиков тебя целовали.
— А меня никто не целовал. Ты был единственным. Это доказывает, как много я забочусь о тебе. Потому что ты единственный мальчик, которому я позволила это сделать.
— Послушай, скажи мне, что ты хочешь от меня услышать?
— Нет, так нехорошо, — ответила она, — ты должен сам мне сказать, что ты думаешь.
Вот и весь разговор, который произошел у нас в гараже. И я совершенно не понимал, чего же она добивается. Я был очень растерян и чем больше думал о случившемся, тем меньше я что-нибудь понимал. Я никак не мог уразуметь, зачем она говорит все эти вещи. Я не сделал ей ничего плохого, наоборот, она мне очень нравилась.
Я надеялся, что она вскоре забудет обо всем этом, но она не забыла. Каждый раз, когда мы говорили о чем-то, она неожиданно вставляла, что я не забочусь о ней. Она буквально третировала меня всем этим.
— Послушай, — сказал я, — если мы собираемся убегать вместе, это ведь доказывает, что я забочусь о тебе. И я всегда буду заботиться о тебе, не волнуйся об этом.
— Это не то, что я имею в виду, Чет.
— Ну, так а что же ты подразумеваешь?
— Когда я сказала, что ты не заботишься обо мне, я хотела сказать, что я тебе не нравлюсь.
— Ну, конечно же, ты мне нравишься.
Она помолчала какое-то время, затем спросила:
— Ты меня любишь?
Боже ж ты мой! Она была просто неподражаема. Сначала оказалось, что я не забочусь о ней, потом, что она не нравится мне, а теперь требовалось выяснить, люблю ли я ее.
— Послушай, детям полагается любить своих родителей и, может быть, еще каких-нибудь родственников. Например, сестру или брата, если таковые есть. Но детям не полагается любить других детей.
— Кто это сказал? — спросила Таня.
— Да каждый знает. Когда ты вырастешь, это будет совершенно нормально любить другого человека, и тогда ты можешь пожениться. Но дети ведь не могут пожениться. Какой же смысл кого-то любить? Это не принесет тебе ни малейшей пользы.
— Ты можешь любить кого-то и не обязательно жениться, — возразила Таня. — Фредди Вошхрум сказал Вельме Баккет, что он любит ее, а они тоже дети и не могут пожениться.
— Кто сказал тебе это?
— Что?
— Что Фредди сказал Вельме, что он ее любит?
— Вельма сказала.
— Послушай, Фредди абсолютный болван, каждый знает это, и он постоянно врет.
— Нет, он не врет, — сказала Таня. — Фредди подарил Вельме кольцо дружбы, в которое вделан маленький голубой камешек. Это доказывает, что он любит ее, Чет.
— Ну, может быть, он это кольцо нашел где-нибудь.
— Да, но он отдал его ей, вот что главное.
— Послушай, ты что хочешь, чтобы я дал тебе кольцо дружбы?
— Это было бы здорово, — ответила Таня. — Это бы доказывало, что ты меня любишь.
— Но я ведь этого не говорил.
— Так что же, значит, ты меня не любишь?
— Я не говорил ни того, ни другого. Неужели это все так важно?
Она вздохнула:
— Ты просто не понимаешь.
— Абсолютно не понимаю, — сказал я, — объясни мне, пожалуйста.