Страница 1 из 87
Игорь Дравин
ЧУЖАК. УЧЕНИК
Пролог
— Очередной взрыв прогремел в Багдаде, — с умным лицом вещала с экрана хорошенькая ведущая. — В результате теракта погибло…
Я опять щелкнул «лентяйкой». Почему когда плохо, обязательно передают «хорошие» новости? Поставьте хоть Задорнова. Репортаж про очередную неудачу в борьбе за не менее очередной урожай тоже подойдет. Под него так сладко дремать. Так, а что здесь?
— Возьми меня замуж, возьми…
«Лентяйка» прервала мучительные просьбы поп-дивы. Раньше нужно было думать, а не сейчас. А то сначала по стране мотаешься, здоровье свое гробишь на концертах, и только потом замуж хочешь. Всего почти достигла, а про счастье только сейчас вспомнила.
— Не надоело?
Надоело. Совсем надоело. Ты надоела в особенности. Уже три дня в моей башне находишься. Советы умные даешь. Жизни учишь. Оно мне надо?
Я лениво приподнял голову с кровати. Хмурое осеннее утро. Свет едва пробивается сквозь мутные разводы на стекле. Я встал и подошел к окну. Настроение и, что важнее, самочувствие полностью соответствовали очевидной окружающей действительности. Серые комья ноздреватого снега, большая лужа перед входом в подъезд. Интересно, от вчерашнего банкета что-то осталось? Я подошел к галерее бутылок около кровати. Так, водка — пустая. Баллон пива — пустой. Банка пива — что-то есть. Несколько глотков теплого, выдохшегося напитка не убрали мерзкого привкуса во рту и не подняли настроения.
— Ни уму, ни сердцу, правда, алкаш?
Ну вот, опять посторонние мысли в голове бродят.
— Радуйся, что есть пока, где бродить.
И чего она привязалась?
— Надо вот — и привязалась.
Здравствуй, шиза. Вот последствия неумеренного потребления спиртного. Допился. Пока еще мысленно сам с собой разговариваю. Потом вслух с собой ругаться начну, дальше — больше. Интересно, когда соседи «скорую» вызовут? Когда я на них начну бросаться или до того как? А потом — здравствуй, желтый дом, и если ты не буйный, прием посетителей по выходным.
— И пива в дурке не наливают, да и с сигаретами напряженка.
Так, а может, это уже горячка белая началась, — и где тогда зеленые чертики? Нету. Ау, беленькая, я так не играю: если горячка, то подать сюда чертей для комплекта ощущений. Ладно, я не привередливый — нет в запасниках чертиков, согласен на человечков, но чтоб зеленых, других я принципиально не терплю.
— И не горячка я совсем, тем более белая. Ты до такой степени еще не допился. Но ничего, уж это поправимо, пара-тройка дней — и привет, нас будет уже трое. Я, ты и беленькая.
Ну, вот и буду тебя «Я» называть. Кстати, пора в магазин — нужно здоровье подправить.
— Слушай, у тебя крыша точно не поехала — самого себя «Я» называть? А насчет магазина мысля здравая.
Нет, тот ботаник, что придумает какие-то таблетки для контроля собственных мыслей, озолотится. Глотнул — и ни о чем постороннем не думаешь, в принципе никакая левая мысля в голову не придет.
— Не дождешься.
Называется, не думай минуту о белой обезьяне.
— Сам ты обезьяна: в магазин иди, сигареты тоже закончились.
Будешь доставать, никуда не пойду — из вредности.
— Пойдешь, еще как пойдешь, но мешать не буду, затыкаюсь.
А ведь «Я» прав: пойду, куда я денусь?
Выйдя из подъезда, поеживаюсь. Да, на улице не май месяц — хорошо, что до точки назначения недалеко. Захожу в магазин и беру стандартный комплект первого обслуживания забулдыги. Бутылка «Ржаной», пиво «Охота» — как же без нее, — кусок колбасы, хлеб и сигареты. Джентльменский набор, мать его. Оплачивая в кассе, замечаю сочувствующий взгляд девчонки-продавца. Пока еще сочувствующий. А скоро наверняка будет презрительный.
Я посмотрел на свое отражение в зеркале. Да, видок еще тот. Недельная щетина, покрасневшие глаза, наверняка запашок от меня еще присутствует неслабый. Картина Репина — спился. Ну еще бы, который день, а точнее, три с половиной месяца каждый раз брать почти одно и то же. И почему девчонка так смотрит, тоже понимаю.
— Помнишь, как два года назад ты забежал зачем-то в магазин и, пока она возилась с кассой, наговорил ей кучу комплиментов, благо настроение было отличным. С тех пор она постоянно тебе улыбалась и перекидывалась парой фраз.
Да помню я, помню, только от этого еще хуже. Надо быстрей домой: чем меньше народу меня видят в таком состоянии, тем лучше. Хотя пошли они все. Не нравится — не смотри.
Ну вот я и дома, еду — в холодильник, а спиртное — на стол. Наливаю в один стакан пива, в другой — водки и прикуриваю сигарету. Пара глотков из обоих стаканов, затяжка — хорошо.
— Хорошо тебе, а ты подумал, как жить будешь, если денег не найдешь?
Когда свои финансы закончатся, тогда у Геры возьму.
— Уже даже не употребляешь слова «одолжить».
Не употребляю. Какой из меня сейчас работник? Не найду бабок — проживу как-нибудь.
— Да, а Толяна не хочешь набрать, телефон не забыл?
Заткнись, «Я», ты просто сука.
— Помнишь, как профукал неделю назад последний штукарь? Шлюхи понравились? Кто на следующее утро кричал: «Зачем я это сделал»?
Помню, все помню, к сожалению.
— Видно, плохо. Придется напомнить тебе, кем ты был и кем стал.
Сигаретный дым сизыми кольцами поднимался к потолку, а я сидел и вспоминал. Детство, отрочество, юность. Хм. Где-то я это слышал. Институт. Секция популярного руконогомашества. Соблазны свободной жизни в общаге не прошли даром — и здравствуй, армия. Косить было неинтересно. Мотострелки форевер. Нет, там я времени не потерял. Привили ответственность и избавили от раздолбайства. Я думал, что навсегда. Вновь институт — и она. Десять лет счастья, а потом все закончилось. Я совершил ошибку. Нет, не так. ОШИБКУ! Одну-единственную ошибку, и все закончилось. За год из успешного и уверенного в себе человека я стал тем, кем сейчас являюсь. Безработной пьянью и неудачником.
— Последние десять лет… что-то ты быстро пролистал.
Пошел ты. Не хочу вспоминать.
— И причины, по которым ты…
Пошел на хутор, сволочь.
— Пойду, еще как пойду. А куда идешь ты? Вернее, мы.
Не мы, а я. Ты ко мне никакого отношения не имеешь.
— Может, «скорую» вызовешь? Пожалуешься на меня? Как тебе такой вариант?»
Голову себе расшибить, чтобы отстал? Так жалко. Своя. И так жизнь не сахар, а еще и голоса слышать стал. Вернее, голос. Да пошло оно все. Лучше опять напиться. Емкость весело забулькала, освобождаясь от содержимого. Так, пора и закусить: половину жидкостей я уже употребил. Достав тушенку, я открыл ее охотничьим ножом. Нож — это единственное, что у меня осталось от меня прежнего. Какая это квартира? Пятая или шестая, а про вещи я уже не говорю. Ну, поехали.
— Как пропал? Куда?
— Неизвестно. В сфере никаких следов.
— Ты. Понимаешь. Что. Сейчас. Сказал.
— Да, мастер.
— Если хочешь жить, то ты его найдешь. Если нет…
— Я все понимаю, мастер, и прошу вас узнать, не было ли в отношении отступника проявления повторного интереса наших «партнеров»?
— Ты думаешь?
— Не знаю. После их первого вмешательства можно думать все, что угодно.
— Я узнаю, но в любом случае не забывай о моих словах. Не забывай, Хизар, а я постараюсь не вспоминать о твоих отношениях с отступником. Кажется, это называется дружба? Так?
— Мастер, я давно искупил свой проступок.
— Помню. Не я один помню, как ты предал его. Поэтому ты находишься здесь, а он там. Вернее, там он находился. Найди его.