Страница 50 из 71
– Как эльфам удалось приручить этих тварей? Ну, которые у них вместо доспехов и оружия.
– Говорят, что они сами их создали. – ответила Нарив. – У эльфов с кхреес'к что-то вроде договора. Или союза, если хочешь. Эльфы, как ты сам понимаешь, используют их для того, чтобы защитить свои тела и убивать врагов. Как доспехи и оружие. А кхреес'к, в свою очередь, когда эльф надевает их, питаются его кровью.
– Как? – я ошарашено уставился на Нарив.
– Вот так! Присасываются к коже и понемногу пьют кровь хозяина. И на вас они напали, скорее всего, только из-за того, что сильно оголодали. Эльфов ведь вы в городе не видели?
– Нет. – покачал головой я. – Но... Чтоб добровольно дать сосать у себя кровь... Лучше уж махать старым добрым железом!
– То-то вы стольких потеряли, пока пытались эльфа железом убить. – усмехнулась Нарив. – Кхреес'к – не просто оружие и доспехи. Когда эльф ранен, они выделяют слюну, которая убирает боль. Они могут сами подправить направление движения хозяина...
– Все равно, свою кровь сосать я бы не дал! – упрямо заявил я.
Нарив лишь пожала плечами. Дальше шли молча. И не в том дело, что говорить не хотелось. Просто разговоры требовали внимания, а надо было еще внимательно следить, что творится по сторонам и под ногами.
Еще один день прошел без приключений. Мы снова остановились на ночлег и снова перед нами была река. Переправляться капитан решил утром. Еды, добытой вчера охотниками, пока хватает. Можно отдохнуть. В эту ночь дежурить снова выпало нашему десятку.
– Каждый раз, как мы дежурим, – пробурчал Молин, – что-то случается.
– Ты – жив. – ответил ему Крамм. – На что тебе жаловаться?
– На то, что я сейчас мог бы сидеть себе спокойно в таверне и пить вино. – вздохнул Молин.
Я посмотрел на готовящуюся ко сну Нарив. Вроде бы она и в нашем десятке, а дежурить, вот, ей не приходится. Завидую... Ляжет сейчас себе, выспится нормально...
– Алин, ты ей еще в любви не объяснился? – Молин воспринял мой взгляд по-своему.
– Такой – объяснишься... – хмыкнул Навин. – Оторвет все, что болтается.
– А у него, – Крамм, засмеявшись, указал на меня, – что надо, как у настоящего мужика, не болтается. А остальное и не жалко!
– Шутники, чтоб вас... – буркнул я и отошел в сторону. Стоит признаться, что слова
Молина меня действительно зацепили. Несмотря ни на что, Нарив мне определенно нравится. Более того, я вдруг заметил, что лицо Лары, оставленной в Агиле, стало тускнеть в памяти, стираться... А сквозь него все чаще стали проступать иные черты – очень похожие на Нарив. Дарен, я что – влюбляюсь? В кого? В женщину, действительно способную, как сказал Крамм, оторвать мне что-нибудь?
– Нет, ребята, – послышался сзади тихий голос Комила, – мне такие бабы не по нраву. Вот, если бы тихую, спокойную... Чтоб хозяйство вела...
Ответом ему был взрыв смеха и предложение познакомиться с какой-нибудь овцой, высказанное, по-моему, Воссоном.
– Нарив... – я подошел к женщине.
Она вопросительно посмотрела на меня.
– Спокойной ночи! – резко развернувшись, я зашагал к остальным, чувствуя, что лицо заливает густая краска. Дарен, зачем я подошел к ней?
Вопреки всем ожиданиям и опыту всех прошлых дежурств, эта ночь прошла спокойно. Отдежурив свое время, я лег на землю и проспал до утра, как убитый. И даже не хотел просыпаться, пока чей-то твердый сапог не ткнул меня в бок. Тут уж пришлось вставать.
Через реку переправились быстро. Единственное что – на другом берегу оказалось, что к моему бедру, прямо через штаны, присосалась жирная, черная пиявка. Пока отдирал ее, пришлось выслушать несколько сомнительных шуточек и предложений проверить в целости ли остальное. Впрочем, этим предложением я не пренебрег – хвала Дарену, все оказалось в целости.
Снова в путь. Шаг за шагом, продвигаясь вперед и буквально пробивая себе дорогу, мы идем вперед. Иногда, в редких просветах между листьями, на фоне неба уже виднелись далекие вершины гор. Почва понемногу становится каменистой. Ближе к середине дня те, кто шел впереди, наткнулись на огромный, вросший в землю камень. Поначалу, мы даже испугались, что снова перед нами какие-то древние развалины, но камень оказался просто камнем... А к вечеру мы уже достигли и самих гор.
Джунгли давно остались позади. Густая растительность сменилась нагромождением скал всех форм и размеров, а бешеная гамма цветов – одним единственным серым цветом, правда – разных оттенков. Лишь изредка глаз цепляется за пожухлый пучок травы или искривленный, словно в агонии, колючий куст, неведомо как уцепившийся корнями за голый камень. Вместо множества насекомых, из-под ног разлетаются с сухим стуком мелкие камушки. Как только мы вошли в ущелье, идти стало легче и, одновременно, сложнее. Легче – потому что теперь не надо бороться с зарослями за каждый шаг, не надо беспрестанно махать мечом, прорубая себе дорогу, не надо внимательно следить, чтобы на голову не свалилась какая-нибудь ядовитая гадость... Но и в ходьбе по мелким камушкам, толстым слоем покрывающим землю, мало удовольствия. Очень легко оступиться, поскользнуться... Всего за полдня двое, неловко ступив, уже подвернули ноги и ковыляют сейчас где-то в хвосте колонны. Да и, если не считать физические неудобства, все равно очень быстро устаешь от однообразно-серого пейзажа.
– Сюда! – Нарив указала на узкий, не шире пяти шагов, проход, ответвляющийся от основного ущелья. Указала, и, только сделав шаг, тут же подняла руку. – Стой!
Ее глаза устремлены на небольшой выступ, нависший на высоте двух человеческих ростов над проходом, по которому нам следует идти. Что она там заметила? Обычный выступ, каких много... На краю лежит здоровенный, почти круглый валун... Что-то блеснуло в лучах солнца, еще не успевшего спрятаться за вершину у нас за спиной. Какое-то движение...
– Я – Нарив, жрица Роаса из Красного Монастыря, сотник армии Его Величества, Когана. – крикнула женщина. – Выйди и назовись!
Из-за валуна появился человек. Низкорослый, затылком еле доставший бы мне до подбородка, он одет в длинную, доходящую до колен, кольчугу тусклого серого, сливающегося с окружающими скалами, цвета. На голове человека такой же тускло-серый шлем, похожий больше на ведро, в котором вырезано отверстие для лица. Человек подошел к краю выступа и оперся на странной формы огромный топор, орудовать которым, пожалуй, и двумя руками тяжеловато будет.
– Я – Ямал, десятник армии Его Величества, Дрогана. – грубый голос отразился от скал гулким эхом и унесся куда-то дальше по ущелью. – поворачивай прочь, ведьма! Через горы тебе и идущим с тобой прохода нет!
Нарив оцепенела. Лицо ее залила смертельная бледность, рот беззвучно открывается и закрывается...
– Что он сказал? – Молин дернул меня за рукав. Рядом с ним, выжидающе глядя на меня, стоят Седой и Ламил.
– Сказал, что нас не пропустят. – ответил я. – И он назвал Нарив ведьмой.
Седой грязно выругался.
– Если попробуем пройти силой, то все тут и поляжем. – Ламил задумчиво посмотрел на нависающий над дорогой выступ. – Будь там хоть десяток бойцов – идти под этот выступ все равно, что самим в пропасть прыгнуть.
– А то я не знаю. – огрызнулся капитан и повернулся ко мне. – Спроси у него, почему мы не можем пройти и почему он назвал женщину ведьмой.
Но я не успел выполнить приказ – Нарив уже пришла в себя.
– Как смеешь ты называть меня ведьмой?!! – ее голос зазвенел сталью. – Быстро позови командира, падаль!
– Я и есть командир. – оскорбление не произвело на Ямала никакого впечатления. – Уходи, если хочешь жить.
Он развернулся к нам спиной, прикрытой большим круглым щитом, и неторопливо снова скрылся за валуном.
– Весело нас здесь принимают... – пробормотал Баин. Он, конечно же, не понял ни слова, но достаточно было и того, что я перевел первую часть разговора, если это можно так назвать. Да и поведение стража говорит само за себя.