Унесенные магией

Потом разговор снова вернулся к порядкам в роте. На этот раз, тема зашла о питании. Баин посетовал на то, что наш ужин состоял лишь из хлеба и мяса. В ответ, Ретон посоветовал ему дождаться завтрака. Оказывается, главная пища солдата – это хлеб. И так не от скупости капитана. Я, с удивлением, узнал, что даже в легионах меню не шибко отличается от нашего. Комил, не знаю откуда он это узнал, рассказал, что даже бывали случаи, когда сами легионеры бунтовали, если вместо положенного хлеба им давали что-то другое. Вместе – пожалуйста, но хлеб, по мнению бывалых солдат, должен быть главной пищей. Ретон сам, когда только попал в роту, выразил недовольство меню роты. В ответ же, как он сказал, ему кто-то из бывалых наемников прочитал лекцию о питательности хлеба и прелестях марша на голодный желудок. А то, что лишь хлеб способен занять желудок на достаточно продолжительное время, тот наемник считал аксиомой. В конце концов, как когда-то Ретону, Баину посоветовали обеспечить себе любые разносолы, какие только душа пожелает, но самостоятельно и за свои собственные деньги.

Наутро мне, Молину и Баину пришлось побегать. Нас растолкал один из наемников и оповестил о том, что в лагерь снова нагрянула стража. На этот раз, стражников было почти два десятка. Не знаю, чего добивался тот, кто послал их сюда, но если он думал запугать Седого, то это у него не получилось. Что такое два десятка стражников по сравнению с более чем сотней закаленных в боях бойцов? Все прошло так же, как и вчера. Стражников водили между палатками, мы, в это время, скрывались за другими палатками... В общем, поиски нас снова не дали результата.

А потом для нас началась полноценная жизнь солдата вольной роты 'Седые волки'. После быстрого завтрака, который, как и предсказывал Ретон, состоял из большого куска хлеба и кружки воды, снова появился Ламил.

 – Ну что, выспались? – вполне дружелюбно улыбнулся он.

Клони, Ретон, Комил, Стон и Навин тут же вскочили и вытянулись перед десятником. А я, Молин и Баин немного растерялись. Слишком большая разница получилась между тем тоном, которым предпочитал общаться с нами десятник вчера и сегодняшним. Впрочем, удивление продлилось недолго.

 – А ну встать, гномы толстозадые! – дружелюбный тон сменился рыком, который мы запомнили еще вчера. – Бегом на луг!

Ближе к обеду меня начали посещать мысли о скорой смерти. Стражники казались почти друзьями, все прошлые неприятности – чем-то незначительным, а каждое текущее мгновение – расплатой за прошлые грехи.

 – Это по-твоему линия, свинья безрукая? – надрывался Ламил. – Ты как, сволочь, щит держишь? Тяжелый слишком? Может выдавать тебе побольше хлеба, если ты даже эту деревяшку поднять не можешь?

Мы уже полдня изображали укрывшуюся за щитами шеренгу. Десять шагов в одну сторону, десять шагов в другую, стоять, развернуться... Дарен упаси, зацепится своим щитом за щит соседа при развороте! Все тело в пыли, ноги гудят, будто после долгого бега, руки отваливаются, плечи немилосердно напекло солнцем, во рту, носу, в глазах – все та же пыль.

 – Стрелы сверху летят, чурки тупые! Вы хоть это можете понять? – удар тяжелой дубинкой об щит Баина, который заставил того пошатнуться и отступить на полшага назад. – Да я же тебя просо погладил! Легкое копье – и то сильнее бьет! Ты куда из строя вышел?

Десять шагов вперед, разворот налево, десять шагов вперед, разворот кругом... Мой щит цепляется краем за щит идущего рядом Молина. На мгновение в том подобии стены щитов, которую мы изображаем, появляется брешь.

 – Алин, скотина безмозглая! Молина убили! Ты понимаешь? Ты открыл дыру, размером с городские ворота, и туда только что влетела эльфийская стрела! Все, он труп! Падает, а в брешь на его месте, что б вам век одну мочу пить, летят другие стрелы! – Ламил принялся по очереди указывать на нас пальцем. – Ты – труп! Ты – труп! И ты – тоже труп!..

 – Придушил бы... Сука! – прошипел Молин, зло глядя на десятника, но тот, продолжая орать, не расслышал.

 – Налево, мать вашу! Десять шагов вперед!

Наконец-то наступил долгожданный перерыв. Я с уважением поглядывал на остальных ребят, которые терпели все эти издевательства уже не первый день. Впрочем, если бы вместо меня смотрел кто-то посторонний, не участвовавший полдня в экзекуции, то вряд ли вид обессиленных новобранцев вызвал бы у него что-то кроме смеха. Может быть еще – жалость. Чуть ли не волоча щиты по земле, мы пошли к лагерю. Обеденная пайка хлеба уже не вызвала никаких нареканий. Клянусь, это – самый вкусный хлеб, который я вообще ел в жизни! Даже то, что на зубах хрустит пыль и песок, не портит божественного вкуса!

 – Пива бы... – Баин одним глотком осушил кружку воды и снова налил.

 – Может тебе еще девку? – поинтересовался Клони. – Тебе какую лучше? Со светлыми волосами или с темными? А сиськи какие любишь?..

 – Клони, я тебе сейчас зубы выбью! – Ретон запустил в Клони кружкой, но или сил у него уже не было, или он специально не добросил – кружка упала на землю перед сидящим товарищем и покатилась куда-то в сторону.

 – Кстати, а с девками здесь как? – Молин, наверно, будет готов поговорить о женщинах и на пороге смерти. Он всегда отличался повышенным интересом к противоположному полу.

 – Здесь – никак. – поддержал тему Клони.

 – Одного поля ягоды! – сплюнул Ретон и отвернулся. – Еле на ногах стоят, а о бабах потрепаться...

 – Вот дорастешь до того, что тебя в город начнут отпускать – там тебе и бабы будут. – Клони не обратил на слова Ретона никакого внимания. – Еще, когда в Баронства вернемся, там уж выбирай на любой вкус. Тамошние крестьяночки, я тебе скажу, совсем не против подзаработать. Только остановится рота на ночлег у какой-то деревни, сразу набегут!

 – А потом подхватишь дурную болезнь от тех шлюх, – вклинился в разговор Навин, – тут твой мужской инструмент и отвалится! Разве порядочная девка в лагерь роты пойдет? Одни шлюхи!

 – Ну, если ты так говоришь, – пожал плечами Клони, – то там в деревнях уже ни одной порядочной не осталось. Как сюда шли – не меньше двадцати девок каждую ночь прибегало! А сколько в тех деревнях всего баб-то?

Навин густо покраснел и сжал кулаки. Взгляд Стона и Комила тоже стал очень далек от дружелюбного. Ну да, они ведь сами – деревенские! И легкомысленно высказанное вслух сомнение Клони в том, что среди деревенских женщин в Баронствах остались еще могущие похвастать добропорядочностью...Я бы на их месте тоже оскорбился.

 – Ша! – Ретон положил руку на плечо Навина и обжог взглядом Клони. – Ты или заткнись, или я тебе точно зубы выбью!

 – А я тут причем? – Клони поднял руки. – Это ж Молин спросил? Я только ответил...

 – Думай, что отвечаешь, придурок! – убедившись, что никто в драку больше бросаться не собирается, Ретон снова занялся своим хлебом.

 – Хорош прохлаждаться! – Ламил вынырнул из лабиринта палаток и оповестил нас об окончании отдыха. – На луг, бегом!

И снова палящее солнце, пыль, ноющие мышцы... Сначала мы учились работать короткими комьями – под неиссякаемый поток язвительных комментариев десятника кололи висящие мешки с сеном. Потом, на этот раз с учебными копьями, выстроились в две шеренги – одна против другой – и место мешка занял уже стоящий напротив. Отбить щитом удар, уколоть самому, отбить щитом удар...

 – Может ну ее к эльфам, эту роту... – Баин сидел у костра и рассматривал свои стертые чуть ли не в кровь ладони.

 – Думаешь, если нас поймают – лучше будет? – ладони Молина выглядят ничуть не лучше, но он не обращает на это внимания.

 – А если уйти из роты когда в Баронствах окажемся? – мне было жаль не только свои руки, но и все тело, ноющее и украшенное синяками от попущенных ударов копьем.

 – Ты же сам слышал, как там живется. – покачал головой Молин. – Хочешь что б тебя повесили только за то, что косо глянешь не на того? Нет, друзья, лучше всего нам здесь оставаться...

И так все следующие три дня. Завтрак, тренировка, обед, тренировка, ужин, сон, завтрак... Иногда, правда, такой режим прерывался очередной игрой в прятки со стражей. Они приходили еще пять раз. В последний раз, в конце четвертого дня нашей жизни в роте, к лагерю нагрянул уже целый отряд. Причем, во главе с начальником городской стражи. Шума было много. Не знаю точно, что сказал начальник городской стражи, но ответный ор Седого долетал, наверно до самого города. Насколько я понял, там все же прозвучало обвинение в укрывательстве преступников. Ответ же нашего капитана я приводить не буду – он состоял практически из одних нецензурных слов. Вкратце – стража была послана далеко и надолго, а начальник стражи – еще дальше. И ему пришлось все это проглотить. А как иначе? Ведь там собралась полностью вся рота! За исключением нас, конечно. И Крин с Лосиком, скорее всего, тоже где-то прятались.