Боль победы

– Чую. Воняет. – Федор встал и пошел к двери. – Извини, я здесь не останусь. Я понял тебя – деньги пахнут кровью. Но я ничего изменить не могу, солдаты хотят получить жалованье.

– Скажи тюремщику, что я распорядился привести того типа, что привезли последним. Шагай.

Федор четко, как на плацу, повернулся и вышел из камеры, держась прямо, будто кол проглотил. На душе у Андрея было хреново. Он и сам не знал, зачем пригласил Федора. Возможно, для того чтобы было легче делать то, что он наметил. Вроде как, если переложить часть груза на плечи друга, самому станет легче. Нет, это не тот груз. И стало ему гораздо тяжелее.

Дверь распахнулась, и в камеру, подпихнутый в спину сильной рукой тюремщика, влетел человечек с кудрявыми волосами, торчащими густой шапкой. Он дико огляделся по сторонам, заметил привязанного к креслу Данеро и плюхнулся на колени.

– Прости, хозяин! Я боюсь боли! Кто-то им сказал, что я твой бухгалтер, они меня захватили и привезли сюда! Я все рассказал! Прости!

– Хватит ныть, – презрительно-спокойно сказал Данеро. – Господин советник, что на самом деле вы от меня хотите? Деньги? Я отдам все, что есть. Еще что? Ведь вы не только денег хотите. Или вернее – не только те деньги, что у меня есть. Я понимаю, попался и должен заработать свою жизнь. Это нормально, это понятно. Так что я должен?

– Палач, забери этого, – Андрей указал на кудрявого человечка, валяющегося у него в ногах, – и выйди вместе с ним. Дверь прикрой плотно. Узнаю, что подслушиваешь, – уши отрежу. А я узнаю.

– Обижаете, господин советник! Что в мои уши вошло, там и умерло! Вы бы знали, сколько государственных тайн я выслушал – были бы очень удивлены, очень! И никто ничего не узнал. Ваше недоверие меня даже обижает…

– Вон отсюда! – рявкнул Андрей. – Еще слово, и ты на себе испробуешь свои инструменты!

Палача как ветром сдуло. Подхватив бухгалтера, он выскочил за дверь, плотно закрыв ее за собой. Андрей и Данеро остались одни.

Противники внимательно смотрели друг на друга. Каждый был умен и умел добиваться своего. И каждый знал, когда следует идти вперед, а когда надо отступить, потому что проиграл и дальнейшие действия лишь ухудшат ситуацию. Сейчас проиграл Данеро. И должен платить по счетам. Это он понимал четко. Как понимал и то, что, пока он жив, еще не все потеряно. А если будет мертв… в общем, понятно.

– Ты отдаешь мне все деньги, что у тебя есть, – негромко начал Андрей. – За исключением тех, что нужны на содержание трактира. Насколько я знаю, у тебя около трех миллионов. Далее. Ты отписываешь казне все дома и земли, что у тебя имеются. Это еще на два миллиона. По рыночной цене. А она упала. Далее. Ты каждый месяц отдаешь мне девяносто процентов денег, полученных от преступного промысла. Я приставлю к твоему бухгалтеру своего бухгалтера, и он будет проверять все счета. Кроме того, я лично буду тебя допрашивать, и, поверь, у меня есть возможность узнать – врешь ты или нет. Кроме того, я буду давать тебе задания, которые ты должен выполнять, – это сбор информации, это услуги убийц, это любые услуги, которые я у тебя потребую. Ты мой. Ты труп. Но пока живой. Но если ты сбежишь – я найду тебя везде. Клянусь. И разорву на части. И еще – мне нужен контакт с пиратскими капитанами. Я готов предложить им службу, дав грамоту, разрешающую грабеж судов южных магнатов. Пятьдесят процентов награбленного – мои. Корабли не топить, это моя собственность. Насколько я знаю, пираты в большинстве случаев не связываются с захваченными кораблями – негде ставить, больше проблем, чем выгоды. Так вот, приведет в порт – получит вознаграждение. Договоримся какое.

– Какие-то запреты? – хмуро спросил Данеро. – Вряд ли такой господин, как вы, боящийся замарать руки, не поставит какие-нибудь запреты на мою деятельность. Обязательно найдется что-то, что вам не по нраву.

Андрей встал, задумчиво прошелся по комнате, заложив руки за спину, остановился рядом с Данеро, постоял, покачиваясь с носка на носок, и вдруг нанес два хлестких удара в лицо пирата, сломав тому нос и разбив губы. Хлынула кровь, обильно залив рубаху ошалевшего от боли бандита, он обвис в кресле. Придя в себя, он поднял голову и, хлюпая носом, из которого текла струйка крови, спросил:

– Зачем?

– Чтобы не забывал, с кем разговариваешь. А еще – чтобы знал, что я не боюсь запачкаться в крови. Теперь ты это понял?

– Понял, – согласно кивнул Данеро, с опаской следя за руками этого странного человека. За последние тридцать лет он был единственным, кто напугал его до глубины души. Данеро даже на секунду показалось, что странными желтыми глазами советника на него смотрит демон из ада…

– Это хорошо, что понял, – удовлетворенно кивнул Андрей и, коснувшись ауры трактирщика, остановил кровотечение, зарастив сосуды в носу. Потом резко дернул того за нос, с хрустом поставив сломанные хрящи на место.

Данеро взвыл от слепящей, палящей как огонь боли, но Андрей не обратил на его вопли никакого внимания. Он даже не стал отключать у того боль – пусть почувствует то, что ощущают его «клиенты». Снова аура – и через несколько минут нос был снова цел и невредим. Если бы не залитое кровью лицо и рубаха бандита, можно было бы сказать, что ничего не случилось.

– Запрет: никакого убийства и пыток девушек. Узнаю, что ты снова поставляешь девушек эти подонкам, – убью. Мучительно и страшно. Вот так. – Андрей протянул руку к ауре Данеро, и тот вдруг ощутил дикую, страшную боль в теле, как если бы он превратился в одну разверстую рану, сочащуюся кровью.

Андрей задержал боль на несколько секунд, всего на пять или семь, но за это время Данеро чуть не умер от сердечного приступа, настолько сильны были страдания. Он обмочился, тяжело дышал и был совершенно сломлен. Его дикий крик, вероятно, достиг самого верха, так жутко он кричал.

Андрей подошел к двери и, приоткрыв ее, крикнул палачу:

– Иди сюда!

Палач вошел, ревниво оглядел свое рабочее место и с легким укором сказал:

– Ну зачем вы утруждали свои рученьки, господин советник! Я бы так поковырялся у него в носу, что и нос был бы цел, и до конца жизни он помнил бы о боли, что я ему причинил! Давайте я вам полью на руки, вы испачкались! А здорово вы его приложили, он так кричал, любо-дорого послушать! Просто песня! Нам у вас еще поучиться надо!

Андрей едва не ударил угодливо хихикающего палача. Похвала из его уст – палач констатирует, что готов у него поучиться, как пытать людей! – это ли не ужас?!

И в который раз он задал себе вопрос: «Все ли верно я делаю? Так ли я должен поступить?» – и в который раз ответил, что не видит другого выхода.

– Пойди к тюремщику, пусть вызовет судью и двух свидетелей-стряпчих. Будем писать документы и заверять их. И еще – отмой ему морду…

Андрей вышел из камеры – ему ужасно хотелось вдохнуть свежего воздуха, пусть даже это воздух пополам с мелкой дождевой взвесью. Ему было тошно.

Судья прибыл через полчаса – встрепанный, с ошалелыми глазами. Похоже, его вырвали прямо из-за обеденного стола, потому что на его бороде повисли крошки печенья, а губы лоснились, как будто он только что ел что-то жирное. «Впрочем, может, он и всегда такой неряшливый», – подумал Андрей, ощутив запах еды, впитавшийся в одежду судьи. Еды и едких чернил, пахнущих спиртом и краской.

– Приветствую вас, господин советник! – Судья низко поклонился и махнул рукой своим спутникам – молодым парням с письменными принадлежностями в руках. – Быстрее, быстрее! Не заставляйте ждать! Господин советник очень занят, да и я не просто так болтаюсь по улицам. Бездельники!

Через час все было закончено. Бумаги, подтверждающие перевод денег со счетов Данеро в казну, купчие на землю и дворцы – все было готово. Остальное, укрытое в тайниках под трактиром, Данеро обязался отдать по первому требованию.

Требование было высказано незамедлительно, и трактирщик в сопровождении Федора и нескольких гвардейцев, переодетых в штатское, отправился потрошить захоронку.