Страница 65 из 89
ПИСАНО В 1827 ГОДУ
1 Я на людей гляжу с тоскою. Фальшь отравляет душу им. Париж полузатоплен мглою, Когда-то поглотившей Рим. От лихорадки революций Леча народы, короли Пилюли клятв и конституций Для них тайком изобрели. Наш мрамор сходен с углем грязным, С вампиром — каждый наш святой. Тот, кто нам кажется прекрасным, Уродом был бы в век иной. Плутует честный, лжет правдивый. Мы кроткими стремимся быть Лишь потому, что мы ленивы, А гнев нас может утомить. Меж нами больше невозможны Ни Гемпден, ни Дантон, ни Брут. Бок о бок в нас софизм безбожный И добродетели живут. Смывает честь прилив позора, А там, где всемогущ разврат, Илотом делается скоро Упавший духом спартиат. Бледнеет день; слабеют силы; На черный хлеб и потный лоб Людей труда, подняв кропило, Бесстыдно брызжет грязью поп. Накладывает ночь глухая На разум и зарю запрет, И, только зренье напрягая, Сквозь тьму годов мы видим свет. Былое властвует над нами. Опять ему опора — трон. Опять наш дух его когтями Придавлен, схвачен, ущемлен. Монарх — добряк, но мостовые Поит кровавая волна. Уселась шлюха-тирания На шее короля-бревна. У нас сердца — сродни клоакам, Дела — зловонней сточных ям. Кто продает страну казакам, Кто совесть продает попам. Чтоб войны, казни и страданья Господним словом оправдать, Зловещий, адский смысл Писанью Религия спешит придать. Молва покорно, как машина, Хвалу преступникам поет, И мочат слюни Аретина Ее отвисший жадно рот. Париж одела, как лакея, Фортуна, властвуя над ним, В такую страшную ливрею, Что с ней и саван несравним. Победа, словно потаскуха, Дает любому наглецу Шептать ей комплименты в ухо Иль бить с размаху по лицу. Не принц Конде, не Лафейады, А солдафон спесивый с ней Вкушает пьяные услады, Как с Афродитою Арей. Повсюду деньги, разложенье, Цинизм, насмешки над мечтой, Подобострастные движенья, А в душах — только мрак ночной. 2 О мысль моя, покинь столицу! Беги в румяные леса, В поля, где на цветы ложится И шепчет о тебе роса. Лети к густым прохладным чащам. Предутренний туман исчез. Над миром, радостью кипящим, Смеется светлый лик небес. Войди под лиственные своды, Где так отрадно быть вдвоем, Где феи водят хороводы Ночами, а крестьянки — днем. Все ждет тебя нетерпеливо. Стрижи вернулись, и река Тебе расскажет шаловливо О первой ножке без чулка. Смотри: вокруг ликуют бурно И ключ, и птицы, и трава, И юный луч зари пурпурной, Узнав от роз, что ты жива. Покинь Париж. В лазури чистой Февральских бурь растаял след. Весна в окно рукой душистой Апрель бросает, как букет. Согреты солнцем все тропинки, По лугу пробегает дрожь, И жук на кончике былинки С матросом на грот-мачте схож. Так что тебе до Талейрана, Фуше и нантских нуайад! Ты слышишь? Мухи непрестанно В прозрачном воздухе гудят. Оставь заботы и печали, Довольна будь и весела, Раз из пруда ирисы встали И земляника зацвела. 3 Любимая, беги со мною! Париж мертвит сердца. Скорей! Вкусим забвение хмельное Листвы и солнечных лучей. Священен лес. Его вершины Сверкают летнею порой. Его зеленые пучины — Жилище вольности святой. Едва лишь в эти бездны глянет Ожесточеннейший из нас, Как мир ему казаться станет Милей и краше во сто раз. Алеет утро. Все сияет. В овраге плещется волна. И радость бытия вскипает, Как пена свежего вина. Шиповник ласков, как влюбленный. Трепещут нежно лепестки. Все речи так непринужденны, Все взрывы смеха так легки! О, тайны умиротворенья! Прозрачно тающая тень! Душа немеет в ослепленье, Впивая лучезарный день. Забудем все, сотрем бесследно Печаль и горести с чела! Пусть жизнь, как полночь, беспросветна Природа, как восход, светла. Пусть люди мерзостны и страшны, Пусть нравы низости полны, — Что мне до них, когда на пашне Бубенчики быков слышны! Не может быть иной отрады Для нас, насельников земных, Чем ширь полей, и сумрак сада, И смутный шум ветвей лесных. Уйдя в просторы без границы, Мы мудрость мира познаем. Довольно пенья малой птицы, Чтоб доказать, что бог — во всем.