Северный страж

Осмотревшись, чужаки крадучись двинулись по тропинке. Алексей вжался в лапник, стараясь не выдать себя ни одним движением.

Дойдя до загона, остановились, озадаченно разглядывая безучастно жующую овечку. Мельком глянув наверх, старший опробовал копьём крепость прутьев и что-то спросил у остальных, причём явно не по-вепсски.

— Власий, как думаешь, зачем она тут? — повернул голову воевода. — Для выпаса уж больно маловата.

Настороженно поглядев по сторонам, соратник пожал плечами.

— Да кто их знает. Истинно говоришь, маловата. Вон, вишь, лестница наверх. Может, привада какая для волков. Наверно, совсем одолели. Я слыхал, лютуют они изрядно в этих краях, особенно в подзимье. Скот режут, и людей бывало.

— Может, и так, — задумчиво огладил бороду Ратмир. — Значит, так, слушайте все сюда. Овцу заберём на обратном пути, пожрать что будет. В деревне особо не лютовать. Говорят, их тут раз-два, да обчёлся. Берём серебро, меха и остальное что ценного. И с бабами там помягше, слышь, ты, Федец, — выразительно покосился на самого младшего, с жиденькой бородёнкой. — Вначале дело. Ясно?

— Да ясно, ясно, — криво ухмыльнулся Федец. — Там небось и баб уже никаких не осталось.

Соратники понимающе гоготнули.

— Видали, опять горит у него. Жениться тебе скорей бы надо…

— А ну цыц! — оборвал Ратмир. — Потом ржать будете. Сколько ни есть, но мужики у них ещё остались. И чтоб тихо у меня! Айда за мной, — двинулся по тропинке. — И глядите в оба!

Отпустив чужаков метров на тридцать, Алексей бесшумно спустился и торопливо заменил патроны.

Конечно, может, и лишняя предосторожность, но таким гостям серебро явно ни к чему, и обычная картечь за глаза сойдёт. А там глядишь, и правда выяснится, что это действительно близкие родственники и прибыли исключительно в помощь. Не надо во всём видеть только плохое. Мама ведь как говорит, надо смотреть на мир с оптимизмом. Вот заодно и проверить можно.

Пригнулся и короткими перебежками двинулся вслед, прячась за мелкие ёлки. С каждым шагом чересчур осторожное поведение возможных родственников вызывало всё большие и большие подозрения. Конечно, может, они так сильно птицы боятся, но ведь не настолько же. Десять вооружённых мужиков. Местные и то вон вдвоём почти без опаски передвигаются. Хотя не факт. Запросто могли привыкнуть. Слишком долго бояться тоже ведь невозможно. Со временем любое чувство притупляется. Чистая физиология, никуда не денешься.

Ратмир остановился у молодой пышной сосны шагах в двадцати от изгороди и предупреждающе поднял руку. Где-то совсем рядом горласто перекликались утренние петухи. Пахло терпким дымком близкого жилья.

Соратники послушно замерли, предвкушая лёгкую добычу. Ох, и голова же воевода. Глаз намётанный, всегда знает, где поживиться. Прошлой седмицей приметил на торжище молодого вепса с кривым глазом. Парень простой, деревенский, лицо широкое как блин, сразу видно — олух. Знакомства ради, купил Ратмир у него оберегов парочку, да и разговорил потом за чаркой. Слово за слово, после третьей паренёк вошёл в раж и начал плести какие-то небылицы про лихо невиданное. Дескать, дивитесь, люди добрые, какое чудище кровожадное завелось у нас в округе. Изловить его никто не может, потому как непростой это зверь, а колдовской. Скот без числа пропадает, и люди. Бежит, говорит, от страху народ из деревни кто куда. А я вот ничего не боюсь, потому как оберег у меня есть, да такой, что супротив любого чудища раз плюнуть. Выпил ещё чарку, захрапел и свалился. Вот как у такого простофили кошель было не забрать? Заодно и деревеньку его навестить. Сразу видно, люди живут там простые. Безропотно всё отдадут. А что наплёл про чудище, тоже понятное дело, попробуй оберег-то просто так кому продай. Не клюнет народ. Умаслить хорошо надобно, небылицу рассказать, да не абы какую, а пострашней. Дескать, худого не думайте, на себе проверил, вот видите, жив до сих пор. Люди слушают, да покупают…

За изгородью голодно замычала корова.

— Иду, милая, иду, — послышался грудной женский голос.

Ратмир понимающе ухмыльнулся и повернул голову, отыскивая молодого.

— Слышь, Федец. Залезь-ка по-быстрому, глянь что там. Только чтоб тихо у меня!

— Это мы мигом, — радостно осклабился молодой подельник.

Положил топор и бесшумно юркнул наверх. Прошелестев иголками, устроился в развилке.

Соратники замерли, заинтересованно поглядывая наверх.

— Ну чего там, сказывай давай уже, не томи, — сердито шепнул Власий. — За смертью его только посылать…

Федец свесил голову и горячо зашептал:

— Эх, хороша же деревушка! Десятка полтора домов, пяток собак, куры, баба с коровой пошла…

— Да тьфу ты, — досадливо сплюнул Ратмир, — опять он о своих бабах… Мужиков кого видать?

— Не, пока не видать.

— Ага… А сколько, ты говоришь, там собак-то?

— Да штук с пяток.

— С пяток, говоришь, — воевода задумчиво огладил бороду. — И небось все здоровые?

— Да не, шавки. Бывало и здоровее видал.

— Шавки это хорошо. Всё, слазь давай, — требовательно махнул рукой Ратмир.

Дождавшись, когда молодой спустится, обвёл всех требовательным взглядом.

— Все слышали? Собак мало, мужиков не видать. Видно, кто по дрова, кто на промысле. Так что если не хотите топориками помахать, брать всё надо быстро и уносить ноги. Пока мы по воде выгребать будем, они нас берегом могут опередить. Деревень тут полно, и все родственники. Если объединятся, маловато нас будет для хорошего боя…

Власий презрительно скривился.

— Хорошего боя? Так их нурманы-то каждый год и щиплют всех помаленьку. Здешние мужики, чай, и за топор-то не знают с какой стороны взяться.

— Так то нурманы, — мрачно глянул Ратмир. — Нашёл с кем себя равнять. Вепсов тоже чуть подучить, да доспехи хорошие дать, и нурманам мало не покажется. Аль забыл, как прошлой осенью троих наших всяким дрекольем покалечили?

Власий пожал плечами.

— Так покалечили же, не убили.

— Вот и я о том же, — выразительно глянул воевода. — Если бы их врасплох тогда не застали, то и убили бы. Потому ещё раз говорю, пока нас маловато, быстро всё берём и тащим на ушкуй. До вечера у меня ещё пара деревень малолюдных на примете есть.

— Вот это дело, — оживился Федец.

— А ты вообще помалкивай, — показал внушительный кулак воевода. — Увижу, что вместо дела ты опять по бабам, уж не обессудь.

Перехватил топор поудобней и повернулся к ограде.

— Ну что, двинули помаленьку…

Луша забросила курицу в горшок и поставила ближе к краешку на малый огонь. Не ровен час, чуть зазеваешься, весь отвар убежит, вот тогда чад в избе поднимется, не продыхнуть. Стыдобища-то какая будет. Хороша же хозяйка, гости скажут. С готовкой и то сладить не может.

Приподняла крышку горшка с грибами и, придирчиво оглядев, перемешала густое варево. Сыроваты. Пусть ещё потомятся. Будет чем угостить на вечер.

Украдкой смахнув с носа капельку пота, поставила в сторонку ухват и повернулась к ведунье.

— Бабушка, а вечерять будем…

Слова застряли на полпути.

Гертруда невидящим белым взором смотрела куда-то сквозь стены. Даже не дышит, словно неживая.

— Бабушка, — растерянно позвала Луша. — Бабушка! — испуганно потрясла за плечо. Такой страшной ещё никогда не видела.

Ведунья очнулась и часто задышала.

— Беда, доченька, ой беда. Люди чужие за оградой идут, вдесятером, с оружием. Олекший таится за ними сзади, но пока не трогает, не поймёт кто такие. Ты вот что… Не пугайся. Лучше беги со всех ног к дядьке Лару, предупреди его, а потом в погребец куда спрячься.

— А… как же, — Луша в отчаянии стиснула кулачки.

— Беги! И всех предупреди!

Задыхаясь от страха, Луша набросила шаль и со всех ног бросилась в кузню. Руки тряслись. Сразу вспомнилось, как нурманы извели всю семью. Если бы тогда с бабушкой по ягоды в лес не ушла, тоже лежала бы вместе со всеми в одной могилке. А вот что теперь делать, неведомо. Отпор никто не даст. Олекший и Лар вдвоём с десятерыми никак не управятся. Разве что громом их всех сразит, да только хватит ли его на всех.