Том 1

Писатель убежденно сделал своего главного героя — Спитамена — выходцем из простого народа, сыном согда и скифской женщины, чем символизировал желаемый союз соседних народов в борьбе за свою свободу, хотя, конечно, знал, что «исторический» Спитамен был выходец из персидской знати. «Спитамен остался жить — отрезанная голова была другого», и он «продолжит борьбу с врагами, терзающими его Родину», записал автор в дневник. В этом В. Ян твердо следовал своему творческому принципу создания героических образов: «Герои должны быть не такими, какими они бывают в действительности, а какими они должны быть, чтобы стать идеалом!»

«Так возникла, — завершает В. Ян, — историческая повесть об этом талантливом, но жестоком завоевателе. Книга вышла в свет крайне урезанной, без ее начала и конца, многих глав, вследствие недостатка тогда бумаги у Издательства».

Не удовлетворенный сокращенным изданием, писатель впоследствии часто возвращался к этой книге, дорабатывал ее; он набросал план трилогии, где «Огни на курганах» должны были занять промежуточное место между «началом» и «концом» завоевательных походов Александра Македонского. В октябре 1941 года, направляясь в эвакуацию в поезде, составленном из подмосковных «электричек», отнюдь не в «творческой обстановке», писатель ежедневно продолжал работать и написал «Смерть Каллисфена», ставшую эпилогом полного (посмертного) издания повести.

Публикуемый в настоящем Собрании текст, дополненный и переработанный с учетом позднейших пометок автора, содержит ранее отсутствовавшие: первую часть, песни Саксафара во второй части, три главы в третьей части, две главы в четвертой части, одну в пятой и эпилог. В этом виде повесть вышла в свет в 1969 году, через 15 лет после кончины автора. Она переиздана у нас 12 раз и 5 раз за рубежом.

Повесть «Спартак» вышла в свет в 1933 году (изд. «Молодая гвардия»). «В 1927—29 годах исполнилась двухтысячелетняя годовщина изумительной трехлетней борьбы, которую вели бесстрашные гладиаторы и рабы под предводительством Спартака — против могущественного тиранического Рима, — писал В. Ян. — Многочисленные общества, кружки и заводы у нас в стране, носящие имя гениального фракийца, упустили это и ничем не отметили годовщину великого восстания рабов».[340]

«В своей повести «Спартак» я попытался показать сурового фракийца, смелого вождя восставших рабов, талантливого организатора, сумевшего объединить людей различных национальностей. Книгу я написал отчасти в противовес роману Р. Джованьоли, где автор заставляет Спартака вести себя недостойно вождя восстания».

Когда Д. Гарибальди прочел роман Р. Джованьоли (в 1870 г.), он прислал автору письмо, где, между прочим, писал: «Вы, римлянин… образ Спартака— этого Христа-искупителя рабов— изваяли резцом Микеланджело»[341]. В. Ян отмечал, что «историческая ценность романа Джованьоли относительная, так как Спартак выведен не тем суровым, могучим фракийцем… каким он был по описаниям Аппиана, Плутарха, Флора и других римских историков, а именно «Христом рабов», который, как романтический рыцарь, то и дело краснеет, и бледнеет, и плачет, и одновременно с великим делом освобождения рабов занят любовными чувствами к Валерии — «божественной красавице», аристократке, богатой и знатной патрицианке, жене диктатора Суллы (!). ради которой он бросает свой лагерь (!!) и спешит на трогательное свидание с ней (!!!).

Весь этот роман Спартака с Валерией выдуман. Джованьоли должен был знать, но умолчал об этом. что. по сообщению Аппиана, у Спартака была жена-фракиянка, которая участвовала вместе со Спартаком не только во всех трудностях походной жизни, но и в сражениях Роман полон и других исторических неточностей, выдумок и натяжек».

«Мы знаем личности в истории, полные исключительной силы, которые своими подвигами привлекают внимание человечества, погибая за великую идею, которой они всецело посвятили свою жизнь. Таким исключительным человеком был Спартак. воодушевленный страстью к освобождению рабов и ненавистью к тиранам. Пытаться выводить такие необычайные, героические фигуры в виде счастливых или страдающих любовников — это значит снижать и опошлять их образы».

Указывая на «клеветническое изображение» Спартака, «якобы тайно встречавшегося с Крассом и предлагавшего сдаться тому на милость (!). чтобы сохранить себе жизнь». В Ян писал. «Можно ли даже на мгновение допустить, чтобы кто-нибудь из любимейших наших героев гражданской войны, например, Чапаев, отправился на свидание с генералом Деникиным, предлагал от имени товарищей сдаться в плен и затем. мирая под обстрелом белогвардейских пулеметов, направлял свою «последнюю мысль, последнее биение сердца», скажем, к какой-нибудь герцогине или графине? Одна такая мысль покажется всем чудовищной и невероятной!»

В Ян обращался и к своим коллегам, писателям-историкам. призывая их «создан» новую оригинальную повесть, дающую яркую и правдивую картину борьбы Спартака, как вождя и олицетворение рвущих цепи народностей, угнетенных хищным Римом…»

Величественная тема восстания рабов Рима настолько увлекла писателя, что он написал либретто балета «Спартак», и оно было одобрено Художественным советом московского Большого театра, а музыку предложили написать «Мясковскому, Шостаковичу, Кабалевскому…»; тогда же В. Ян стал соавтором балета «Спартак», готовившегося к постановке по его либретто Тбилисским театром оперы и балета, и пантомимы на ту же тему в театре К. А. Марджанишвили. Эти замыслы не были осуществлены по причинам, от В. Яна не зависящим (были репрессированы некоторые руководящие музыкальные деятели обоих театров, от кого зависела постановка балета), а вскоре А. Хачатурян написал музыку триумфально прославившего его балета «Спартак».

Повесть издана у нас 15 раз, в том числе на адыгейском, туркменском, латышском, киргизском, узбекском языках, и 8 раз за рубежом.

В основу рассказа «Голубая сойка Заратустры» лег эпизод из повести «Огни на курганах» (Часть шестая. Глава «Базилевс в Бактре»). Автор предполагал включить рассказ в третью часть задуманной трилогии о нашествии Александра Македонского на Азию.

Летом 1945 года, будучи в подмосковном Доме творчества писателей «Передел-кино», В. Ян. размышляя о новых главах повести, записал в дневник: «…гуляя по окрестностям, пришли к Мичуринскому саду, нашли какую-то добрую женщину. У нее голубая сойка-зимородок, совсем ручная. Взлетит на ветку дерева, потом возвращается в комнату. Садится на плечи, просит еды, разевая клюв, как галчонок.»

Сойка взлетела на плечо писателя, вспорхнула на его голову и стала перебирать клювом седые пряди волос; слетев на дверь, замяукала по-кошачьи, заскрипела, повторяя имя «Ми-тя… Ми-тя», а когда В. Ян просвистел музыкальную фразу, сойка повторила ее мелодию… Встреча с «говорящей сойкой» вдохновила писателя, и птичка стала прообразом маленькой героини его рассказа. «Ведь такая голубая сойка — священная птичка Заратустры; он ее научил говорить самую свою главную заповедь, и она передала это умение своему потомству до наших дней…»

В. Ян поясняет, что он создал рассказ, «чтобы объяснить, почему Александр сжигает книги (свитки): в них возвеличивается род персидских царей, якобы «поставленных от Бога», а македонец сам «божественного происхождения», а потому возлагает на себя все привилегии, бывшие у древних персидских царей».

Впервые рассказ опубликован в сборнике «Загадка озера Кара-Нор» (М. изд. «Советский писатель». 1961)

«Письмо из скифского стана» продолжает сюжетную линию «кифареда Аристоника», начатую в повести «Огни на курганах» (Часть первая «Александр в долине Седых гор»). Упоминается здесь и о скифе Будакене. Рассказ написан в Москве в конце 20-х годов по воспоминаниям о путешествии в 1903–1904 годах через Северную Персию и встрече в пустыне Деште-Лут с кочевым племенем амазонок «машуджи» свободного народа «Люти». Впервые он напечатан в журнале «Всемирный Следопыт», 1929, № 1.

340

Здесь и далее цитируется: В. Ян. «Оклеветанный Спартак», «Где же настоящий Спартак?», черновики статей и писем в редакции; записи в дневниках 30-х годов. — Архив В. Яна. В. Ян. «Как издан «Спартак». — «Книга— молодежи», 1932, № 5.

341

Письмо Д. Гарибальди— Р. Джованьоли. — Р Джованьоли. «Спартак». «Молодая гвардия», Д., 1947.