Страница 39 из 61
В последний момент пропал юнкер. Искали повсюду, — напрасно. Вся его поклажа была в наличии. Накануне вечером его видели егерь Хагемайстер и слуга маркиза — он запаковывал вещи. Постель нашли нетронутой. Чивителла решил отложить отъезд и заняться поисками. Но граф чувствовал, что казус как-то связан с доктором Тойфельсдроком, который задумал таким образом показать безграничную власть над юнкером. Уехали без Цедвица.
Когда они прибыли в резиденцию, у ворот парка их ожидали принц Александр и барон Фрайхарт. Дружески обнялись, и принц воскликнул:
— Вот это я называю пунктуальностью: за две минуты до назначенного срока!
— Назначенного срока? — изумился маркиз.
— Маркиз, — засмеялся принц, — вы же послали молодого Цедвица, чтобы известить о вашем прибытии.
Он взял маркиза под руку и они направились к дому. Граф и барон следовали поодаль.
— Так юнкер приехал? — спросил Остен.
— Еще вчера, — кивнул барон. — Скакал день и ночь. Принц чрезвычайно признателен и вам и ему за такое внимание.
— Внимание? — удивленно повторил Остен. — Что вы имеете в виду? Мы юнкера не посылали и ничего ему не поручали.
Он коротко рассказал об исчезновении молодого человека и предыдущих событиях.
Фрайхарт выслушал и сообщил:
— Юнкер прибыл утром и пожелал немедленно видеть принца, который как раз находился в моей комнате. Он известил о точном часе вашего приезда, сказал, что вы послали его заранее, дабы поскорее устроить сюрприз. Сам он ничего толком не знал. Это передали графу в гостинице с просьбой переслать принцу.
Тут он достал из кармана небольшой пакет. Принц открыл — из пакета выпал венецианский кружевной платок, помеченный именем «Вероника». Принц прижал к губам этот платок, струивший чудный аромат. «О, этот запах», — прошептал он. Потому-то он в таком прекрасном настроении. Принц, понятно, надеется услышать и о даме из Мурано, и об армянине.
Рождество прошло без всяких новостей. В Сильвестрову ночь доставили во дворец принца сообщение, которое могло иметь касательство к армянину или, по крайней мере, к его другу — мюнхенскому ученому. Маркиз Чивителла как в Венеции, так и в венецианском посольстве в Мюнхене просил разузнать все возможное о сих таинственных личностях. В этот вечер он получил письмо из Мюнхена. Принц и его близкие друзья — граф Остен, барон Фрайхарт и молодой Цедвиц — проводили время за дымящейся чашей пунша.
— Опаздываете, маркиз, — весело упрекнул его принц. — Что это у вас?
— Любопытная вещь, монсеньер. — Маркиз, улыбаясь, разворачивал письмо, пока юнкер наполнял его бокал. — Оказывается, наш вундердоктор не лишен чисто человеческого юмора и даже озорства. Тут приложен итальянский перевод — баварский диалект рукописи, честно говоря, превышает мои познания в немецком. Пусть барон Фрайхарт с вашего милостивого разрешения прочтет оригинал — это, клянусь, подходит к настроению в Сильвестрову ночь.
Принц согласился, и Чивителла выпил за его благополучие. Передавая рукопись барону, пояснил:
— Как должно быть известно вашему сиятельству, я не забросил свое маленькое расследование и попросил о содействии посла венецианской республики в Мюнхене, — он уже лет двадцать обретается при тамошнем дворе и, разумеется, имеет хорошие связи. Он мне написал, что ни правительству, ни полиции ничего не известно о существовании доктора Тойфельсдрока. И все же, благодаря весьма комическому случаю, он кое-что узнал о нашем приятеле от одного простодушного деревенского священника. Сей честный пастух душ человеческих прибыл в посольство из верхней Баварии за рекомендательным письмом: он нацелился в Рим и хотел проехать через Тироль и Венецию. Пока он сидел в ожидании документа, посол говорил с одним из секретарей, как бы лучше мне помочь. Пастор не понимал ни слова — беседовали по-итальянски. И вдруг задрожал, услышав «доктор Тойфельсдрок». Когда имя произнесли второй раз, он испуганно перекрестился, на третий — побежал к двери. Его удержали, попросили объясниться, и он поведал удивительную историю, которая произошла в его собственном приходе. Послушайте, господа, запись, сделанную посольским секретарем со слов досточтимого клерикала.
Барон Фрайхарт начал читать:
Тем летом жил в Мангфале неизвестный, который в церковь не ходил, но поскольку посылал господину пастору и господину бургомистру деньги для бедных, его и не беспокоили. Он называл себя доктором Тойфельсдроком, и приличные люди не желали водить с ним знакомства. Он также не предавался радости общения. Привез с собой кучу нечестивых книг и целыми днями просиживал над ними. Только вечерами бродил в поле и в лесу и, случалось, приносил с собой жуков, мокриц и других представителей этой безбожной братии. Жил он у фрау Анастасии Хупфауф — хозяйки постоялого двора и самой пригожей женщины во всем приходе. Все мужчины поедали ее глазами, особенно господин пастор. Ее муж, человек состоятельный, преставился в прошлом году, при последнем освящении церкви. Отличался щедростью — на украшение храма или на вино никогда не скупился. Вот и пригласил он господина бургомистра и господина пастора отметить освящение, и все шло наилучшим образом, пока господин пастор не изволил опуститься под стол, так что пришлось унести его домой. Хозяин постоялого двора продолжил веселие с греховными людьми, и все порядком нагрузились. Тогда воцарился над ними сатана, и принялись они меряться силой. Хозяин похвалялся отломить край большого дубового стола и свершил сие, выиграв бутылку вина. Затем вознамерился повалить быка за рога и одним ударом сокрушить огромного роста работника. И тогда заорал бортник, что охотно всему верит, но есть такое, чего никому содеять не удастся. „Говори, что“, — спросил хозяин. „Одолеть моих пчел“. Расхохотался хозяин, пообещал достать весь мед и принести. И плевать он хотел на пару пчелиных укусов. Провожал хозяина бортник и еще двое, — остальные уже не имели над своими ногами власти. Хозяин тут же за дело взялся — разорил первый улей и принялся мед вытаскивать. Пчелы разлетались, раскусались в свое удовольствие, крестьяне кинулись врассыпную, а хозяин вслед кричит: бегите, мол, на постоялый двор, меду сейчас доставлю. И схватился за второй улей.
Остальные прибежали на постоялый двор и, хозяина ожидаючи, снова за вино уцепились. А хозяина нет и нет. Повалились они спать.
На другое утро нашли хозяина у разбросанных, разоренных ульев. Поработали над ним пчелы на совесть. Никто не мог его узнать, так он распух. Принесли домой к жене, послали за лекарем да не застали. Хозяйка и служанка растерли его уксусом — что толку; ясно было, пришел его час. Тогда послали за пастором, — святой муж ради долга христианского и во имя Господа преодолел тяжкую свою усталость. Увидев хозяина, не преминул воздать хвалу могуществу перста Божия, одним мановением коего сильный и богатый человек превращен в кусок бесформенного, распухшего мяса. Рассказал присутствующим о бесконечной доброте Божией и неисследных путях Ее, пробудил у несчастного хозяина раскаяние в греховных деяниях и дал ему последнее причастие.
И скончался хозяин в христианском умиротворении. Жена его откупила у бортника несколько ульев и установила на заднем дворе. В память супруга всячески за ними ухаживала и продавала мед за хорошие деньги.
Кстати сказать, все это случилось, когда хозяйка была беременна: через шесть недель после кончины супруга родила она красивую толстую девочку.
На постоялом дворе жил тогда лишь один чужой человек — доктор Тойфельсдрок. Явился он как-то утром в почтовой карете, осмотрелся, и более всего ему понравилось жилище фрау Хупфауф. Хозяйка возлюбила его, ибо платил он талерами Марии-Терезии, сдала приглянувшуюся ему комнату, и поселился он там и принялся рыскать в своих нечестивых книгах.
Многие заглядывались на молодую красивую вдову, к тому же богатую, — немудрено, что мужчины только языками прицокивали, когда она мимо проходила. Вдова, гордая и спесивая, знать никого не хотела, видать, никто не был для нее достаточно хорош.