Страница 1 из 10
Борис Пастернак Стихотворения
Предисловие
Составляя этот сборник из стихотворений Бориса Пастернака, писавшихся в разные годы, мы хотели обратить внимание читателя на единый, органический характер основного содержания его многолетнего труда (1910—1960). На его глазах менялся мир, образ которого рисовал Пастернак, но сохраняя цельность своего дарования и верность ему, он зорко следил за тем, что происходило вокруг, не обманываясь владычеством «трескучей фразы» и лжи злободневности, всеохватно царившим в его зрелые годы.
Пастернак считал, что «одаренный человек знает, как много выигрывает жизнь при полном и правильном освещении и как проигрывает в полутьме», и в таланте видел залог чести и верности себе, то есть «детскую модель вселенной», заложенную с малых лет в сердце художника. Он писал: «Дарование учит чести и бесстрашию, потому что оно открывает, как сказочно много вносит честь в общедраматический замысел существования». Стремление к правде становится для талантливого человека личной заинтересованностью, несмотря на то, что эта позиция в жизни может обернуться трагедией, что второстепенно.
Пастернак писал эти слова в 1948 году поэту Кайсыну Кулиеву, оказавшемуся в ссылке в связи с насильственным выселением балкарского народа с Кавказа. И действительно, сам Пастернак всю жизнь и все свои творческие силы посвятил сохранению той «детской модели вселенной», которую впитал в сердце в артистической атмосфере родительского дома. Помимо активного творческого отношения к искусству, живописи и музыке, которым посвятили свою жизнь его отец и мать, в общем духе семьи в первую очередь сказывалось влияние Льва Толстого и преклонение перед его нравственной высотой и художественным мастерством. Отец иллюстрировал его произведения, много рисовал его самого и членов его семьи, родители ездили в Ясную поляну. Вызванный в Астапово делать посмертную маску, отец взял с собою 20-летнего Бориса. Христианские черты учения Толстого составили незыблемую основу нравственной модели мира Бориса Пастернака. Неприятие насилия и лжи стали главной точкой его столкновения со временем, вменявшим в обязанность жестокое отношение к «врагам» и необходимость кровавой расправы с ними. В ответ на решительный отказ Пастернака подписать письмо о расстреле очередной партийной группировки первый секретарь Союза писателей орал на него: «Когда кончится это толстовское юродство?».
Пастернак был абсолютно далек от политики, но занятая им позиция вступала в противоречие с общественным настроением и вызывала постоянные критические обвинения в оторванности от жизни, «комнатности» его поэзии. На протяжении всей жизни Пастернака из одной статьи в другую переходила цитата из стихотворения 1917 года в качестве очевидного доказательства чужеродности его как стороннего наблюдателя, далекого от современности:
Мастерски зарисованные картины весенней природы и состояние постоянного восхищения жизнью, несмотря на все ее невзгоды и тяжести, заслоняли от взора современников рассеянные в стихах Пастернака зорко подмеченные подробности жизни и того, как отразились в ней «года мытарств и времена убийственного быта».
Природа для Пастернака не столько предмет пейзажа, сколько другое наименование жизни, пример душевного здоровья, естественности и красоты, которые он переносил в искусство, приобщая к духовному миру человека. В статье 1918 года «Несколько положений» он называл действительный мир – «удачным замыслом воображенья», который «служит поэту примером в большей еще степени, нежели – натурой и моделью».
В стихотворении «Художник» (1936), Пастернак, следуя традиции «Памятника» Горация – Пушкина, так характеризовал свою жизнь и поведение:
Пастернак прожил плодотворную жизнь и оставил цельное свидетельство виденного и пережитого, отразившегося, в частности, в стихотворениях, которые отобраны для этого сборника из его поэтических книг разного времени. В конце жизни, после издания за границей «Доктора Живаго», к нему пришла всемирная известность, обернувшаяся на родине политической травлей и лишениями. Он был готов к этому, как к плате за то неслыханное счастье, которое выпало ему на долю – возможность высказаться полностью как художнику и завоевать любовь читателей во всем мире.
После его кончины Варлам Шаламов писал о его месте в жизни современников:
«Пастернак давно перестал быть для меня только поэтом. Он был совестью моего поколения, наследником Льва Толстого. Русская интеллигенция искала у него решения всех вопросов времени, гордилась его нравственной твердостью, его творческой силой. Я всегда считал, считаю и сейчас, что в жизни должны быть такие люди, живые люди, наши современники, которым мы могли бы верить, чей нравственный авторитет был бы безграничен. И это обязательно должны быть наши соседи. Тогда нам легче жить, легче сохранять веру в человека».
Евгений Пастернак
Из книги «Начальная пора»
1912—1914
1912
1912
СОН