Страница 29 из 36
— Спасибо! Он составит ей прекрасную компанию… когда они наконец свидятся, — выдавила она из себя.
Породистый котенок бесился на ковре, цапнул наглой лапкой ленточку, свисавшую с корзинки, и комично опрокинулся на спину. Но Мари не засмеялась, где там — у нее ком стал в горле.
Подходящая парочка — мальчик и девочка. Джамал, наверное, думает, что она позволит им принести потомство. Ему и в голову не приходит, что она относила самочку к ветеринару и что этот маленький самец может так и не познать радость отцовства. Ее кошка бесплодна, как, может быть, будет бесплодна и хозяйка, подумала Мари, испытав неожиданный приступ душевной боли. Ни котят, ни детей! Пусть это сравнение смехотворно, но, как ничто другое, оно помогло Мари понять, что у нее никогда не будет ребенка, ибо, если Джамал не сделает ей дитя, его не сделает уже никто.
— Ты, наверное, думаешь о правилах ветеринарного карантина во Франции? — спросил Джамал, по-своему истолковав ее молчание.
Мари была слишком измучена смятением чувств, чтобы отреагировать на его колкость.
— Котенок здорово подрастет к тому моменту, когда освободится от шестимесячного заточения в пограничном карантине и попадет ко мне домой, — пробормотала она.
— Извини меня, пожалуйста, — прервал он этот пустой разговор. — Мне нужно позвонить.
Его резкость привела ее в замешательство. Она вскочила, желая удержать его.
— Неужели это необходимо именно сейчас?
— Ради чего, ты полагаешь, я должен остаться? — Джамал взглянул на нее холодно и безразлично. — Или ты хочешь, чтобы я сейчас же организовал карантин для котенка?
— Нет… Да… О, не знаю. — Обиженная его явным нежеланием остаться с ней, Мари неожиданно для себя самой добавила: — Что я такого сделала? Или сказала?
— Ничего особенного.
Последовавшая затем долгая немая пауза до предела натянула ее нервы. Чтобы хоть как-то прервать напряженное молчание, Мари задала первый пришедший ей на ум вопрос:
— Твой отец жил с твоей матерью здесь?
— Разве это не очевидно?
Да, Африка по одну сторону коридора, Европа — по другую. Его и ее апартаменты отличались друг от друга до такой степени, что не могло быть лучшего свидетельства разделявшей их хозяев пропасти, через которую они так и не перебросили мост.
— Похоже, ни один из них не был готов к компромиссу?
— Мать не желала превратиться, как она говорила, в «аборигенку».
Мари заметно вздрогнула.
— Вот тебя передернуло, а чем лучше ты вела себя в день нашей свадьбы? — осуждающе бросил Джамал.
Мари побледнела, но гордо вскинула голову.
— Ты не дал мне времени… Сам знаешь! В глубине его глаз снова замерцали желтые искры.
— Я знаю только, что те полчаса ожидания стали самыми долгими тридцатью минутами в моей жизни, — заявил Джамал. — После этого испытания я решил жениться на тебе без дальнейшего промедления.
— Из-за того, что я пыталась убежать, или потому, что при общении с тобой мне так трудно принимать решения? — Мари нервно покусывала нижнюю губу, глядя на него беззащитными, широко открытыми зелеными глазами. — Первые четыре дня, проведенные здесь, я испытывала один шок за другим, едва отдавая себе отчет в том, что я думаю или чувствую. Все происходило так быстро, все вышло из-под контроля, а я никогда раньше не оказывалась в подобной ситуации. Это невероятно нервировало меня.
— Я не дал тебе времени для раздумий, и это сработало в мою пользу, — ответил Джамал, и не думая извиняться.
Да, теперь-то Мари понимала это. Он не давал ей передышки — ни эмоционально, ни физически. Он разрушил ее оборонительные линии, не позволял ей передохнуть, и такого постоянного давления она не могла выдержать.
— Это не сработало бы в мою пользу во Франции, — холодно продолжил он. — Там ты захлопнула бы дверь перед моим носом, отключила телефон, убежала куда-нибудь, где я не смог бы тебя найти. Даже здесь, уже будучи моей женой, ты воздвигаешь возмутительные барьеры между нами…
— Но я же не настоящая твоя жена, Джамал! — напомнила она, терзаясь неотвратимой мукой. — Я здесь временно. Ты, кажется, забыл об этом?
— Как я могу забыть, если ты держишь это твое убеждение между нами, как выхваченный из ножен меч?
— А ты чего ожидал? — с болью воскликнула она.
Его глаза снова полыхнули огнем и неудержимой яростью.
— Из-за ложно понимаемой гордости ты играешь в опасные игры. Мы не будем видеться после твоего отъезда. Наше время кончится, и не может быть, да и не будет возврата к прошлому, поскольку в ближайшие месяцы я женюсь вновь. Я обещал это отцу. Я также дал слово, что не буду больше искать встреч с тобой, хотя подобное искушение мне не грозит. Твое ледяное сердце не искушает, а отталкивает!
Застигнутая врасплох, Мари задохнулась от боли, которую вызвали его слова. Ее лицо побелело как мел. Она пыталась судорожно вздохнуть, но никак не могла набрать воздух в легкие, настолько ошеломило женщину его оскорбление. Ледяное сердце! Да она отдала бы десять лет жизни за обладание подобным даром, завидной способностью отделаться от эмоций и боли.
Гнев пришел ей на выручку. Заманив ее обманом в Африку, Джамал поступил крайне жестоко, и только он виновен в той муке, которую она испытывает сейчас. Будет гораздо лучше, если она никогда не узнает, каково им могло бы быть вместе. Нет, не верит она в эту избитую старую мудрость, будто лучше полюбить и потерять, нежели вообще никогда не полюбить!
Пожираемая горечью, как вышедшим из-под контроля огнем. Мари откинула назад голову в солнечном ореоле волос и уставилась на него сверкающими зелеными глазами.
— Скажи, пожалуйста, какую это вторую жену ты себе подыскиваешь? — спросила она ядовито-сладким голосом.
Джамал замер от неожиданности, его глаза грозно потемнели.
— Уж это я не стану обсуждать с тобой…
— Почему бы и нет? Небо свидетель, обо всем остальном ты говорил с обезоруживающей откровенностью! Так давай же, расскажи мне и это. Я и вправду хочу все знать!
Вновь между ними повисла жуткая тишина, насыщенная ее вызовом и его яростным неверием.
— По понятиям моего отца, она будет очень хорошей женой, — процедил сквозь зубы Джамал, нарушив эту ужасающую тишину с потрясшей ее откровенностью. — Если я по своей невоспитанности просто повышу голос, она будет умолять меня сказать ей, чем она меня обидела. Она не станет огрызаться. С восхищением и радостью она будет воспринимать любое мое мнение. Она ни за что не полезет в мою постель без приглашения. Свои дни она будет проводить, примеряя европейские наряды, смотря телевизор, делая покупки и сплетничая с подружками. Я вижу ее перед собой, — продолжал Джамал с безжалостной язвительностью. — Красивая, праздная от рождения и не очень хорошо образованная, она родит мне детей. — На последней фразе его голос дрогнул.
Мари зажмурилась и отвернулась. Она почувствовала опустошенность, ее ярость погасла. Он ответил на ее саркастический вопрос с жестокой откровенностью. Все поплыло перед ней будто в тумане. Она услышала, как он покинул комнату. У ее ног игриво терся котенок. Ее колени подломились, она опустилась на прекрасный ковер, глядя на невинно резвящееся крошечное существо и не видя на самом деле его шалостей.
Постепенно шок прошел, и ясность мысли стала возвращаться к ней. Джамал описывал свою вторую жену вовсе без удовольствия, а с едва скрываемым отвращением. И совсем не привлекала его не очень хорошо образованная жена, довольствующаяся сплетнями, хождением по магазинам и телепередачами и боготворящая его. Может быть, ее образ соответствовал понятию его отца о хорошей жене, но не Джамала же. Не об этом, сообразила изумленная Мари, мечтал принц.
Слезы облегчения внезапно навернулись на ее глаза. Она превратно понимала все, что говорил ей Джамал, с самого начала. Он же сказал ей, что у него нет свободы выбора, но она не прислушалась. Он сказал, что отец против его брака с француженкой, и опять она не вникла в его слова как следует. В глазах короля Бутасу она — неприемлемая жена для его единственного сына, и ничто не могло изменить мнения монарха. Старик, может быть, и любящий отец, но Джамалу удалось получить его согласие на брак с француженкой, лишь пообещав, что это будет временный союз. Таков был их единственный шанс соединить свои судьбы прежде, чем Джамал выполнит долг сына и принца, женившись на безмозглой соплеменнице и взявшись за производство детей.