Жарче, чем тропики

— Не уберу. Мне надоело быть джентльменом, — заявил он, прижимая ее к своему мощному, горячему телу.

— Если ты не отпустишь меня, я завтра же уеду отсюда, — с дрожью в голосе поклялась Мари, и горячие слезы полились из ее глаз. Возбуждающий запах его тела обволакивал ее, и она попыталась собрать в кулак остатки воли, чтобы не поддаться собственной слабости. — И как только окажусь дома, клянусь, все расскажу в печати!

Услышав эту самую страшную угрозу, до которой она только могла додуматься, Джамал окаменел.

— Ты не сделаешь этого…

— Еще как сделаю! — солгала она, преодолевая комок в горле. — А почему бы и нет? Разве ты сам не говорил, что вы готовы даже к дипломатическому скандалу? Так я вам и устрою скандалище!

Обняв ее покрепче за бедра, Джамал подхватил Мари на руки со словами:

— Завтра ты никуда не уедешь! — Он подошел к двери и распахнул ее. — И ни в какой другой день!

— Что это, черт возьми, ты надумал? — возмутилась Мари.

Он торопливо шагал по темному коридору, не обращая внимания на ее слова.

— Джамал, отпусти меня! — потребовала она.

Продолжая сжимать ее в объятиях, он ступил на мраморную лестницу, ведущую в верхние покои дворца.

— Джамал…

— Помолчи!

— Я буду кричать!

— Давай, давай! Чуть что, сразу кричать. Другие разговаривают, а ты орешь.

— Я просто не желаю запутывать еще больше наши отношения. Можешь ты это понять? Не хочу я быть женой! Не хочу даже любовной интрижки! Вообще я жалею, что встретила тебя.

— Трусиха, — съязвил он, распахивая резную дверь. Ома захлопнулась с металлическим лязгом.

— Как ты смеешь называть меня трусихой?

— Да это за милю видно! — насмешливо откликнулся Джамал.

— Дело не в трусости, а в здравом смысле! — оскорбленно ответила Мари.

— В прошлый раз твоя трусость загнала тебя к тетке в Прованс. Но сейчас это не пройдет, — заверил он. — Ты моя жена и будешь пользоваться не большей свободой, чем условно освобожденный уголовник. Благодари за это моего отца — он так и не оправился от унижения, вызванного бегством моей матери. Женщины нашей семьи — единственные в Королевстве Нботу, кто не может покинуть страну без разрешения, подписанного в трех экземплярах их мужьями или отцами. И должен признаться, я благодарен богам и моему отцу-королю за такой жесткий закон!

Что он там говорит о бегстве матери? Выходит, его мать бросила мужа? Мари постаралась освободить свою и без того идущую кругом голову от неуместных мыслей и снова потребовала:

— Отпусти меня!

К ее удивлению, он послушался, но тут же выяснилось, что он следовал определенному плану. В мгновение ока все вокруг осветилось хрустальными люстрами и бра, и Мари просто остолбенела от экзотического великолепия просторной комнаты, в которой они оказались. Огромная кровать под балдахином возвышалась на мраморном пьедестале. Рассеянным взглядом Мари обвела яркие настенные фрески. У нее зарябило в глазах не столько от красок, сколько от того, что изобразил несомненно талантливый художник. На ее месте покраснела бы любая нормальная женщина. Она увидела перед собой многочисленные изображения затейливых любовных игр мужчины и женщины. Эти сцены привели ее в такое смущение, что она не смела взглянуть на Джамала.

— Для научного работника ты удивительно стыдлива, — заметил он, зачарованно наблюдая за ней.

— Куда это мы попали? — нервно спросила Мари.

— В мою спальню, как я и обещал тебе. По правде говоря, я оказываю тебе большую честь, ибо еще ни один европеец не посещал эту часть дворца.

— И чего ради ты притащил меня сюда? — не удержалась Мари от резкости, раздраженная собственной неспособностью предугадать, что еще задумал Джамал.

— Пока ты не пообещаешь мне, что останешься в Королевстве Нботу до конца лета, я буду держать тебя в этой комнате.

Мари уставилась на него встревоженными зелеными глазами и потеряла всякое желание выяснять, серьезно ли он это говорит. Проглотив ком в горле, она напомнила себе, что этот день нельзя считать самым благоприятным в «позолоченной» жизни принца, и решила сделать поправку на его настроение.

— Довольно-таки варварское требование, но я убеждена…

— Это же то самое, чего ты от меня и ожидала, а? — прервал ее Джамал. — Сегодня на рассвете ты обозвала меня варваром и тем самым действительно пробудила во мне именно эту сторону моего характера.

— Ну, то было в разгаре спора, — попыталась возразить Мари.

— Нет, в споре с тобой я подавил свои естественные инстинкты, — ответил он с нервным смешком. — Я умерил свой темперамент, прикусил язык и попридержал свою страсть ради тебя. В попытке завоевать твое доверие я вытерпел самые гнусные оскорбления, которые мне когда-либо приходилось выслушивать, и прощал тебя раз за разом. Вытерпел я и твои вопли, и вспышки раздражения, и все капризы, которые довели бы большинство мужчин до убийства! Но сейчас я не потерплю ничего подобного. Все мое великодушие исчерпано!

Его слова прозвучали угрожающе. Раскрасневшаяся Мари в наступившей тягостной тишине с трудом перевела дух.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что я не позволю безропотно, чтобы меня покинула желанная женщина! Если свободной женщине, прежде чем принять мужчину, необходимо утвердить у него план бегства, то ты никогда не посчитаешь меня приемлемым!

— Я и не сообразила, что я… — с удивлением начала было она.

— С данного момента и впредь я буду верен своим инстинктам, — прервал Джамал женский лепет. — Я был зачат в жаре тропиков и родился истинным сыном Африки. Во мне ничего не осталось от европейской матери. В моей крови нет и намека на лед, и мое желание обладать тобой не подвластно холодному расчету. Я знаю, чего хочу. Знаю, что чувствую. Я хочу запереть тебя и держать в женской половине дворца, как держали для собственного удовольствия своих женщин мои предки. Ты вынуждаешь меня поступить так!

Сверкающие золотистыми искрами глаза с такой неистовой силой опалили Мари огнем чувств, что она невольно отпрянула.

— Лет пятьдесят назад не было бы никаких проблем. Стоило мне только захотеть, и я уложил бы тебя в постель сразу же, едва увидев. Я бы заставил тебя забыть о своих правах с помощью неизмеримого наслаждения! И ты тут же поняла бы, что принадлежишь мне душой и телом. И посчитала бы за честь носить мое кольцо на своем пальце…

— Ты просто не дожил бы до момента, когда смог бы надеть его! — заверила Мари с вызывающим пренебрежением. Ее изумрудно-зеленые глаза извергали пламя не менее жаркое, чем его взор.

— Вот как?

— Вот так!

С чарующей и опаляющей улыбкой, полной истинно чувственной угрозы, Джамал приблизился к ней плавным движением дикой кошки.

— Так докажи же, что ты не трусиха. Докажи, что не горишь тем же желанием, что и я. Иди сюда, в мои объятия, и попробуй отвергнуть меня тогда, — бросил он ей вызов.

— Черта с два! — выпалила Мари вполне искренне.

— Заячья душа, — ухмыльнулся Джамал, загоняя ее в глубь комнаты с врожденной ловкостью хищника.

Глава 7

— Не подходи ко мне! — взвизгнула Мари, когда икры ее ног уперлись в кровать.

Джамал остановился в двух шагах от нее и принялся медленно и невозмутимо снимать с себя остатки одежды. Слова его звучали спокойно, но не успокаивали ее.

— Не смей больше говорить мне это. Ведь ты боишься саму себя, а не меня. Полная капитуляция может ранить твою гордость, но ты только выиграешь от такого приключения. Женщина, отказывающая собственной женственности, ущербна…

— В жизни не слышала такого вздора! — Мари следила расширившимися глазами за падающими на пол предметами его одежды, ее сердце колотилось, кажется, в горле, а желудок сжало от незнакомого ей ощущения, и всю ее охватила дрожь.

— Не каждому мужчине выпадает подобная первая брачная ночь. — Джамал с пугающей решимостью отбросил свою рубашку. — Но ты убедишься, что я готов ответить на вызов. И не унижусь до того, чтобы умолять тебя пустить меня в твою постель, как мой предшественник!