Страница 32 из 37
В палате есть окно, но оно закрыто плотной светонепроницаемой шторой, и отсутствие искусственного освещения убеждает Катю, что уже ночь, и она дремлет, но потом снова пробуждается, обнаруживает, что капельница исчезла, и в ее голове проносятся обрывки мыслей, чувств, слов, которые прошли через нее за последние полторы недели, и она обнаруживает, что совершила какие-то ошибки, но сейчас это уже неважно, потому что она здесь, и до не никому нет дела, и она хочет снова заплакать, но глаза не слушаются, слезы не льются, и боль вращается по кругу в ее голове, напоминая о том, что искупление иллюзорно, а вина совершенна.
Кто-то входит в палату, включает свет, и Катя с болью зажмуривается и смотрит на медсестру, которая проверяет показания какого-то прибора на столике рядом, делает укол неопределенного назначения и дружелюбно предлагает Кате выпить таблетки в качестве альтернативы прочим уколам. Катя приподнимает голову, смотрит на исколотую левую руку, вздыхает и соглашается на таблетки. Потом сестра говорит, что это еще не все и достает пакет «зип-лок» с белым «айфоном» внутри.
- Ваш лечащий врач дал указание отдать Вам его на один день. Данные для следствия и психиатрической экспертизы уже сняты, и Вы можете какое-то время им пользоваться. У Вас есть деньги на счету?
- Они будут наблюдать?
- Ну… - сестра мнется. – За Вами постоянно наблюдают. Вот в том углу, - она показывает куда-то вправо и вверх, - стоит маленькая камера.
- Спасибо.
Катя берет в слабо ощущающиеся руки пакетик, открывает и вытягивает мобильник. Она ждала от него какого-то особого тепла, как от родной ей вещи, но ничего такого не получает. Включает. Смотрит на угол, где висит теперь такой заметный грубый черный цилиндр камеры. Улыбается в объектив одним краем рта, потому что второй уголок губ ее не слушается.
Обнаруживает три смски от Ромы и одну от оператора. Оператор сообщает, что звонила мать. Плевать. А вот Рома…
«Кать, прости за мой тон. Вообще, я очень хочу тебя увидеть. Когда ты будешь на работе?»
«Кать, если у тебя кто-то есть, скажи. Тут что-то говорят. Не знаю. Позвони мне, если не трудно»
«Кать, ты болеешь? Давай, я приеду. Может, что-то нужно. Ты в обиде на меня?»
Несвязно, но заставляет Катю заплакать. Она заходит на «вконтакте», листает новости, на этот раз бессмысленно смотря сквозь экран. Открывает личные сообщения и также смотрит насквозь, пустым взглядом опухших от слез глаз. Открывает почтовый ящик. Единственное письмо. И она знает, от кого оно. Не помнит, как набирала. Но знает.
«Не считай, что ты победила. Все впереди, дорогая. Все впереди»
Катя взвизгивает и швыряет со всего маху «айфон» в стену палаты, и он разлетается на несколько частей, и в палату вбегает ошеломленная медсестра, и Катя беззвучно ревет, открыв рот словно бы в крике, и медсестра поднимает осколки телефона, а Катя бормочет, пытаясь перекрыть собственные всхлипы.
- Господи, я просто хотела покоя и любви. Просто покоя и любви! За что все это? Я же не заслужила! Я не хотела!
Медсестра пожимает плечами. Уходит.
Гаснет свет.
Зеркало врет. Она убеждена. Выкидывает его вместе с пудреницей от Christian Dior в бетонную урну рядом с остановкой. Смотрит по сторонам. Город еще толком не проснулся, и его свежее, прохладное дыхание сообщает о том, что близятся осень и зима, а шансов для этого лета уже нет. В воздухе – мороз, табачная гниль, спазмы и боли. Она убеждена – здесь нечего искать. Она убеждена – пора домой. Но дома нет. Есть пристанище. Но и это ничего. Она сидит на холодном сиденье, не ощущая его прогрева теплом тела. Касается ладонью выступающей, как ей кажется, слишком сильно скулы. Проводит тонким пальцем по белесой коже. Закрывает глаза.
Она вспоминает все.
Шрам, полученный от темноволосого парня, который сопротивлялся успешнее всех. Потерянное платье, которое порвал он же и которое пришлось сжечь. Затертые сообщения в «экзисте», которые потом следствие обнаружило на компьютерах, «айфонах» и «андроид»-устройствах жертв. Удаленные смски, записи в журналах вызовов и контакты. Скрупулезно, основательно зачищенные истории браузера. Нож для нарезки томатов, переложенный в другой карман за секунду и его мнимая потеря. И многое другое. И все это сейчас смешивается в горький, мерзкий коктейль с шестью годами в клинике, где она повидала опустившихся до звериного состояния людей, вытерпела множество унизительных допросов, провела множество ночей без сна, глядя на полную луну через зарешеченное окошко, прошла несколько курсов медикаментозной терапии и гипноза. Вынесла все круги ада. И вышла из него. И боли больше нет. И этот коктейль она выпивает, зажав нос, без особых усилий. Ей привычна горечь. Она начала с нее. С неудовлетворенности миром и его представителями в ее жизни.
Диагноз снят. Отпечатки пальцев, разрозненные свидетельства и очевидное нападение на Оксану – все это играло против нее. Доводы психиатров, очевидная неадекватность, результаты нескольких врачебных комиссий – все это привело ее в лечебницу вместо места пожизненного заключения. Результативно, как выяснилось.
Она встречается с Оксаной. Обнимает ее. Просит прощения, хотя лицо ее остается отстраненным и безразличным. Оксана плачет. Говорит, что все уже зажило. Приглашает на чай. Она все еще хромает после тех событий – повреждение нерва после удачного удара в ногу сказалось, и, возможно, останется с ней на всю жизнь.
Встречается с тетей Дашей. Тетя сильно постарела. Возможно, сильнее, чем могла бы. Пустой взгляд нервирует тетю, но она скидывает этот нюанс на пережитое в клинике и искренне болеет сердцем за племянницу. Напрасно, правда.
Зеркало врет. Теперь меньше, но все равно врет. Она верит, что у нее все в порядке. Немного пудры, тональника, яркой губной помады, немного выщипывания бровей, депиляция зоны над губой, попорченной гормональной частью терапии, немного удлиняющей туши. Легкие штрихи, но они приводят ее в лицо в гораздо более интересное состояние. И она верит, что скоро наберет вес и похорошеет, и все будет в порядке. Впрочем, она готова попробовать и так.
Она смеется над врачами, от которых сбежала благодаря грамотному убеждению их в том, что им хотелось слышать. Это всегда срабатывало с мужчинами, а большая часть тех, кто принимал решение о выписке, ими и были. Она с удовлетворением замечает, что, пытаясь избавиться от нее, доктора лишь помогли ей избавиться от того жалкого убогого стыдливого ничтожества, что мешало ее самореализации. Естественный отбор сыграл свою роль, и сильнейший победил.
Она смотрит вокруг, в очередной раз привыкая к своей квартире, только теперь она принадлежит ей единолично. Достает мобильник. Проверяет контакты, стирает старые сообщения. Включает ноутбук. Запускает браузер и восстанавливает доступ к давно запущенным страницам. Проверяет, жив ли еще «экзист» и обнаруживает, что он жив и здоров. Скачивает новую версию месседжера. Запускает.
Ей необходимы новые контакты, и теперь она может искать их сама. Теперь власть в других руках. Ей больше не нужны компромиссы. Ей не нужны сострадание и домыслы.
Она прислушивается к щелчку зажигалки, но находит в нем ничего особенного. Закуривает «кент» и глубоко затягивается, наслаждаясь вкусом табака. Спустя две выкуренные сигареты, обнаруживает, что в ее профиль уже постучались трое жаждущих знакомства. Добавляет их всех. Приписывает радостные смайлики, но при этом сохраняет холодное спокойствие на лице. Ей незачем выражать эмоции – она уже не останется одна этой ночью, как и многими ночами прежде. Теперь больше никакого одиночества. До конца дней.