Страница 68 из 74
— Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь. Мой муж, Иващенко Николай Петрович, депутат Рады, возглавляет комиссию по консервации Чернобыльской АЭС.
Макар Иванович сделал новую паузу. Он не был уверен, что идет передача, а повернуться и посмотреть на пульт не мог, Валентина могла заметить это движение.
— Трофименко, несчастный водитель с раком горла, хотел выйти из дела и его убили? — спросил он. Валентина кивнула.
— После нескольких смертей он решил, что игра не стоит свеч, — сказала она. — Он был очень упрямым человеком.
— Хорошо, предположим, он решил выйти из игры. Но зачем нужна была сама игра? Объясни мне, зачем же понадобилось вывозить эти радиоактивные шубы и тем более контейнер? Кто вообще организовал мафию раковых больных?
— Это была идея Александра Алексеевича. Он искренне считал, что умереть за рулем мчащейся машины, вдыхая запах бензина, намного легче, чем в постели, задыхаясь от зловония собственных пролежней. Кроме того, в последние три года около сорока больных были подвергнуты эвтаназии. Это вопрос морали. Эти люди платили большие деньги только за то, чтобы им помогли умереть. Кстати, в чернобыльской группе было несколько случаев выздоровления.
— Хорошо, я понял, с точки зрения медицины вопрос спорный, но все остальное-то против логики, — нажимал Дмитриев. — Ведь если все это всплывет и будет шум, средства на саркофаг просто перестанут поступать и всему делу конец? Мотивации Трофименко ясны, но зачем вам понадобилось топить самих себя?
— Все-таки ты ничего не понял, Макар. — Хоть лицо ее и выглядело совершенно спокойным, но щеки сильно запали и приобрели какой-то сероватый неприятный оттенок. — Ты думаешь — это мафия, прокручивающая деньги и сбрасывающая миллионы долларов на счета в швейцарских банках? А мафии никакой нет. Нет никаких счетов! — Она чуть повысила голос. — Ты думаешь, что если всплывет правда о контейнере, о мафии раковых больных, вывозящих зараженные меха, то скандал все разрушит, но это не так. Нам необходим скандал. Только в результате скандала «семерка» выделяет эти проклятые деньги. Ты же знаешь: четвертый блок АЭС на грани взрыва. Украина не имеет средств. Все, что вывозилось из Чернобыля и прокручивалось через МОЦ, шло на сам Чернобыль.
— Это закрытая правительственная программа? — спросил Дмитриев.
— Не совсем. — Она вытянула из пачки новую сигарету и прикурила. — Скажем так, группа патриотически настроенных депутатов…
В коридоре за дверью возникли осторожные шаги, и можно было услышать совсем отдаленное жужжание. Кто-то открывал кодовый замок. Валентина выпустила длинную струйку дыма в лицо Дмитриева и попробовала придать своему лицу бесстрастное выражение… Только теперь она заметила, что Макар Иванович закрывает собою пульт, и поняла, что микрофон включен уже некоторое время.
— Макар! — крикнула она и вскочила.
Дверь за спиной открылась. Дмитриев хотел обернуться, но не смог. Валентина обеими руками вцепилась в отвороты его пиджака. Она еще что-то крикнула, но Макар Иванович уже не понял что. Его сильно ударили сзади по голове, и он потерял сознание.
5
Зачем Максим вернулся домой, когда можно было ехать сразу? Уложенные в специальную коробочку шприц и две ампулы лежали во внутреннем кармане, да и боли еще никакой нет. Такая легкость — будто вообще выздоровел. Наверное, он хотел проститься с Зинаидой. Гнусная, склочная баба, но почему-то Максим Данилович очень захотел проститься с нею перед смертью. В том, что он умрет, сомнений не оставалось. Трудно допустить, что после всего происшедшего удастся опять пробраться незамеченным в Припять, взять контейнер и незамеченным вернуться.
Зинаида спала на спине, похоже, перед самым его приходом она сделала себе еще укол. Склонился, поцеловал в мокрые пылающие губы, не стал будить. Но получилось, что вернулся в квартиру не напрасно, Максим Данилович взял пистолет и, не раздумывая, сунул в карман поддельные документы, всю пачку.
Только уже на середине дороги, на шоссе, боль дала о себе знать. Он гнал «Москвич» на предельной скорости. Бак под завязку, руки вроде не дрожат. Максим Данилович налепил на стекло пропуск, приготовленный еще доктором, и открыл левое окно. Тугая струя воздуха ударила в лицо, помогла справиться с болью. Даже без укола обошлось.
Он в точности воспроизвел предыдущий маршрут. Остановил машину под прикрытием деревьев в нескольких десятках метров от колючки, дождался темноты, но на этот раз пошел пешком. На посту могли услышать шум мотора. Нечего рисковать.
«Контейнер спрятан в башне напротив поста, — срывая пломбу с ближайшего подъезда, повторял он про себя. — Крайняя слева квартира на четвертом этаже. Это была квартира Татьяны? Очень удобно будет взять все прямо на глазах у ментов. Но интересное совпадение. Та же самая квартира. Похоже на чудо!»
Он легко спустился в подвал и откинул люк канализации. В лицо ударило густым ледяным смрадом. Максим Данилович перекрестился. Присел на корточки, покурил, прежде чем идти дальше, затушил папиросу о бетонный пол и опять перекрестился.
«Коли уж одно чудо случилось, то почему бы не случиться и второму… — спустившись по металлической лесенке, спросил он себя и сам же ответил себе: — Все будет нормально! Кто смерти не боится, везде пройдет. А я смерти уже совсем не боюсь!»
Квартира на четвертом этаже башни была хорошо освещена. Оранжевый свет фонарей будто прорисовывал каждый предмет. Контейнер оказался спрятан между холодильником и шкафом на кухне. Максим Данилович взвесил в руке железный чемодан. Ничего страшного, можно донести. Тут же в квартире он сделал себе укол.
После укола нахлынула слабость. Он присел на диван, но сразу же поднялся. Осторожно выглянул в окно. Пост хорошо было видно отсюда. Два милиционера внутри дежурки, как две куклы в игрушечном домике. Один спит, завалившись на топчан, другой радиоприемник крутит.
Еще один укол он сделал в трубе канализации. Пришлось опустить железный чемодан прямо в зловонный поток и, прислонившись взмокшей спиной к стене, ждать, когда пройдут слабость и головокружение, и, только уже перебравшись через колючку и бросив радиоактивный чемодан в багажник, Максим Данилович понял, что чудо все-таки случилось. Он выбрался из зоны. Теперь оставалось совсем немного: не потерять сознание за рулем и вернуться в Киев.
6
Макара оглушили ударом по голове, вероятно, кто-то открыл кодовый замок, вошел в кабинет и сразу, не раздумывая, ударил — но потом сделали укол снотворного, и обморок перешел в глубокий сон. Во сне Макар Иванович как бы продолжал свой разговор с Валентиной. Ему хотелось установить, с кем связан новый директор, и таким образом выяснить, будет ли восстановлена схема оборота американских долларов через клинику. То, что все транслируется по радио, наполняло Дмитриева надеждой. Он не мог понять, что он уже вовсе не в кабинете, а давно уже лежит лицом вверх на свежезастеленной кровати в одноместной палате на седьмом этаже.
Очнулся Дмитриев от того, что его сильно ударили по лицу.
— Дай-ка мне нашатырь! — обращаясь к кому-то совсем рядом, сказала Валентина. — Хотя уже не нужно. Он очнулся!
Реальность оказалась неприятна. Снотворное, наложившееся на алкоголь, в самый момент пробуждения вызвало острый приступ головной боли. Дмитриев открыл глаза. Палата ярко освещена. Рядом с кроватью стояла Валентина. Он поморщился.
— Ну как ты?
— Нормально. Где я?
— В больнице. Все в порядке. Но еще чуть-чуть, и ты бы наделал дел, — сказала Валентина, наклонясь к нему. На счастье, ребята успели выключить трансляцию. Тебя спас перерыв. Ты всегда был нерешительным, Макар. Я поэтому тебя и бросила.
— Меня спас? — удивился Дмитриев.
Не желая видеть перед собой этих ледяных глаз, Макар Иванович повернул голову. Полы халата Валентины чуть расходились, и ее нога в тугом капроновом чулке оказалась прямо перед его лицом. Туго схватывающая белесую плоть коричневая резинка. Новый приступ головной боли заставил Дмитриева зажмуриться. Он понял, что проиграл, и почему-то это совсем не расстроило Макара Ивановича. Валентина молчала. Она присела в кресло и ждала, что он скажет. Через некоторое время он окончательно проснулся и вдруг осознал, что наплевать ему на все это расследование, наплевать на мафию раковых больных, на контейнер со стратегическим сырьем. У него остался только один вопрос.