Крепы

— Спасибо, золотко мое, спасибо.

Главный инженер глянул на меня, и я увидел, что у него нет ресниц.

— Город-то у нас чудесный, — сказал он. — Погуляете сегодня, посмотрите. Утрясем, надеюсь, как-нибудь нашу проблемку. Договор, насколько я понимаю, у нас еще на три с половиной года?

— На два с половиной. — Мне очень не хотелось с ним спорить.

Откуда он знал о цели моего визита? Ведь я еще ни слова ему не сказал. Теперь понятно, меня будут мучить, убеждать, выдвигать аргументы. Хуже того, станут демонстрировать свои допотопные передовые технологии.

— Надеюсь, мы поладим, — сказал он. — Когда наш город будете осматривать, обязательно загляните в музей, рекомендую: во всей стране другого такого нет.

— Музей? — кисло улыбнулся я. — Конечно!..

— Музей механической игрушки, — продолжал он. — Техническое творчество шестнадцатого — семнадцатого века…

Он не договорил. Дверь резко распахнулась, и в кабинет вошла Арина Шалвовна. Она была чем-то раздражена, метнула в меня недовольный взгляд и, поздоровавшись, положила рядом с пепельницей поверх моего свое командировочное удостоверение.

— Странный какой у вас вахтер, — сказала она. — Ручки дамам целует!

Это не было констатацией факта, это был вопрос, обращенный к лысому человеку, сидящему за столом, вопрос с нажимом. Я сам никакого вахтера не видел и, когда главный инженер поперхнулся от смеха, перестал что бы то ни было понимать. Длинные пальцы Арины Шалвовны настойчиво дробили по столу в ожидании ответа.

— Это робот, — сказал главный инженер. — Наша продукция. Вообще-то не полагается… Но вахтер месяц назад умер. Был у нас такой пьяница, Ипполит Карпович, правда, лет ему было девяносто шесть, по возрасту, как говорится, умер… А человека на его место не найти, в нашем городе безработных нет… Ну, наши ребята начирикали оригинальную программу и вот — посадили робота…

— Хорошеньких вы роботов выпускаете! — сказала Арина, забирая свое удостоверение и складывая его пополам.

— Да уж стараемся, чтобы от людей не отличались. Престиж фирмы держим.

Достоинства своей продукции он все же преувеличивал. Когда мы выходили, я специально посмотрел. За столиком возле двери действительно сидел механический человек. Вне всякого сомнения, это было последнее слово нашей отечественной электроники. На нем была форменная куртка, белая рубашка, галстук, на голове зеленая фуражка с золотой кокардой.

В полутьме, на бегу действительно можно было перепутать, но посмотришь внимательно — и сразу видно: лицо грубоватое, плохо прорисованное, руки спрятаны в белые перчатки и все движения как бы замедлены. Он излишне плавно поднимался со своего стула, излишне подчеркнуто кивал. Подобно главному инженеру, я чуть не подавился со смеху.

— Позвольте поцеловать даме ручку? — спросил он голосом с преобладанием низких частот.

— Целовал, милый, ты забыл! — уже без злобы парировала Арина Шалвовна, толкая наружную дверь.

— Простите, — с опозданием прогудел робот у меня за спиной. — Мадемуазель.

III

Действительно, на каждом доме без исключения красовалась табличка, оповещающая, что перед нами памятник архитектуры. Выполненные в едином стиле маленькие мраморные квадраты с выбитыми на них золотом годами и прочей атрибутикой были пристроены таким образом, что неизбежно привлекали к себе внимание. Мне показалось, что в некоторых случаях таблички укреплены напрасно: обычное здание, стандартный бетон, кирпич, железо, стекло, а справа от подъезда четырехугольное белое пятно — мраморный квадратик. То ли в этом доме кто-то когда-то произнес речь, то ли просто заходил в гости. Несолидно!

Мой план избавиться от сослуживицы торжественно провалился. И дистанцию не удалось сохранить. Без всякой цели мы бродили по городу, я все время старался приотстать, но Арина улучила момент и взяла меня под руку. Все-таки у нее были красивые ноги и приятный голос. Она шла рядом и в красках расписывала квартиру своей двоюродной сестры:

— …Все пять комнат в цветах, везде цветы, на подоконниках, на стенах, в лоджии, и даже в ванной стоят белые розы, представляете?! Нет, это нужно увидеть, белые розы перед зеркальной стеной!

Потом выяснилось, что я еще и виноват. Бежал, оставив ее у закрытой двери, а за дверью — никого. Конечно, она нашла ключ и открыла квартиру, конечно, на столе лежала записка, но моей вины это не умаляло.

— …Представляете, она написала, что будет только завтра утром! Столько лет не виделись!… Задержалась за городом по долгу службы… Представляете, так и написала: «по долгу службы»?!

— Она что же, одна живет в таких хоромах? — вежливо спросил я.

— Почему одна? — возмутилась Арина. — С мужем! Вот детей у Ларочки нет, хотя она и старше меня на два года.

Казалось, мы только что вышли с завода, а я уже знал, что семь бульваров делят город на восемь почти равных частей и все семь были продолжением аллей небольшого парка в центре. Обилие бронзовой и мраморной скульптуры, разноцветные свежевыкрашенные скамьи и тишина, как ночью. Мы медленно брели по одному из бульваров. Было безлюдно, прохожие попадались очень редко. Все было против меня: ветерок, шелест листвы, звук наших шагов.

«А ведь действительно, — подумал я про себя. — Главный инженер прав: такое впечатление, что все на работе».

— Посмотрите-ка! — воскликнула Арина.

На широкой зеленой скамье спал человек. По хриплому дыханию, вырывавшемуся из широко разинутого рта, нетрудно было понять, что он пьян.

— А вы говорили, бездельников нет! — поморщившись, сказала Арина.

Отметив про себя, что ничего подобного не говорил, я осторожно толкнул пьяного в плечо, тот мгновенно проснулся и сел. Он смотрел на меня слезящимися глазами, продолжая все так же шумно дышать. Это был очень старый человек, костюм неприятно провисал на худом теле, во все стороны торчали седые патлы… Ему было, наверное, не меньше ста лет. Он смотрел на меня, пытаясь понять, чего же от него хотят?

— Идите домой, дедушка, — сказал я. — Отсюда вас в милицию заберут.

Я представил себе, как мы с Ариной Шалвовной потащим сейчас этого престарелого пьянчугу к нему домой, и мне стало противно. Но никого никуда тащить не пришлось. Неожиданно рядом возникла маленькая тощая старушка, она покивала нам, схватила старика за плечи и как-то очень быстро и легко поставила его на ноги.

— Ну, Ипполит Карпыч, ну, миленький!.. — говорила она и смотрела на нас извиняющимися, как и у главного инженера, глазами. — Старый, а дурной!.. — Чистенькая и прямая, она словно костылем подпирала собою огромного падающего старика. — Пошли, пошли домой, Ипполит!

Это было даже сентиментально. Старики вдвоем заковыляли через улицу, направляясь к подъезду ближайшего из зданий.

IV

Музей совсем маленький, полутемный. В нем было уютно. Многочисленные часы с музыкальными механизмами, механические куклы шестнадцатого — семнадцатого века, гобелены, табакерки, секретные сундучки, самовоспламеняющиеся мраморные камины, музыкальные шкатулки — все это громоздилось одно на другом и было представлено на маленькой площади в потрясающем разнообразии.

«Тот ли это был Ипполит Карпович?» — размышлял я. Ипполит Карпович, что служил вахтером на заводе. Или просто его тезка? «За» говорили возраст вахтера-алкоголика и его плачевное состояние, «против» — утверждение главного инженера, что вахтер умер. Например, инженер мог пошутить. И вахтер не умер, а ушел, достигнув ста лет, на дважды заслуженную пенсию, — просто главный инженер не знает, что старик жив. Скажем, оклемался после тяжелой болезни. Но не исключался и иной, парадоксальный вариант. Разглядывая две совершенно одинаковые зеркально расставленные на камине крылатые золотые фигурки, я предположил, что в городе еще недавно жили бок о бок старцы-близнецы.

— Как хорошо здесь! — вздохнула Арина. — Вам нравится?

Мы остановились перед огромными напольными часами, покрытыми черным лаком. Как раз пробило четыре, весь музей ожил. Только что мы ходили в тикающей тишине, пугаясь звука собственных шагов, а теперь и наших голосов не стало слышно. За спиной зазвучала клавесинная музыка, зазвенели колокольчики. Можно было вычленить щелчки маленьких барабанчиков, пружинные мелодии. В довершение ко всему перед нами на миниатюрной сцене, тщательно декорированной в виде задней стены часовни — просматривались даже микроскопические лики икон, а в царских вратах угадывалась тончайшая резьба, — хор мальчиков запел псалом. Там же прохаживался маленький священник в белых одеяниях.