Страница 21 из 31
— Я потерялась, — наконец выдавила она из себя.
— Где именно? Почему ты шла пешком?
— Я встречалась с… с одним человеком и совершенно не позаботилась о транспорте для обратного пути… поэтому и шла, — ответила Эрика, стараясь, по возможности, не лгать. — Это была жуткая ночь.
Клайв положил ладонь на ее сплетенные пальцы и обнял за плечи, притягивая к себе.
— Это было очень давно, дорогая. Теперь тебе уже не нужно бояться.
Молодая женщина прижалась к нему, при этом чувствуя себя бессовестной лгуньей.
— Мне нечего больше вспомнить. Наверное, я не услышала машины, а водитель не заметил меня в темноте. Вот и все. Одно я знаю точно: меня ограбили, потому что со мной была сумочка.
— Сбивший тебя водитель и вор мог оказаться одним и тем же человеком. — Клайв даже не пытался скрыть охватившей его ярости. — Боюсь, что полиция надеется на более подробное описание.
— Полиция?
— Какой-то мерзавец бросил тебя на обочине дороги! Ты бы умерла, если бы тебя не заметил проезжающий мимо мотоциклист. Просто чудо, что у тебя не случился выкидыш! — со все большей злостью в голосе говорил миллионер.
— Мне бы не хотелось снова объясняться с полицией, — вздохнув, ответила Эрика.
— Понимаю, что неприятно ворошить прошлое, но тебе нужно будет ответить всего на несколько вопросов, — твердо сказал Клайв, размыкая объятия и вставая с кресла. — Я хотел бы прояснить еще несколько моментов, но оставим их до другого раза.
— Хорошо… — прошептала она, все еще боясь разоблачения. Только бы Клайв не узнал, к кому она приезжала! Если ему станет известно про Тимоти, он сделает соответствующие выводы, и на примирении можно будет поставить крест. А догадливый молодой человек, конечно, предпочел умолчать о встрече с любовницей старшего брата.
— Отлично, перейдем к следующему. — Можно было подумать, что Клайв ведет деловое совещание! — Полагаю, тебе интересно, что нас с тобой ждет дальше.
За два года, что они были вместе, планы на будущее никогда не шли дальше следующей встречи. Так что Эрика едва не подпрыгнула от удивления и уставилась на Клайва широко раскрытыми глазами.
— Сначала объясню, почему два года назад я купил этот дом, — произнес он, усаживаясь за широкий письменный стол и откидываясь в кресле. — Из «Голден-хауса» удобно ездить в Лос-Анджелес и в Голливуд, к тому же рядом тут неплохой лес. Так что я надеялся переселить вас сюда, как только отыщу.
— Переселить? — Глаза ее стали еще больше. — Зачем?
— Я хочу, чтобы ты жила в таком месте, куда я мог бы часто приезжать и видеться с Кэтрин. А «Голден-хаус» подходит для этого наилучшим образом.
Итак, он купил особняк и привел его в порядок не для нее, а для своего ребенка! Он как всегда все распланировал: выбрал место, где бы хотел, чтобы выросла дочь, обставил дорогой мебелью, создавая ощущения богатства и защищенности. Три года назад она и не подозревала, что он так серьезно отнесется к отцовским обязанностям.
— Учитывая все обстоятельства, «Голден-хаус» будет принадлежать тебе, пока Кэтрин не исполнится двадцать пять лет, — все так же холодно продолжал Клайв. — Ты подпишешь документы и вступишь в законное владение. Я хочу, чтобы здесь ты чувствовала себя в безопасности.
Все должно быть зафиксировано, застраховано — как это в духе Клайва! Он нашел способ контролировать ее саму и ее, то есть их общего, ребенка. Более того, в некотором роде он делает ее опекуншей собственной дочери! Эрика чувствовала себя крайне оскорбленной и униженной. Он не доверяет ей и не будет доверять никогда!
Она вспомнила, как Клайв, едва родилась дочь, тут же удостоверился в том, что именно он является отцом ребенка. Это что, тоже проверка? Он только увидел ее с Тимоти — и тут же поверил, что она способна на любую подлость. И это женщина, которая так страстно и преданно любила его два года! И теперь он ограждает себя от ее возможных притязаний на дом в далеком будущем!
— Я думал, ты обрадуешься близости заповедника. — Клайв явно чувствовал себя благодетелем и ждал восторженной благодарности. — Это тоже была одна из причин, побудившая меня купить именно этот особняк.
Эрика не верила, что, ненавидя ее, он, тем не менее, старался сделать ей приятное.
— А тебе не пришло в голову, что мне самой хотелось бы выбрать дом?
— Все хорошо в разумных пределах, — без колебаний ответил Клайв. — Мы говорим сейчас о моей дочери… но оставим это на некоторое время. У нас есть и более важные вопросы.
Нервы Эрики были так напряжены, что молодая женщина не смогла сдержать истерического смешка.
— Что тут смешного?
— Раньше, стоило мне сказать что-либо подобное, ты делал вид, будто не слышишь, — напомнила она.
Черты его красивого лица застыли, как у каменного изваяния, в глазах блеснула сталь.
— Мы не будем касаться того, что было «раньше».
Поняв, что он имеет в виду, Эрика поежилась, словно в комнате стало холоднее градусов на двадцать. Три года назад он не дал ей шанса оправдаться, а теперь говорит, что шанса не будет никогда. Только зря он думает, что она не посмеет нарушить его запрет и не попробует открыть ему истину.
— Ради Кэтрин, мы должны идти вперед, — добавил он, О Боже, и на что она надеялась? Клайв не изменился ни на йоту: он не хочет знать никаких подробностей о случае, когда было задето его мужское самолюбие, и по-прежнему считает, что мать его дочери — шлюха, затащившая в постель малыша Тимоти.
— Я хочу, чтобы моя дочь носила мое имя, — заявил Клайв тоном, не допускающим возражений.
Эрика подняла на него затравленный взгляд и с тоской пожелала, чтобы он хоть раз показался ей уродом. Тогда, может, исчезнет это ужасное ощущение расслабляющей истомы во всем теле. Но нет, даже сейчас он казался ей воплощением мужского совершенства.
Эрика встала и с трудом произнесла:
— Твой брат хотел меня изнасиловать.
Клайв застыл. В глазах его загорелись ненависть и холодная ярость.
— Замолчи, — тихо произнес он, дрожащим от гнева голосом. — Я не собираюсь выслушивать твои лживые истории. Еще одно слово, и я уйду из этой комнаты…
— Уходи! — Эрика чувствовала себя готовой ко всему.
— …прямо к моим адвокатам. И они сделают все, чтобы лишить тебя родительских прав.
Женщине показалось, что ее бросили на острые скалы, которые раздирают тело. Побелев как полотно, она в неподдельном ужасе уставилась на Клайва.
— Надеюсь, тебе все понятно, — произнес он спокойно, вновь скрывая гнев за холодной сдержанностью.
Теперь он открыто угрожал. Эрика больше не могла смотреть на нeго: наcтoлько онa его боялась. Впервые за этo врeмя онa иcпытывала самый настоящий страх перед ним — перед его жестокостью, богатством и могуществом. Он мог раздавить ее одним словом.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что именно он будет использовать против нее суде. Женщина, которая в течение трех лет жила под чужим именем, не может произвести на присяжных впечатления добродетельной матери. Горечь и леденящий страх наполняли ее душу.
— Но я не стану делать этого. По-моему, ты прекрасная мать, и я не буду разлучать тебя с Кэтрин. Ясно? — Он говорил тоном полновластного хозяина, прекрасно понимая, что в его руках находятся жизнь и счастье другого человека. Она обхватила себя за плечи и уставилась в окно. Слова Клайва не имели никакого значения: она знала, что никогда не забудет такого обращения. Теперь он открыл свое истинное лицо бессердечного тирана, до того старательно скрываемое под маской сдержанности и воспитанности. Впрочем, на что еще она могла рассчитывать? Макферсон никогда не простит ей мнимой измены.
— Думаю, ты должна была понимать, что сегодня мы поговорим именно об этом, — ровным тоном продолжал Клайв. — Ведь я не забыл ничего.
Все это время он словно держал ее на мушке пистолета, готового выстрелить в любую секунду.
— Не говоря уже о том, что ты выбрала самый неподходящий момент…
Она непонимающе посмотрела на него. О чем он еще говорит?