Укрощенная гордость

Супруга Карлоса Мендосы издала истеричный смешок.

– Смотрите-ка, а вот и разгневанная невеста пожаловала… Входи, входи, дорогуша. У нас нынче день открытых дверей!

Франко резко обернулся, однако лицо его, как всегда, казалось абсолютно бесстрастным.

– Подойди сюда, Полетт.

– А она вовсе не такая уж скромница, – вновь захохотала Бонни. – Я же все про нее знаю. У Карлоса в столе лежит на нее досье. Мать страдала бешенством матки, а папаша – вор-растратчик. Ничего себе родословная, а?

– Заткнись! – взревел Франко.

– А первым ее мужем оказался педик, – не унималась Бонни. – Неужто после подобных известий тебя не стошнит от твоей новобрачной?

Франко вздрогнул. Окинув Полетт холодным взглядом сузившихся глаз, он процедил сквозь зубы:

– Твой муж был гомосексуалистом? И ты молчала?

Полетт, пылая от стыда и ярости, выскочила из комнаты. Она чувствовала себя униженной и оскорбленной. Значит, Карлос Мендоса собирал на нее досье? Но особо ее потрясло то, что все это стало известно этой негодяйке Бонни, для которой подобная информация была просто подножным кормом.

Франко поймал Полетт на лестнице, прежде чем той удалось ускользнуть в спасительное убежище спальни. Отнюдь не нежно он сжал ей запястья.

– Возьми себя в руки!

Полетт трясло от гнева и стыда. Лишь прошлой ночью она собиралась сообщить Франко подлинную правду о своем замужестве, но он не слишком внимал ее словам.

Крепкими руками Франко сжал ее плечи.

– Это верно?

– Тебе-то что! – выкрикнула она. – Отчего бы тебе не поинтересоваться у этой мерзкой бабы, почему она так настырно вмешивается в историю моей жизни и трактует ее так, как ей угодно?

– Я вполне могу это сделать и позже, – сказал он совершенно спокойно, обнял ее за плечи и повел вниз, желая присоединиться к вечеринке. – Улыбайся, – резко произнес он, прижимая Полетт к себе.

Как прошел остаток свадебного торжества, она уже не запомнила. Удавалось ли ей улыбаться? Полетт так и не поняла, отчего Франко разозлился на нее. Ведь гневаться следовало именно ей.

Уже в спальне он подошел к ней, стоящей возле окна, и коснулся ладонями ее хрупких плеч.

– Ты словно ящик Пандоры… А чего еще я не знаю? – дыхнул он ей в затылок.

– Не я одна скрываю свои секреты, – напомнила ему Полетт. – Я тоже до поры до времени не подозревала о твоих взаимоотношениях с Бонни.

– Это другое дело. У нас с ней ничего не было.

– А какое право имеет твой отец копаться в моем прошлом?

– Мне следовало ожидать…

– И это все, что ты можешь мне ответить?

– Что было, то прошло, – сухо заметил Франко. – Хотя и мне самому надо бы было проделать то же самое…

Полетт недоверчиво обернулась.

– Не понимаю, о чем ты.

– Как видно, неважно действует служба безопасности отца, если Бонни удалось залезть в его личные бумаги. – Франко пристально посмотрел на нее. – Мне кажется, тебе придется начать сначала и рассказать мне всю правду.

Полетт передернула плечами.

– Вчера ночью тебя это отнюдь не интересовало.

– Вчера ночью я и не подозревал, что ты что-то скрываешь.

– А я и не скрывала. Мое замужество – это мое личное дело. Хочу рассказываю, хочу – нет!

Франко сузил глаза.

– Шесть лет назад оно было и моим.

– Однако, когда я рассказала Арманду о том, что произошло между мною и тобою, он ответил, что для него это не имеет никакого значения.

– Как он ответил? – изумленно переспросил Франко.

– Я хотела отказаться от свадьбы, но он умолял меня не делать этого. Сказал, что я ему необходима… что он не представляет своей жизни без меня. Уверял, что прощает мне абсолютно все и что нет смысла разрушать наше будущее из-за какой-то глупой ошибки.

– И ты это спокойно проглотила… Dio! – воскликнул Франко, широко разводя руками, тем самым словно желая подчеркнуть все безумие ее поступка.

Полетт всхлипнула.

– Я полагала, что он все прощает, потому что безумно любит меня, и мне не хотелось его огорчать…

– Да ты же вышла за него лишь из жалости! – прорычал Франко.

– Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Я полагала, что мы сможем быть счастливы! – откликнулась Полетт. – В наших взаимоотношениях секс никогда не играл никакой роли. А то, что произошло у нас с тобой… это меня перепугало – и то, как грубо ты повел себя позже…

– Давай, обвиняй во всем меня! – с негодованием швырнул в ответ Франко.

Полетт вновь обернулась к окну, почувствовав, что из глаз ее вот-вот ручьем потекут слезы.

– То, что произошло у нас с тобой… – повторила она. – Ты понимаешь, ведь этим же занималась и моя мать – и главным образом во все том же «Ред Холле», где она, как правило, отлавливала себе любовников. Самые страшные мои кошмары воплотились в реальность. Я почувствовала себя такой же, как и она, и это ужаснуло меня…

– Да я ведь едва к тебе прикоснулся! – безжалостно прервал ее Франко.

– Да не твое поведение заставило меня так переживать! Меня испугало то, что я с такой легкостью потеряла контроль над собою… то, что мне самой вдруг захотелось заниматься с тобой любовью. – Голос Полетт сорвался.

– Я бы предпочел услышать историю твоего брака, – жестко напомнил ей Франко.

Она судорожно вздохнула.

– Во время свадьбы, перед первой брачной ночью, Арманд жутко напился. И так продолжалось потом чуть ли не каждую ночь. Я решила, что в этом моя вина… что после тебя он просто не может заставить себя прикоснуться ко мне. А он и не пытался избавить меня от этих сомнений! – задыхаясь, призналась Полетт. – Это был сущий ад. Когда он возвращался домой, то запирался в своей комнате, а когда я попыталась поговорить с ним, он надолго замкнулся… Ни о какой физической близости не могло быть и речи.

Франко разразился столь гневными проклятиями, что Полетт вздрогнула.

– Он не стал обращаться за советом к сексопатологу, – продолжила она, – да и вообще не хотел хоть как-то на это реагировать. Он просто отказывался признавать существование такой проблемы…

– Так какого же черта ты не бросила его? – прорычал Франко.

Рыдания с трудом позволяли Полетт говорить.

– Из чувства вины. Я полагала, что во всем повинна только я сама. И, лишь заболев, Арманд признался, что он импотент… и что он никогда не испытывал физического влечения к женщине… У некоторых людей, говорят, полностью отсутствуют сексуальные эмоции, и, мне кажется, Арманд как раз и относился к их числу. Я не верю, что он был гомосексуалистом, хотя еще до нашей женитьбы ходили такие слухи. И его ужасало, что в кругу семьи и среди друзей появилось подобное мнение… потому-то он на мне и женился. Он использовал меня как ширму. Чтобы люди перестали болтать…

– И этого подонка ты называешь своим лучшим другом?

С уст Полетт сорвался горький смех.

– Но он же действительно был другом, пока я не вышла за него.

– А у тебя никогда не возникало стремления уйти?

– Нет, ведь он был болен, – прошептала Полетт.

– Ты же ничего ему не была должна. Он узнал про меня еще до того, как женился на тебе. Ты предоставила ему право выбора. А что он позволил выбирать тебе?

Полетт вытерла залитые слезами глаза.

– Ничего, – призналась она.

Франко прижал ее к своей широкой груди.

– Ты была столь юной и наивной, а я – столь нахальным, – горячо прошептал он. – Мне никогда и в голову не приходило, что ты могла испытывать в тот злополучный день. Я не верил, что после этого ты все равно выйдешь за него. Ты как-то сказала, что я и не представлял, какой вред тебе причинил… и ты была права. Я думал лишь о победе… Давай спустимся на пляж, – вдруг нежно прошептал Франко.

Полетт удивленно заморгала.

– На пляж?

– В этом доме я задыхаюсь.

Она печально улыбнулась.

– Ты хочешь, чтобы я отправилась на пляж в таком одеянии?

Франко стремительно развернул Полетт спиной и рванул вниз молнию на ее платье.