Страница 16 из 132
— Я люблю Елену Артемьевну.
Голос сына прозвучал жестко, брови над высоким переносьем сошлись, как тугой персидский лук, и старый бурильщик понял: разговор напрасный — Алеша с детства был тверд и упорен.
«В мать уродился! — Матвей с грустью вспомнил покойную жену и уже молчком повел сына домой. — Женился бы на молодой, называл бы я ее дочкой, а к Елене Артемьевне — ученому-хирургу — и подступиться боязно, — думал он, наливая в самовар кипяток из бака на общей кухне (с огнем на промыслах строго: тут даже земля могла загореться). — Алеше-то, конечно, дела нет, как я себя чувствовать при ней буду, да и вряд ли придется вместе жить! Вот так и Петро через жену отбился от дома, а Серега все тянет с женитьбой. Неужто мне самому придется новую хозяйку искать?»
Петро — старший сын в семье, у него дача и сад в пригороде, работает по торговой линии и с родней почти не встречается.
На стол отец накрыл быстро, умело, но труды его, как и Серегины хлопоты, пропали впустую: Алексей только прошелся по двум комнатам, опустевшим после смерти матери, оставил чемоданчик и ушел. Бурильщики постарались не подать вида соседям, как это было обидно им, выпили сами по стопочке-другой, закусили копченой рыбой.
— В «Азнефть», должно быть, побежал. Командировочный, ясно, — сказал Матвей Груздев.
— Директор разведочной конторы, как же! — пробурчал Сергей, макая в солонку зеленое луковое перо. — Все ищут! А нефти — умыться нечем.
Ночью на соседнем промысле в Лег-Батане ударил фонтан невероятной мощности. Все ближние скважины, товарный парк и дома рабочего поселка оказались там под угрозой пожара. Алексей и Серега Груздевы попали в первые отряды горожан, мобилизованных на ликвидацию этой аварии. Ехали в грузовиках по тряскому шоссе вдоль голой береговой гряды, по гребню которой, похожему на хребет дракона, чернели каменные зубцы. Слева за вышками шумело в полутьме море, сверкая далекими огоньками: не то суда шли, не то костры горели на затерянных среди волн островах. Промелькнула пустынная серая долина, протащился стороной, как золотая цепь, поезд из Тифлиса. Где-то здесь был древний путь на Иран, куда проходили по каспийскому побережью войска Александра Македонского. Лег-Батан (значит «Верблюд утонет») — гиблые, топкие места. И вдруг нефть…
Гигантский фонтан, черневший над равниной, на грязно-голубом предрассветном небе, завиднелся издалека.
— Говорят, эта скважина даст до двадцати тысяч тонн в сутки! Сила! — с гордостью и восторгом крикнул Серега. — Трубы бурильные повыбрасывало и скрючило, будто макароны. Ежели случится взрыв, взлетим под самое небушко. Будем лететь через Каспий аж до Красноводска.
Людей ссаживали с грузовиков, отбирая у всех спички и табак, и под липким черным дождем спешно разводили по местам: одних к самому фонтану, других — на рытье канав и огромных ям — «амбаров». Алексей и Серега оказались на товарном парке, где увеличивали обваловку резервуаров.
Редкие в Баку дожди не создавали угрозы затопления, а сейчас по низинам бурными потоками шла… нефть, из которой белесыми облачками выделялся попутный газ. Колонны грузовиков доставляли все новые отряды горожан и солдат, спецодежду, питание, бидоны с молоком для тех, кто работал на самых угарных участках.
Местность напоминала разворошенный муравейник. Под рыжей землей, покрытой солончаками, пыльными колючками да кое-где тощей, жесткой травой — пищей легконогих джейранов, — таились сказочные сокровища, но неосторожно выпущенные на волю, они превратились в разбушевавшуюся стихию.
Сильно пахло газом, и по радио то и дело объявляли:
— Не зажигать огня!
— Не курить!
— Вспыхнет — спасаться негде, — сказал Сергей. — И наши резервуарчики начнут взрываться подряд. А ежели обойдется благополучно, то упустить в море такие нефтяные реки тоже нельзя, — пропадет Каспий.
Поглядев на то, как легко и споро работал брат, Сергей вспомнил вчерашнюю обиду:
— Жалко, что ты от нас отбился. Далась тебе эта Башкирия!
Алексей промолчал. Зависть одолевала его при виде того, как кружились воронки на масляной поверхности бурных потоков, как пенился и пузырился в них газ, — нефть играла, словно шампанское! Хотя бы тысячную часть этого увидели они с Иваном Наумовичем на скважине, недавно так жестоко обманувшей их надежды!
Когда по цепи прокатилась команда сменяться, солнце стояло уже высоко, зажигая радуги в брызгах черного дождя, сверкая в разливах нефти, и в заполненных до краев канавах, разносивших по всем направлениям живую кровь земли. Блестели неузнаваемо темные лица людей, их промасленная одежда, черенки лопат и острова промокшей сверху земли. Повсюду курилась белесая коварная дымка, и погода, словно нарочно, стояла тихая, ветер не развеивал угара.
Разыскивая Серегу, Алексей ступил на вал, за которым грозно сейчас высились десятки окольцованных насыпями резервуаров, заполненных горючей жидкостью. Падавший на них нефтяной дождь стекал по металлическим станкам, образуя глубокие лужи, отсвечивавшие черным лаком в тени.
«Зальет все равно!» — От газа у Алексея кружилась голова, а уши будто ватой заложило, он провел по лицу мокрой ладонью и вдруг увидел, что люди, работавшие поблизости, дружно обернулись в его сторону.
Следуя за их взглядами, он тоже обернулся: неподалеку стоял рабочий и вынимал из коробки спичку, не слыша угрожающих криков и свистков, в зубах у него была папироса. Груздев не успел даже испугаться, а сразу, словно подброшенный тугой пружиной, сделал такой прыжок, что подмял человека, который мог бы взорвать весь промысел.
Войдя в громадный, роскошно обставленный кабинет Меджафарова, Алексей остановился смущенный, но в квадратах окон виднелись на фоне рыжих гор часто поставленные вышки — и точно заявляли: нефть здесь главное.
Сидевший за просторным столом Меджафаров, крепко сколоченный, плотный в плечах, поднялся навстречу разведчику из Башкирии и в упор посмотрел на него коричневыми с хитринкой глазами. Он был не стар; по загорелому лицу, по властной прямой осанке никто не дал бы ему больше сорока лет.
— Ну, как чувствуешь себя в родных местах? — спросил он звучным голосом человека, привыкшего выступать с трибуны. — Пьянит, наверно, здешний воздух? А? Нефтью у нас пахнет! И газком иногда. Как вчера на Лег-Батане-то? — Меджафаров прикрыл глаза тяжелыми складками век, будто залюбовался возникшей перед ним картиной схватки со стихией, ноздри его крупного носа хищно раздулись. — Инженеры говорят: редкий случай в мировой практике… Закрыть такой фонтан нам вряд ли удастся, пока скважина не обвалится и не заглохнет сама. Зато все ближние промыслы перевыполнят план за счет сбора этой нефти. Вот что значит наш старик Баку! — Меджафаров хохотнул, затем добавил серьезно: — Молодец, товарищ Груздев! Но, знаешь, утверждают, для любого спортсмена твой прыжок — мировой рекорд. Ты что, спортом занимаешься?
— Нет. Просто так прыгнул.
— Просто? Это, дорогой друг, совсем не просто: стоит человек на месте — и вдруг прыгает, словно барс. Орден тебе дадим за такую штуку.
— Что вы! — сконфуженно запротестовал Груздев. — Смеяться будут: прыгнул — и на тебе, получил орден!
— Смеяться? — В глазах Меджафарова вспыхнули искорки не то гнева, не то обиды, но он сдержался. — Ради спасения человеческой жизни смельчак прыгает в огонь, прыгает в воду… Разве смешно? Если твой прыжок предотвратил катастрофу, которая принесла бы миллионные убытки и тысячи человеческих жертв, как это оценить? Сколько времени ты работаешь в Башкирии?
— Третий год.
— Только-то! И уже директор конторы? Еще раз молодец. А бурильщиком работал?
— Две скважины бурил: одну — когда был на практике пятого курса, другую — после получения диплома. Я в институт шестнадцати лет поступил.
— Ну, садись, дружок, закуривай. Здесь можно. — Меджафаров поощрительно усмехнулся. — Тебе у нас, на большой нефти, работать надо, а не крохоборством заниматься на ваших пологих структурах. Квартиру предоставим хорошую, условия для роста создадим. Опять не согласен? — с легкой иронией спросил он, заметив быстрое движение Груздева, которому эти слова напомнили спор Ивана Наумовича с Безродным. — Какие у вас там открытия? Чуть брызнуло в Уртазах — и только. Пустая трата средств и времени. Что? Неверно я говорю?