Отбрось сомнения

Когда ей вздумалось рассказать о мамином ночном кошмаре, Эдвин встрепенулся.

– Лили, скорее доедай котлетку! Роза принесет тебе такую вкуснятину, какой ты еще наверняка не пробовала ни разу в жизни! – сообщил он поспешно.

Только по окончании визита, радушно распрощавшись с Говардом и выйдя за пределы его дома, Хилари как будто между прочим поинтересовалась, не поворачивая к Эдвину головы:

– Женщина, о которой вы упоминали в разговоре, это и есть та самая Глэдис? Глэдис Нейленд?

Эдвин неохотно кивнул.

Рассказывать Хилари о том, что совсем недавно он был помолвлен с Глэдис, ему не хотелось. По крайней мере, сейчас. Тех отношений, что связывали его с подругой детства, она все равно не поняла бы. Конечно, он намеревался объяснить ей все, но позднее. В подходящий момент, в доверительной обстановке.

Вихрь волнующих событий закружил Хилари в умопомрачительном танце. То, во что в одночасье превратилась ее жизнь, можно было сравнить с красивым романом.

Началась оживленная подготовка к свадьбе. Заказ блюд, рассылку приглашений, оформление дома и прочие заботы Эдвин взял на себя. Все, что требовалось от Хилари, так это при помощи одного из ведущих модельеров Майами выбрать фасон свадебного платья, подобрать к нему туфли, перчатки и украшения.

Каждое утро ей было необходимо ездить на примерки. Дороти, внучатая племянница Мириам, узнав от Говарда радостную новость о женитьбе Эдвина, вызвалась везде сопровождать его невесту. Хилари радовалась, что ходит по роскошным салонам, ювелирным лавкам и магазинам не одна. Ведь раньше она никогда не посещала подобных мест и, попадая в них, чувствовала себя весьма скованно.

С Лили оставалась Пэг, тоже приехавшая в Майами. Эта женщина была наделена настоящим даром ладить с маленькими детьми. С ней Лили возобновила занятия арифметикой, продолжила изучать алфавит, делать утреннюю зарядку – в Солт-Лейк-Сити всем этим она занималась в садике.

В час дня, когда Эдвин возвращался с работы, они втроем обедали, потом везли Лили на прогулку. За эти дни они успели посетить детский парк со всевозможными аттракционами, выставку универсальных кукол, театр юного зрителя и зверинец.

Лили, наделенная пытливым умом и богатым, воображением, смотрела на все широко раскрытыми глазами и засыпала родителей вопросами.

По возвращении домой ребенка тут же укладывали спать. Та щебетала, как весенняя пташка, делясь впечатлениями от увиденного и пережитого, но как только ее остриженная головка касалась подушки, она сразу же засыпала.

А Хилари с Эдвином направлялись в просторную комнату, которую на следующий же день после приезда невесты Эдвин обустроил специально для нее.

Теперь в углу здесь стоял белый кабинетный рояль на гнутых ножках. На полу лежал мягкий персидский ковер с затейливым узором, на стенах висели бронзовые канделябры. У камина разместилось кресло-качалка.

Уединяясь здесь вдвоем и сливаясь с музыкой, Хилари и Эдвин чувствовали себя неразрывным целым, единым организмом, которому позволено прикоснуться к миру божественного.

В первый день Хилари не осмелилась играть Эдвину то, что сочинила когда-то сама. Исполняла классику – лирические романсы Грига, глубокомысленные гениальные сонаты Бетховена, наполненные светом и теплом произведения Чайковского.

– Я не встречал в жизни никого, кто бы умел так сильно чувствовать музыку, – сказал Эдвин, когда Хилари убрана руки с клавиш и повернула к нему голову. – Ты играешь так увлеченно, вкладываешь в любую вещь, которую исполняешь столько живости, столько чувства…

Эдвин смотрел на свою изящную маленькую Хилари и не мог понять, почему теперь воспринимает ее совершенно по-другому. Она словно бы влилась в его душу вместе со звуками музыки, которые с такой ловкостью, с таким упоением извлекала из рояля.

Когда она играла что-нибудь серьезное, лицо ее бледнело и становилось строгим и сосредоточенным. Веселые мелодии преображали Хилари, словно она попадала под яркие лучи полдневного солнца.

Ее состояние мгновенно передавалось Эдвину, и его внутренний мир озарялся и ликовал.

– Ты – мой маленький гений! – пробормотал Эдвин, когда по окончании концерта для одного зрителя они пили чай все в том же зале.

– Я вовсе не гений, – ответила Хилари, смущенно краснея. – Но слышать от тебя подобные слова очень приятно.

В канделябрах на стенах горели настоящие свечи. Их таинственное мерцающее сияние лишь усиливало и в Эдвине и в Хилари ощущение того, что они возвысились над мирской суетой.

В эти дни Хилари переживала мощный творческий подъем, Любовь достигла в ней такого накала, что рвалась наружу, преобразуясь в звуки и мелодии безудержным потоком…

Услышав собственные произведения Хилари, Эдвин обомлел. То печально-нежные, то взволнованно-тревожные звуки сочиненной ею музыки так сильно подействовали на него, что ему показалось, будто он очистился от чего-то тяжелого и темного.

Что делает со мной эта женщина, это сказочное, таинственное, сложное и многогранное создание? – размышлял он по ночам, когда утомленная и разгоряченная бурными любовными порывами Хилари засыпала у него на груди. О раздельных кроватях никто из них больше не упоминал. Почему мне кажется, что без нее я уже не смогу быть самим собой? – удивлялся Эдвин.

Однажды он представил себе на мгновение, что ее не стало. Что она погибла в катастрофе, подобной той, что унесла жизни его матери и ее отца. На душе у него сделалось так невыносимо гадко, что захотелось кричать.

Я должен беречь ее, как зеницу ока, решительно сказал он себе. Ее и нашу малышку. Теперь я ответственен за их спокойствие и благополучие, а через несколько дней эту ответственность укрепит закон.

До свадьбы оставалась неделя.

– Послезавтра я намерен устроить вечеринку. Соберем близких нам людей и объявим им, что мы помолвлены, – сказал Эдвин.

Они завтракали с Хилари в уютном кафе недалеко от дома.

Хилари насторожилась.

– А это обязательно? Наша история не вполне обычная… И до свадьбы остается всего семь дней…

– Без этого не обойтись, – уверенно ответил Эдвин. – В нашей семье привыкли во всем строго следовать устоявшимся традициям, Хилл. Если я не объявлю родственникам о предстоящей женитьбе так, как это положено делать, они посчитают, что я отношусь к ним пренебрежительно.

Хилари пожала плечами.

– Что ж, давай устроим помолвку. Только я не знаю, каким правилам люди следуют, устраивая подобные мероприятия. От меня потребуется что-нибудь особенное?

Эдвин улыбнулся.

– Ничего такого, что не в твоих силах. Во-первых, сегодня вы с Дороти подберете для тебя подходящее платье. А во-вторых, на твоем пальчике должно красоваться вот это. – Он достал из внутреннего кармана пиджака маленькую атласную коробочку и протянул ее Хилари.

Она приняла подарок слегка дрожащей рукой. В футляре лежало восхитительное колечко с крупным бриллиантом овальной формы.

– Эдвин… – произнесла Хилари на выдохе и с замиранием сердца достала кольцо. – Оно – просто прелесть!

– Тебе нравится? Я очень рад, – ответил Эдвин и надел кольцо на палец невесте.

Платье, на котором Хилари остановила свой выбор, было несказанно красивым. Если бы не Дороти, бедняжка и не приблизилась бы к нему, поскольку оно висело в отделе супердорогих вещей и стоило соответственно.

Нежно-розовое, из мягкой тонкой ткани, оно соблазнительно обтягивало фигуру Хилари и в то же время вовсе не смотрелось вызывающе или дерзко.

– То, что нужно! – воскликнула Дороти, всплескивая руками.

Приглашенных на вечеринке было не слишком много. Собрались в основном родственники Эдвина. Из друзей он пригласил лишь пару человек.

Хилари позвала единственного друга – Томаса Харриса. Конечно, сообщила о помолвке и Освальду с Гретой, и Молли. Молли ответила, что приехала бы с удовольствием, но не может оставить больного отца. А Освальд и Грета пообещали явиться лишь ко дню свадьбы – оба они планировали к этому моменту взять долгосрочный отпуск.