Страница 14 из 21
Вернувшись в Белоозеро, Ян возложил обязанность поимки беглецов на горожан, а чтобы приободрить их, пригрозил в противном случае остаться у них на целый год: «Аще не имете волхву сею, не иду от вас и за лето». Отважный воин несомненно дал волю своей иронии, но на самом деле угроза была нешуточной. Согласно статье 42 Краткой Правды, сборщик дани и вир мог требовать с местного населения на неделю 7 ведер солоду, барана или половину говяжьей туши либо деньгами 2 ногаты; в среду и пятницу полагалась ему голова сыра, ценой в резану; ежедневно, кроме того, по 2 куры, а хлеба и пшена вдосталь, «колко могут изъясти» он и его спутники. Кони приезжих становились на полное овсяное довольствие{56}. О том, сколь отяготительными для населения были постои «княжих мужей», говорит тот факт, что закон запрещал последним задерживаться в одном месте больше недели.
Отсюда понятно, почему белозерцы предпочли ловить по лесам «кудесников», нежели остаться до следующего лета в приятном обществе Яна и его двенадцати спутников. В скором времени волхвы были пойманы и доставлены к Яну на суд. Допрос смутьянов превратился в маленький религиозный диспут. Летописец изложил его содержание, видимо, со слов Яна, но при этом заставив волхвов говорить в терминах христианского богословия, понятных читателям Повести временных лет. «Чего ради погубиста толико человек?» — спросил Ян. Волхвы отвечали: «Потому, что те держат обилье, и, если истребим их, будет всего вдоволь. Хочешь, пред тобою вынем жито или рыбу или что иное?» — «Все вы лжете, Бог сотворил человека из земли, состоит он из костей и кровяных жил, и нет в нем ничего другого, а если и есть, то никто, кроме Бога, того не знает». — «А мы знаем, как сотворен человек», — возразили волхвы. «Как же?» — «Мылся бог в бане, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю; и заспорил сатана с богом, кому из нее сотворить человека, и сотворил дьявол тело человека, а бог в него душу вложил; потому, когда человек умрет, тело его идет в землю, а душа к богу»[96]. — «Поистине прельстил вас бес! — продолжал Ян. — Какому богу веруете?» — «Антихристу». — «А где он?» — «Сидит в бездне». Ян победоносно закончил спор: «Какой же это бог, раз сидит в бездне? Это бес, а Бог на небеси, сидит на престоле, славимый ангелами, в страхе предстоящими Ему и не смеющими взглянуть на Него. Один из них, которого вы зовете Антихристом, за высокомерие и был свергнут с небес и пребывает в бездне до тех пор, пока Бог не сойдет с небес, не свяжет Антихриста и не посадит его вместе с его слугами и верующими в него. А вам, — заключил Ян, — и здесь придется принять муку от меня, и по смерти на том свете». Волхвам, однако, их судьба рисовалась иначе: «Наши боги говорят нам, что ты ничего не можешь нам сделать». — «Врут вам боги!» Но волхвы стояли на своем: «Нам подобает предстать перед Святославом, а ты не можешь сделать с нами ничего».
Слова волхвов звучали как неприкрытая насмешка. Было совершенно очевидно, что «боги» нашептывают им узаконения принятой недавно Правды Ярославичей, «отложившей» так некстати для Яна «убиение за голову» и сделавшей «муку» (наказание) смерда исключительной прерогативой княжеской власти: «Или смерда умучат, а без княжа слова, за обиду 3 гривны» (ст. 33). Препирания с волхвами сползали с богословской почвы на юридическую, где у противников Яна было явное преимущество.
Ян оказался в сложном положении. Вершить своею властью расправу над волхвами означало вторгнуться в княжескую юрисдикцию. С другой стороны, исполнение буквы закона было равносильно признанию того, что «боги» волхвов совсем не так уж немощны, раз могут избавить своих приверженцев от руки «княжого мужа». Таким образом, передача волхвов княжескому правосудию выглядела потачкой бесам. Последнее соображение перевесило тяжесть штрафных санкций: Ян решил не считаться с убытками ради вящего торжества христианского Бога.
Волхвов подвергли изощренной пытке. Ян повелел «бити» их и «поторгати [выщипывать, выдирать по клочкам] браде ею». Это была не только «мука», но и специфическое унижение человеческого достоинства истязуемых. «Поторгание» бороды у свободного человека по Русской Правде каралось «продажей» в 12 гривен — высшим уголовным штрафом после 80-гри-венной таксы за убийство, — так же, как, например, членовредительство[97]. Яну было важно сломить врагов морально, и он, наблюдая за их мучениями, продолжал допытываться: «Что вам теперь боги молвят?» Но те упрямо повторяли: «Стати нам пред Святославом».
Дело пошло на принцип. Ян приказал привязать волхвов к борту ладьи, вложить им в рот металлический брус («рубль») и в таком виде повез их на Волгу, где была свежа память о кровавых волховских оргиях в погостах и селах. «Сташа на устье Шексны», Ян снова спросил волхвов: «Ну, что вам боги молвят?» Тут наконец волхвы сдались: «Так нам боги молвят, что не быть нам живыми от тебя». Удовлетворенный Ян тоже сделал уступку: «То они вам правду поведали». Волхвы взмолились о пощаде: отпустишь нас, говорили они, «много ти добра будет», погубишь — «многу печаль приимеши и зло». Ответ Яна вновь подчеркивает превосходство небесного закона над земным: «Если вас пущу, зло мне будет от Бога, если погублю, то мзда мне будет [на том свете]».
Не позволив волхвам выкупить «головы» убитых ими женщин, Ян санкционировал расправу по обычаю кровной мести. Опрос «повозников» — людей, которые в порядке повинности («повоза») везли Яна и его отроков в ладьях, — показал, что среди них много таких, у кого волхвы убили мать, сестру или другую родственницу. Ян обратился к ним: «Мстите своих». Те прикончили волхвов и повесили их тела на дубе. Примечательно, что летописец не только не осудил Яна за нарушение закона, но даже разглядел в его поступке высшую справедливость, ибо волхвы, по его словам, «отместье приимше от Бога по правде». Разумелось: «по правде» Божией, а не по Правде Ярославичей{57}.
Приблизительно тогда же от христианства едва не отпал Новгород. Там объявился волхв, который хулил христианскую веру и похвалялся своим всемогуществом («творяся акы бог»). Он совратил множество горожан («мало не всего града») обещанием невиданного чуда: «Яко перейду по Волхову пред всеми». Как и в Ростове, жрец попытался натравить горожан на епископа Федора и только прибытие к месту происшествия князя Глеба с дружиной остановило расправу. Владыка, «облекшись в ризы», вышел к народу с крестом в руке и провозгласил: «Кто верит волхву, тот пусть идет за него, а те, кто верит Богу, пускай идут ко кресту». Город «разделишася надвое», но то были весьма неравные доли: «Князь бо Глеб и дружина его идоша и сташа у епископа, а людье вси идоша за волхва». Чтобы предотвратить кровопролитье, Глеб решил посрамить волхва у всех на глазах. Сунув под плащ топор, он подошел к окруженному толпой чародею и спросил, ведомо ли ему будущее, «то, что будет утром и что до вечера». Тот отвечал надменно: «Знаю все». — «А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?» — продолжал расспросы Глеб. «Чудеса великие сотворю». После этих слов Глеб извлек из-под плаща топор и раскроил волхву череп. У новгородцев достало ума, чтобы понять преподнесенный урок. Мятежная толпа мирно разошлась по домам.
В самом Киеве по улицам ходил волхв, «прельщен бесом», изрекавший странное пророчество от имени каких-то «пяти богов»: что «на пятое лето Днепру потещи вспять и землям преступати на ина места, яко стати Гречьскы земля на [месте] Русской, а Русьскей на [месте] Гречьской и прочим землям изменитися». Многие простодушные киевляне («невегласы») верили этим бредням — после всего, что они видели за последнее время, то, что обещал волхв, было, возможно, не самым необычным. Более рассудительные говорили обманщику: «Бес тобою играеть на пагубу тобе». Волхв исчез так же внезапно, как и появился: «в едину нощь» пропал без вести, вероятно не без помощи бдительных отцов города.
96
Подобная легенда о сотворении человека действительно существовала у нижегородской мордвы. В передаче В.О. Ключевского ее содержание таково: «У мордвы два главных бога, добрый Чампас и злой Шайтан (сатана). Человека вздумал сотворить не Чампас, а Шайтан. Он набрал глины, песку и земли и стал лепить тело человека, но никак не мог привести его в благо образный вид: то слепок выйдет у него свиньей, то собакой, а Шайтану хотелось сотворить человека по образу и подобию божию. Бился он, бился, наконец позвал птичку-мышь — тогда еще мыши летали — и велел ей лететь на небо, свить гнездо в полотенце Чампаса и вывести детей. Птичка-мышь так и сделала: вывела мышат в одном конце полотенца, которым Чам пас обтирался в бане, и полотенце от тяжести мышат упало на землю. Шайтан обтер им свой слепок, который и получил подобие Божие. Тогда Шайтан принялся вкладывать в человека живую душу, но никак не умел этого сделать и уже собирался разбить свой слепок. Тут Чампас подошел и сказал: «Убирайся ты, проклятый Шайтан, в пропасть огненную, я и без тебя сотворю человека…» Спорили, спорили, наконец порешили разделить человека: Чампас взял себе душу, а Шайтану отдал тело… Оттого, когда человек умирает, душа с образом и подобием Божиим идет на небо к Чампасу, а тело, лишаясь души, теряет подобие Божие, гниет и идет в землю к Шай тану. А птичку-мышь Чампас наказал за дерзость, отнял у нее крылья и приставил ей голенький хвостик и такие же лапки, как у Шайтана. С той поры мыши летать перестали» (Ключевский В.О. Указ. соч. С. 304—305).
97
Это указывает на то, что Ян был человек зажиточный. Одна сумма штрафа за смердью «муку» (3 гривны) уже была достаточно солидной. Скажем, недельное содержание сборщиков даней и вир, о котором говори лось выше, в денежном выражении составляло несколько больше полугривны. Добавляя к 6 гривнам за «муку» 24 гривны за «поторгание» бороды, получаем, что Ян рисковал шестьюдесятью неделями (то есть больше чем годом) сытой жизни.