Ледяное сердце

— Это должен быть кто-то хорошо знающий дом, — сказали Мартину полицейские.

Вся прислуга не раз допрашивалась с пристрастием. И Николь вызывали дважды. Когда ее отец обнаруживал и заявлял о каждом новом исчезновении, все домочадцы приходили в волнение. Подозрение разделило всех на враждующие группы.

Неделями Николас Бартон крался ночью по дому, пытаясь изловить злодея. На эти кражи реагировал так, будто именно он персонально не справляется со своими обязанностями. И никто, кроме одного из всех обитателей дома, насколько знала Николь, даже не заподозрил того человека, у которого она в конце концов обнаружила одну из пропавших миниатюр.

Николь была очень расстроена, но отчаянно пыталась замять это дело. Она поспешила вернуть миниатюру на место до того, как пропажа будет замечена, но Мартин застал ее врасплох с маленьким портретом в руках и сделал единственно возможный вывод, что все было украдено ею. Николь слишком поздно оценила риск, на который пошла. Она никогда не забудет момента, когда ее поймали: изумление и ярость старика и ее собственный ужас, толкнувший на то, чтобы объявить о своей беременности.

Николь схватилась за голову, пытаясь освободиться от неприятных воспоминаний, и сосредоточилась на трех фигурах, медленно идущих в сторону конюшни в увядающем свете дня: Мартина, ее сына и замыкающей процессию няни Мелани.

Голова отяжелела. Решив, что может ненадолго прилечь, Николь разделась… Она посмотрела на огонь, горящий в мраморном камине, и оглядела всю спальню. Слишком роскошно для дочери дворецкого! Она всего лишь случайный попутчик в экипаже собственного сына, разочарованно напоминала себе Николь. Осторожно отвернув роскошное покрывало, она села на хрустящую простыню.

Мартин пережил собственных детей, разлучился с одним из внуков и пережил смерть первой правнучки, грудной дочери Пола. Сейчас он собирался приютить Джима у себя в доме, невзирая на то, как тот появился на свет! Почему же она сомневается в перемене, произошедшей в Мартине? Ее сын — продолжение рода старика, а время творит чудеса.

Когда мысли перескочили на отношения с Полом, Николь опять захлестнуло чувство острого стыда. Здесь ничего не изменилось: когда Пол смотрел на нее, она загоралась.

Молодая женщина прислонила горящее лицо к прохладной подушке, но это не освободило ее от гнетущего предчувствия. Один лишь момент слабости, и она поставит и себя и своего сына в невыносимое положение.

Еле уловимый звук разбудил Николь. Лампа у кровати горит, занавеси на окнах зашторены. Пол сидит у камина с грустным раздумьем на смуглом лице, моментально исчезнувшим в тот миг, когда он встретился с ее удивленным взглядом. Красивые черты лица смягчились.

— Что ты тут делаешь? — сердито спросила Николь.

— Зашел посмотреть, как ты себя чувствуешь, и задержался, чтобы подложить дров в огонь.

— Хорошо, — соврала Николь, воспитанная в убеждении, что признак дурного тона говорить о плохом самочувствии в присутствии посторонних.

— Ты так не выглядишь. Я бы предложил тебе пропустить обед и остаться в постели.

Николь резко села.

— О, я думаю, это произвело бы большое впечатление на твоего деда, не так ли? Гостья, только что появившаяся и тут же прямехонько улегшаяся в постель. Такого здесь не бывало.

— Сейчас главный герой — Джим. Я думаю, тебе не следует беспокоиться о впечатлении, которое производишь ты.

— Я и не беспокоюсь. — Ее голос погрубел, потому что ей очень не нравилось, когда Пол замечал ее слабость и тревогу.

— Ты гоняешься за собственной тенью с тех пор, как появилась здесь, — невозмутимо продолжал Пол. — Мир и тишина успокоят твои нервы.

— У меня нет нервов.

— Их предостаточно на каждом сантиметре твоего исключительно чувствительного тела, включая самые привлекательные и неожиданные места, — сказал Пол с кажущейся холодностью. Взгляд его задержался на залившей щеки Николь краске, когда он проходил мимо кровати.

— Не приближайся, — предупредила Николь голосом, поднявшимся на целую октаву.

Пол сбросил пиджак и присел на край постели.

— Я тебя так сильно обидел? — мягко осведомился Пол. — Ты проглотила со мной больше, чем могла прожевать, Ники, разве не так? Около трех лет назад ты хотела просто поиграть, а я выдернул ковер у тебя из-под ног и взял больше, чем, думаю, ты намеревалась мне дать.

— Остановись, Пол! — Николь откинулась обратно на подушку с побелевшими и перекосившимися от боли губами.

— Я спрашиваю тебя сейчас… Что ты ожидала от человека, похоронившего жену и ребенка всего несколькими месяцами раньше? Я хотел быть один, а ты все время вертелась передо мной. В какой-то мере я даже возненавидел тебя за это, но и тогда не мог отрицать, что хочу того же, чего добивалась ты.

— Все, чего я хочу сейчас, это чтобы ты оставил меня в покое!

Пол дотронулся указательным пальцем до ее тонкой руки, лежавшей на простыне, и Николь отдернула руку так, будто его теплое прикосновение обожгло ее.

— Ты научилась быть осторожной, а сейчас еще и напугана.

— Я не напугана.

— Нет? — Пол посмотрел на нее, и весь мир потонул в глубине его красивых глаз. — Тргда почему каждый раз при моем приближении ведешь себя как испуганный ребенок?

— Это чепуха.

Пол медленно погрузил смуглые пальцы в копну ее светлых волос, а другой рукой властно притянул к себе. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Легкие с трудом справлялись с дыханием. Она знала, что, если он сейчас же не отпустит ее, она пропала, и все же не могла найти в себе сил вырваться из объятий.

— Ты женщина в каждом своем проявлении, Николь. Ты таешь в моих руках, — ласково выдохнул он. — Так и должно быть.

Звонок тревоги загудел в голове Николь.

— Это так и есть… чертовски опасно.

— Безопасные вещи так скучны, — с трудом выговорил он. Красивая темная голова Пола склонялась к ней, пока его жаждущие губы не сомкнулись с ее губами.

Она растворилась в этом поцелуе. Биение сердца штурмовало барабанные перепонки, и собственное желание росло внутри Николь, переполняя и готовясь вот-вот вырваться наружу… Пол сорвал с нее простыню, обхватил руками округлые бедра, крепко прижал Николь, чтобы дать ей почувствовать силу своего возбуждения. Она закрыла глаза, и тело вспомнило все, что было между ними в те далекие дни.

Его язык продолжал дразнящую игру с ее чувственным нёбом. Николь судорожно вздрагивала и извивалась от этого, как от пытки, слабые крики наслаждения вырывались из самой глубины гортани.

— Тебе это нужно не меньше, чем мне.

Опытной рукой Пол мгновенно стянул с Николь одежду, глядя ей в глаза расстегнул лифчик, снял бретельки с вытянутых рук и отбросил его. Его горящий оценивающий взгляд, как огненный поцелуй, прошел вниз, по набухшим, вздувшимся холмикам ее грудей, увенчанных тугими розовыми сосками. Николь сделала инстинктивное движение закрыться простыней от этого взгляда. С нервным смехом Пол взял ее руки в свои и не дал этого сделать.

— Я сгораю. Я хочу чувствовать каждую твою клеточку, — признался Пол. — Но в то же время хочу заставить тебя саму взмолиться о близости.

Его напряженная чувственность посылала мучительные импульсы возбуждения, воспринимаемые ею. А когда он склонил голову над ее обнаженной грудью и кончиком языка дотронулся до упругих розовых сосков, спина Николь выгнулась. Она освободила руки, чтобы положить их на голову Пола и притянуть к себе. Он нежно играл ее горящими от напряжения сосками. Она думала, что лишится сознания от ощущения острой неудовлетворенности.

Николь услышала, что кто-то стонет, не сознавая, что стонет сама. Она издала крик удовлетворения, когда Пол вдруг устремился вниз, к треугольнику меж бедер, прижимаясь лицом и страстно целуя. Ощущение его языка в самой чувствительной точке тела превратило ее в дикого зверя. Невыносимый жар пылал во всем теле, но Пол вдруг отпрянул от нее с негромким, но выразительным ругательством.

Только тогда Николь услышала стук в дверь. Возвращенная к реальности, Николь пришла в себя, но даже сейчас каждый ее нерв стонал от саднящего чувства неудовлетворенности и ужаса от собственного откровенного и неукротимого желания.