Страница 19 из 37
— Кто это? — безвольно прошептали его губы.
— Где? — спросил Генка, пытавшийся по взгляду товарища определить, о чем или о ком идет речь у впавшего в прострацию Шурика.
— Вон...
Рука Шурика медленно поднялась по направлению к плывущему миражу в обличьи Прекрасной Девушки.
— Плывет...
Генка, наконец, увидел ту, что так поразила Шурика: ничего особенного — знакомая с параллельного потока:
— А! Так это ж Лидка с параллельного потока.
— Ли-да...— по слогам, перекатывая во рту все буквы этого прекрасного имени, произнес Шурик.— Уди-ви-тель-ная девушка. Я ее никогда раньше не видел...
— Хочешь познакомлю?
Для Генки не было проблем ни в чем. Однажды определив для себя цель, он не останавливался на пути к ней и не церемонился в выборе средств для ее достижения.
— А?..
Шурик, наконец, пришел в себя, и до него дошло, что предлагает ему Генка. Это было кощунственно! Это было страшно! Это было так не вовремя!
Но этого так сладостно хотелось!
— Нет! Нет!
— Да брось ты! Лида!
Лида, остановив свой бег, услышала, что ее зовут. Лида, как вы уже знаете, была девушкой простой, естественной и очень отзывчивой. Она разглядела звавшего ее Генку и направилась без особых обиняков к нему. Рядом с Генкой стоял какой-то паренек, немного смешной: в коротких брючках, в курточке, давно ставшей тугой в плечах, с белобрысой челкой над красивым лбом и в очках, делавших паренька каким-то беззащитным и очень добрым.
— Лида, можно тебя на минуточку?
Пока Лида шла через дворик к ним, Шурик нервно пытался принять более распектабельный вид: он то снимал, то снова надевал очки, приглаживал непокорные вихры, перекладывал из одной руки в другую стопку книг.
Сняв очки, он, наверное, казался лучше со стороны, но ничего без них не видел: вся конкретность расплывалась в тумане, очертания теряли объективность, а самое главное — он терял из виду девушку, которую звали Лида и которая шла навстречу ему. Надев очки, он видел все яснее, видел, как она прекрасна, но сам, наверное, терял обаяние, и это угрожало тем, что девушка не обратит на него никакого внимания.
Лида подошла к ребятам. Она лакомилась мороженым на палочке, ласково называемым «эскимо». Его шоколадная глазурь вместе со сладчайшим сливочным мороженым в серебристой фольговой обертке была любима всеми — от мала до велика.
Генка затеял разговор несколько издалека, но о предмете совсем недавнем и близком:
— Сдала?
— Сдала,— не без гордости и доли кокетства отвечала Лида.
— Сколько? — традиционный, как мы выяснили, вопрос.
— Пять!
И неудивительно: все свои зачеты и экзамены Лидочка пока сдавала только на «отлично». И тем также была хороша.
— Поздравляю!
— Спасибо.
Генка без обиняков перешел к следующему подразделу обычной в таких случаях ситуации:
— Знакомьтесь — это Лида...
— Петя...
Ай-яй-яй, Шурик! Да приди же в себя скорее! Будь мужчиной! О каком Пете ты ведешь речь?!
— Э-э... Саша...
Лида первой протянула свою розовую ладошку:
— Лида.
У Шурика руки были заняты книгами и, конечно же, когда он, наконец, догадался ответить на рукопожатие Лиды, первым делом он уронил свои книжные кирпичи и себе, и Лидочке на ноги.
— Ой!
— Простите!
Оба склонились над упавшими книгами и неловко соприкоснулись лбами:
В таких случаях говорят: «И словно искра пробежала между ними...» Никакой искры в этот момент между молодыми людьми не пробежало, ответственно вам заявляем, так как она, искра, стало быть, имела место между нашими героями значительно раньше.
Куда-то исчез догадливый Генка Сенцов. Куда-то уплыл естественный шум институтского дворика с его гомоном, криками, смехом. И возникла Музыка. Музыка, которая звучала в их душах.
Она то подчеркивала, то оттеняла их хорошее настроение, их неожиданное знакомство, их возможную в перспективе дружбу, а быть может, чувство и более глубокое и прекрасное.
Шурик вдруг обрел дар речи. Он вдруг вспомнил уроки красноречия в народном театре и как-то нечаянно для себя самого открыл в себе талант прекрасного рассказчика. У него вдруг появилось желание так много рассказать Лидочке о своем житье-бытье, о своем неистовом вгрызании в гранит науки, о своих товарищах по путешествию к южному ласковому морю, о своих ночных кухонных дежурствах в южном пионерском лагере, о своей дружбе со старым татарином Ахметом в маленькой гурзуфской пельменной, о своих жизненных злоключениях и незабываемых приключениях.
И где-то на самой середине их разговора и Шурика, и Лиду стало посещать пока никак необъяснимое ощущение еще чьего-то неотрывного присутствия. Словно между юношей и девушкой, взявши их посередине за руки, вышагивал по тротуарам еще кто-то: невидимый и неосязаемый, добрый и насмешливый, предупредительный и коварный...
И снова на их пути — раскрытые канализационные люки. Словно кто-то нарочно привел их к ним снова, чтобы нечто указать, напомнить, проучить...
Шурик предупредительно провел Лидочку за руку между люками. Поправил временное ограждение возле них. И от взволнованной старательности случайно угодил в крайний слева.
Лидочка страшно испугалась и вскрикнула коротко, но увидав, что Шурик благополучно, не поранившись, не поцарапавшись, выбрался из люка цел и невредим, счастливо и весело улыбнулась.
На переходе через шумную городскую магистраль молодые люди зазевались и не обратили внимания на предупреждающий сначала желтый, а потом и запрещающий красный свет. Они, не отпуская руку друг друга, лавировали перед автомашинами, бежали, суетились, пока, наконец, не перешли на другую, нужную им сторону и им не встретился дорожный постовой.
Счастье пока улыбалось им.
А кто-то Невидимый Третий хитро усмехался.
Пока...
* * *
— Ну вот, я и дома,— сказала вдруг Лидочка. Шурик вгляделся. Уютный двор, с четырех сторон окруженный большими пятиэтажными домами, лишь недавно, по всей видимости, принявшими в свои объятья счастливых жильцов. У подъездов тихо колыхались акации, старушки сидели на лавочках, о чем-то добродушно судача, дети играли в песочнице, строили песочные замки и города.
— Вы здесь живете?
— Угу. Вон мои два окна на пятом этаже! Лидочка подняла голову куда-то к небу и указала на
отливающие солнцем окна своей квартиры.
— Хороший у вас район,— искренне позавидовал Шурик. Все здесь его радовало, потому что как нельзя кстати подходило всем своим видом такой прекрасной девушке, его новой знакомой, однокурснице Лидочке.
— Никогда здесь раньше не был.
Невидимый третий про себя захохотал. Ему пожелалось изо всех сил толкнуть Шурика в спину, чтобы тот еще больше потерял голову. И — толкнул.
На пути Лидочки и Шурика сидел пес. Бульдожьей породы. С медалями на груди. Со свирепым выражением на морде.
Он узнал их. Он узнал их сразу. По запаху. И еще по тому, какую обиду они ему нанесли несколькими часами ранее. Он понял, что сейчас, быть может, настал его час. Час отмщения.
Пес тихо зарычал.
— Ой! — испугалась Лидочка.
Шурику тоже захотелось сказать: «ой», но он не позволил себе этого в присутствии девушки, потому что это разрушило бы его образ, образ человека бесстрашного, всегда готового защитить свою девушку, чего бы это ни стоило.
— Не бойтесь!
Он крепко взял Лидочку за локоток и встал рядом.
Шурик пока не знал, как преодолеть эту нежданную преграду. Тем более, что она была живой и донельзя агрессивной, о чем говорил весь ее внешний вид и намерения.
— Это, наверное, новых жильцов...— Лидочка обнаружила у своего подъезда сгрудившиеся баулы, ящики, мебель. Именно их охраняла эта страшная собака.
— А как же я пройду? — вдруг растерялась Лидочка и посмотрела на Шурика, как бы вопрошая его о защите.
Шурик не знал что, но что-то надо было решительно предпринять.
— Сейчас! Сейчас что-нибудь придумаем! Состояние Шурика можно было понять и оправдать: