Она проснулась в темноте

Я откинулся на спинку дивана, перевел дух и выпил пару глотков коньяка. Я не прислушивался. Даже пытался вообще ничего не слышать, но был взбешен этой помехой и про себя посылал ко всем чертям абонента на другом конце провода.

— Да, — сказала Элси, потом продолжала возмущенным тоном: — Нет. Конечно, нет. Откуда вы это взяли?

Она стояла ко мне спиной, и я видел, как она распрямилась и застыла в напряженной позе, слушая своего невидимого собеседника.

— А я говорю вам — нет! — закричала она в ярости. — Он оставил меня перед домом, пообещав прочитать рукопись завтра, если я ее пришлю… Сейчас я работаю как негр, чтобы привести в порядок последние страницы.

Она послушала немного, потом закончила категоричным тоном.

— Нет. Повторяю вам, что работаю. Спокойной ночи.

Она швырнула трубку на аппарат и оставалась неподвижной несколько секунд. Я встал и, когда она медленно повернулась ко мне, увидел, что эта ночь для меня пропала. Ее лицо исказилось, на губах блуждала натянутая улыбка.

— Мне очень жаль, Бретт…

Я пересек комнату, чтобы обнять ее, но это уже было ни к чему. Она не вырывалась, но мысли блуждали далеко от меня. Тело ее было напряжено. Испуг или злость? Я не знал. Она отстранила свои губы, чтобы получить возможность говорить.

— А сейчас уезжайте, милый. Я сожалею, страшно сожалею, но… если вы все еще хотите прочитать мой роман…

Мне тоже было жаль. Я сказал ей это и, чтобы соблюсти правила вежливости, уверил в том, что самое большое мое желание — прочесть ее произведение.

Она вяло улыбнулась и попросила меня позвонить ей по телефону сразу, как закончу чтение.

Я пообещал.

Тогда она высвободилась из моих рук и взяла с письменного стола большой конверт.

— Я даю вам первый экземпляр, — сказала она, возвращаясь ко мне. — Я его не перечитывала и не правила. Но внесла кое-какие изменения в копию, сейчас у меня нет времени пересмотреть и записать начисто.

У меня создалось впечатление, что она чуть жива от страха и хочет от меня поскорее избавиться. Я, со своей стороны, тоже не особенно стремился столкнуться с ревнивым соперником, поэтому поспешил согласиться и попросил у нее номер телефона.

Она взяла карандаш и написала несколько цифр на желтой бумаге конверта, который сунула мне в руки. Она буквально выгоняла меня, а я и не стремился остаться.

Поспешно взяв свою шляпу, я направился к двери.

В момент, когда я ее открывал, Элси бросилась мне на шею, быстро поцеловала в губы и прошептала: «Мне очень жаль, Бретт». На ее глазах блестели слезы.

— Мы еще увидимся, дорогая, — сказал я со смехом. — В следующий раз вы придете ко мне, и никто нам не помешает.

Она кивнула головой и улыбнулась сквозь слезы. Дверь за мной закрылась, и я спустился на лифте.

В этот поздний час улица была пустынной, но, пройдя по Третьей авеню, я вскоре поймал свободное такси. Дал шоферу адрес отеля «Беркшир», Пятьдесят вторая улица, и в дурном настроении откинулся на спинку сиденья, держа рукопись Элси Мюррей на коленях.

В отеле я пересек холл, никого не встретив, не глянув в сторону конторки администратора, и вошел в лифт.

Ключ был у меня в кармане, я вошел в номер, уселся в кресло с зажженной сигаретой в зубах и не спеша открыл конверт. Оттуда я извлек стопку листков, на первом из них прочел название, напечатанное заглавными буквами:

Текст был напечатан на машинке очень тщательно, на довольно хорошей бумаге. Я приступил к чтению неоконченного романа Элси.

Глава третья

(Рукопись Элси Мюррей)

Эйлин Феррис проснулась в темноте, сердце ее сжималось от ужаса. Объятая паническим страхом, она какое-то время оставалась неподвижной.

Инстинкт подсказал ей, что она лежит в чужой постели. Эйлин даже не знала, одна она в этой незнакомой комнате или нет. Единственное, в чем она была уверена: если у нее и был какой-нибудь компаньон, то это — незнакомец.

Во рту пересохло, язык казался парализованным, в висках пульсировала боль, несмотря на то, что она лежала совершенно неподвижно, боясь повернуть голову. Она была полураздета, голова покоилась на влажной подушке. Ноги, от бедер до кончиков пальцев, стали ледяными.

Затекшие руки лежали вдоль туловища, кулаки были так крепко сжаты, что ногти впивались в ладони. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы распрямить пальцы — сначала на правой, потом на левой руке. С колотящимся от страха сердцем она провела правой рукой по простыне до края матраса. Затем пришла очередь левой руки. Ее дыхание перехватило от ужаса при мысли о том, на что она могла натолкнуться. Один сантиметр, два, и, наконец, с огромным облегчением она вытянула руку во всю ее длину, поняв, что лежит одна на двуспальной кровати.

Тут она заметила, что комната была не совсем темной, и огляделась. Слабый свет проникал слева от постели, сквозь узкий прямоугольник, расположенный очень высоко: несомненно, это было застекленное оконце над входной дверью. Следовательно, она находится в номере какой-то гостиницы.

Призвав на помощь все свои силы и мужество, Эйлин повернулась на правый бок, приподнялась немного и протянула левую руку. Сначала ее рука наткнулась на ночной столик, затем чуть не сбросила на пол пепельницу, нащупала ножку настольной лампы и, в конце концов, ухватилась за качающуюся медную цепочку.

Прежде чем потянуть за нее, Эйлин крепко зажмурилась, чтобы уберечь глаза при резком переходе от темноты к свету, но тем не менее ослепительный свет зажженной лампы, подобно вспышке магния, проник сквозь ее веки. Только через несколько минут она осторожно открыла глаза и с отвращением огляделась вокруг.

Комната ничем не отличалась от номера любой второразрядной гостиницы. Меблировка состояла из кресла с кретоновой обивкой в цветочек, стула возле двери, непременного комода и туалетного столика с зеркалом.

Эйлин провела рукой вдоль тела. Нейлоновая комбинация была задрана выше бедер, женщина немного приподнялась, чтобы ее поправить, затем села и обеими руками сжала ноющие виски.

Цветастое шелковое платье было брошено на подлокотник кресла, смятые нейлоновые трусики валялись на полу между кроватью и стулом, туфли-лодочки из крокодиловой кожи стояли рядышком в полном порядке. И больше никакой одежды, ни чемодана, ни чего-либо другого в комнате не было видно.

Ее внимание привлекла странная неровность на левом чулке. Она заморгала глазами, боязливо протянула руку и вытащила зеленую бумажку, сложенную вчетверо и засунутую между ногой и подвязкой. Она развернула ее, разгладила между пальцами и с усилием поглядела на нее усталыми глазами.

Двухдолларовая бумажка. Что за черт?..

Она не сразу поняла значение этого подарка, и пришедшая наконец догадка вызвала в ней волну ярости, перемешанной с отвращением и протестом.

Двухдолларовая проститутка!

Вот кем она стала. Рыдания разрывали ее грудь, душили ее. Слезы ручьями побежали по ее щекам и принесли некоторое облегчение. В ярости она изорвала позорную бумажку на тысячу кусочков и швырнула их на пол.

Она не знала, где находится, который час, как она попала в этот номер, кто тот мужчина, что сунул два доллара в ее чулок.

Она не знала ничего. Несмотря на все усилия, она ничего не могла вспомнить после того как выпила третий мартини у Барта. В прошлом она всегда сохраняла хоть какие-нибудь смутные воспоминания о том, что с ней происходило во время алкогольного опьянения. Беспорядочные картины проплывали на ее мысленном экране, и с некоторым усилием ей всегда удавалось навести кое-какой порядок в этом хаосе и восстановить логическую последовательность событий.

На этот раз она барахталась в темноте.

Итак? Она в последнюю минуту решила принять приглашение Барта. Примерно в восемь часов. Несмотря на принятое ею твердое решение и близко не подходить к дому тех своих друзей, где алкоголь течет рекой.