Страница 6 из 9
Инстинкт же самосохранения – изобретение наидревнейшее и потому, видимо, пребывающее теперь в стадии глубокого, не поддающегося лечению маразма. Именно он, этот старый маразматик, и заведует привычкой (динамическим стереотипом, как говорил Иван Петрович), из нее он сотворил себе кумира, ее продюсирует, ей верит, на нее полагается.
...
Собаке дали мясо
Поразительно, но инстинкту самосохранения абсолютно безразлично – благоприятно новое поведение, новые непривычные обстоятельства или же они плохи – он в любом случае реагирует самым негативным образом. Для подтверждения этого факта над одной из собачек учудили такой эксперимент. Сначала ее обучили определенным образом доставать подкормку из специального устройства. Здесь нужно заметить, что в качестве подкормки (вознаграждения за удачное выполнение задания, т. е. положительного подкрепления) использовался сухарный порошок (вещь, как вы догадываетесь, съедобная, но отнюдь не деликатес).
Собака совершенно освоилась с этой задачей, выполняла ее быстро и успешно, но вот в очередной раз вместо сухарного порошка в это устройство положили кусок свежего мяса (вот уж поистине собачий деликатес!). Что же произошло? Собака, как и обычно, т. е. следуя своей привычке, подбежала к этому устройству и специальным образом открыла его крышку, но, не обнаружив там сухарного порошка, впала в ужасное беспокойство, отказалась от мяса (вы можете себе это представить?) и вообще полностью лишилась способности справляться с этим заданием!
Мясо, конечно же, лучше сухарного порошка, но если, согласно привычке (или, иначе, динамическому стереотипу), должен быть порошок, мясо уже не подходит, причем ни под каким соусом. Инстинкт самосохранения интересуется не последствиями поведения, а строгим и непременным выполнением всех пунктов, заложенных в программу данного поведенческого стереотипа.
Гусыня Лоренца
Однако все эти выкладки великого русского ученого нуждались в пояснении, которые и дал другой Нобелевский лауреат, австрийский ученый Конрад Лоренц – человек удивительный во всех отношениях. Кстати, одну из своих самых известных книг – «Оборотная сторона зеркала» – он написал не где-нибудь, а на территории «бывшего Советского Союза», в Армении, где он оказался в лагере для военнопленных. Причем надо признать, что Лоренц настрадался как от той, так и от другой стороны, участвовавших во Второй мировой войне: гитлеровцы лишили его кафедры в Вене, а потом призвали войсковым врачом на фронт, а наши доблестные спецслужбы использовали будущего лауреата Нобелевской премии на подсобных работах. Лоренц выживал, питаясь армянскими скорпионами, чем сильно пугал своих тюремщиков.
Параллельно, прямо в лагере, он занимался работой над своей книгой, снискавшей впоследствии мировую известность, причем писал ее гвоздем с помощью марганцовки на мешках от цемента! Впрочем, надо отдать должное нашим героическим бойцам НКВД, которые разрешили Лоренцу вывезти его рукопись по освобождении из лагеря, правда взяв с него обещание, что в ней нет и не будет никакой «антисоветчины». Однако «антисоветчины» в этой книге предостаточно, правда, Лоренц не врал, когда давал свое обещание, он просто не мог и подумать, что то, что он пишет, может быть признано в СССР «антисоветчиной». Впрочем, речь не об этом.
В одной из своих книг – «Агрессия (или так называемое “зло”)» – К. Лоренц рассказывает о серой гусыне по имени Мартина. Ученый воспитывал ее «начиная с яйца», а потому она доверялась ему как собственному родителю. Когда Мартина немного подросла, Лоренц стал приучать ее к самостоятельности. Одним из элементов программы было обучение гусыни взбираться на второй этаж дома, где располагалась спальня. Первый раз Мартина, конечно, сильно испугалась, столкнувшись с новым для нее поведением Лоренца, который против обыкновения не понес ее по лестнице, а стал ее «заманивать». Испугавшись, Мартина бросилась к окну, расположенному в нескольких метрах от лестницы (обычная для гусей реакция в ситуации опасности – бежать на свет). Но в конце концов затея Лоренца удалась – Мартина освоила задачу.
Дальше движение к окну перед подъемом на второй этаж вошло в стереотип поведения Мартины. Всякий раз, когда гусыня подходила к лестнице, она сначала прогуливалась в сторону окна и лишь затем поднималась по ступенькам. Постепенно длина прохода к окну сокращалась, эти движения становились по сути своей символическими.
Однажды Лоренц сильно засиделся, работая над какой-то своей книгой, и совсем позабыл впустить Мартину в дом. Уже стемнело, когда он все-таки вспомнил о своей воспитаннице. Вспомнил, поспешил к двери, открыл ее, и перепуганная насмерть Мартина как ошпаренная вбежала в комнату. Гусыня бросилась прямиком к лестнице, взбежала с разбегу аж на пятую ступень… И тут произошло нечто! Мартина вдруг остановилась как вкопанная, вытянула шею (что типично для гусей при сильном испуге) и, приготовившись к бегству, расправила крылья. Кроме того, она издала предупреждающий крик и едва не взлетела! Что случилось?! Лоренц был в шоке, но происшедшее дальше и вовсе повергло его в настоящий исследовательский транс.
Мартина секунду помедлила, потом повернулась и быстро-быстро спустилась на пять ступеней вниз. Далее, словно бы выполняя какую-то чрезвычайно важную миссию, она пробежала весь первоначальный путь до окна, покрутилась там (причем был вечер, а потому окно было темным!), развернулась и отправилась обратно к лестнице, где опять, поднявшись на пятую ступень, оглянулась кругом, встряхнулась и произвела принятое у серых гусей движение приветствия. «Я едва верил своим глазам! – пишет К. Лоренц. – У меня не было никаких сомнений, как истолковать описанное происшествие: привычка превратилась в обычай, который гусыня не могла нарушить без страха». Вот вам и гениальное научное открытие, сделанное, как говорится, почти на ровном месте, если, конечно, не считать лестницы. Почти Архимед!
Но шутки в сторону. К. Лоренц представил нам замечательную иллюстрацию работы инстинкта самосохранения, защищающего животного от неизвестности, за которой, кто знает, может скрываться чудовищная опасность. Иными словами, нарушение привычной формы поведения вызывает в нас негативные эмоции, чтобы мы не отступали с «проторенной дороги».
...
Приметы и предрассудки
Именно благодаря этому механизму, который К. Лоренц описал на своей гусыне, перелетные птицы умудряются совершать свои длительные вояжи с севера на юг и обратно, никогда не сбиваясь с дороги. На маршруте их держит страх, любое отклонение с трассы неизбежно его вызовет и заставит птиц вернуться на прежнюю траекторию.
Но что там птицы! Вспомните себя, какое чувство испытываете вы, когда стучите по дереву, чтобы не накликать беду, когда плюете через левое плечо, встретившись с черной кошкой, когда смотритесь в зеркало, вынужденные вернуться домой, позабыв там какую-то вещь. Вспомнили? Это чувство страха, страха, возникающего при нарушении привычного стереотипа поведения.
Нарушение динамического стереотипа
Иван Петрович Павлов, которого в одном из нашумевших современных романов автор назвал «небесным Павловым», рассказал о феномене динамического стереотипа столько, что на столетие могло бы хватить. Именно он сформулировал и основное интересующее нас здесь положение: при всяком нарушении привычного стереотипа поведения животное испытывает целый перечень негативных эмоций (и в первую очередь – страх), а при возобновлении этого стереотипа, напротив, испытывает эмоции положительные (радость или удовлетворение).
В нашей с вами жизни тому множество примеров. Вспомните замечательное чувство тихой радости, когда вы возвращаетесь в когда-то дорогие вам места. Да, знаменитое и крайне приятное чувство милой ностальгии есть результат возобновления прежнего стереотипа поведения, которое, разумеется, сопровождается положительными эмоциями. Или возьмем другой пример. Всякий раз, когда наша жизнь совершает свой очередной крутой вираж, наша психическая организация переживает жесточайший стресс, возникает сильнейшее нервно-психическое напряжение, выражающееся, как правило, чувством смутной, а то и явной тревоги, способной привести даже к тяжелейшему нервному срыву.