Право по рождению

— Тогда почему…

— Может, это и всего-навсего Серам, но я управляю здешней стражей не хуже, чем в самом Кеджане! Мой отец служил здесь три года и наладил здесь всё! Я не оскверню память о нём, не выполнив свой долг. Мы здесь соблюдаем закон, как бы это ни выглядело со стороны.

Ульдиссиан понимал позицию Тиберия, но ему от этого было не легче.

— Я просто хочу, чтобы это закончилось! Я ничего не сделал!

— И это будет доказано. Вот увидишь, — командир указал на дверь. — Но это только усугубляет положение.

— Я не делал этого! Она сама открылась.

Тиберий выглядел разочарованным.

— Ульдиссиан, от тебя я ожидал лучшего. С дверью всё в порядке. Я проверил.

— Клянусь моим отцом!

Всё больше хмурясь, командир хмыкнул и развернулся. Он вышел из камеры, стражники последовали за ним. Один из них закрыл дверь и проверил, что она не открывается.

— Заперто прочно, — доложил он своему командиру. Тем не менее, Тиберий сам её проверил, схватив обеими руками и всем весом рванув назад. Вся стена камеры затрещала, но осталась на месте.

Капитан Тиберий оставил её. Несмотря на демонстрацию, он облокотился на прутья решётки и сказал фермеру:

— Больше этого не делай. А не то я могу вынести приказ, который я не хотел бы видеть исполненным. Ульдиссиан, просто потерпи.

Испытывающий тревогу и совершенно сбитый с толку узник смог только кивнуть. Удовлетворённый, командир отпустил своих людей.

Один из стражников скоро вернулся с миской тушёного мяса. Он ещё раз проверил дверь, а затем, кивнув, просунул обед фермера внутрь.

Пока Ульдиссиан ел, он вновь раздумывал над тем, почему дело так затянулось. Он был совершенно невиновен. Ещё он гадал, как настоящий убийца смог перемещаться так быстро. Между первой ужасной находкой и моментом, когда был убит проповедник Собора, был совсем короткий промежуток времени. Злодей должен был чуть ли не лететь от одного к другому, когда у него оказался нож фермера. Ульдиссиан исключал возможность того, что сумасшедшим был Ахилий: охотник был хорошим человеком и настоящим другом… А ещё во время происшествия он всё время был с Мендельном.

Тогда… Кто?

В коридоре послышались шаги, но шаги гораздо более лёгкие, более деликатные, чем топот сапог Тиберия и его людей. Ульдиссиан поднял голову… И увидел Лилию.

— Я должна была увидеть вас, — прошептала она с нерешительной улыбкой. Очевидно, она боялась, что он разозлится на неё за непослушание.

Но в данном случае Ульдиссиан просто не мог злиться на неё. Она и так ждала долго. Он был благодарен уже за то, что благородная дева не уехала из Серама, предоставив его своей собственной участи.

И всё же вместо приветствия он сказал:

— Вам не следует быть здесь.

— Я больше не могла оставаться в своей комнате. Это неправильно! Снова происходит то же самое!

— О чём это вы?

Она облокотилась о прутья решётки. Ульдиссиан поставил миску на пол и подошёл к ней. У него было огромное желание сжать её в своих объятьях и утешить. Ему казалось, что это онабыла в опасности, а не он.

— Вы были добры к незнакомому человеку, — прошептала она, её руки потянулись сквозь решётку к его рукам. — К человеку, которому некуда идти. И знаете, почему? — Лилия посмотрела вниз. — Из-за игры, которую затеяли между собой Собор и Храм!

— Из-за чего?

Она подняла глаза, и он восхитился красотой её взора. Ему хотелось утонуть в этих глазах.

—  Игры. Для них всё это игра, а победителем станет тот, кто выживет. Они не позволят никому и ничему встать у них на пути, больше всего они ненавидят инакомыслящих.

Ульдиссиану не нравилось, куда ведёт разговор.

— Что… К чему вы это всё, Лилия?

Она оглянулась на дверь, ведущую к камерам, затем, снова шёпотом, ответила:

— Такое уже случалось прежде. С моей семьёй было так. У нас были деньги и влияние — то, чего те и другие так желали. Но мы публично их отвергли… А потом всё перевернулось сверх наголову. Был сожжён небольшой храм, многие верующие страшно пострадали. Огонь распространился на другие здания. Позднее каким-то образом выяснилось, что поджог был устроен и что это моясемья замешана в этом.

Он смотрел на неё с изумлением.

— Всё это ложь! — быстро прибавила она, очевидно, решив, будто он считает её семью виновной. Но Ульдиссиану никогда бы не пришло в голову подозревать Лилию в таком злодеянии… Ни её, ни её родных.

— Я верю вам, — вставил он поспешно. — Я верю вам. Продолжайте.

— Мы отвергли всех их, но находились другие, более могущественные, чем мы, которые принимали ту или иную сторону. Нашу вину не могли доказать, тем не менее, у нас отняли всё. Моих родителей увезли, и мы их никогда больше не видели! Моего брата отправили в темницу, а сестру заставили выйти замуж за одного из самых ярых поборников Собора! Мне была уготована похожая участь, но я взяла все деньги, какие могла, и убежала из города…

— И так вы оказались в Сераме?

— Не сразу… И уж точно не в сопровождении служителей того зла, от которого я пыталась сбежать! — она прикусила губу. — Я рассказала вам так много… Теперь я боюсь, что вы можете подумать, будто бы я стою за тем, что случилось с этими двумя!

Ульдиссиан тут же покачал головой:

— Такое вряд ли возможно! Это сделал кто-то гораздо более сильный и уж конечно более жестокий, чем вы вообще можете быть! Им гораздо проще подозревать меня! — но тень пробежала по его лицу. — И всё же не говорите этого никому! Они могут подумать, что я действовал по вашему указанию!

Осознав это, она приложила ладонь ко рту:

— Я не думала, что…

— Не важно. Вам лучше всего уйти и не возвращаться. Всё будет хорошо…

— Нет, не будет! Я слышала на постоялом дворе! Инквизиторы Собора Света прибудут завтра утром, и кто-то намекал, что надзиратели мира из Храма вскоре последуют за ними! Повторяется та же история, что и со мной!

Это новость потрясла его. Ему ничего не говорили о том, что инквизиторы и надзиратели мира едут в Серам. Руки правосудия своих сект, две эти группы действовали одновременно как стражи и судьи. Да, были убиты их собратья, но Ульдиссиан не думал, что потребуется вмешательство тех или иных.

На некоторое время фермер замолчал, обдумывая услышанное. Тишину прервала благородная дева:

— Мы совершим ошибку, если позволим действовать им первыми, Ульдиссиан! Ты не можешь этого допустить! Они всё представят в другом свете, так что, пусть ты даже не виновен, твоя вина будет очевидна каждому! Ты должен подняться против них! Выказать непокорность, какую ты всегда выказывал! Твои друзья вступятся за тебя, я уверена! И тогда ни Собор, ни Храм не смогут использовать твою ненависть против тебя самого!

Я… — он был согласен не со всем, но его доводы не могли противостоять красоте этих глаз. В конце концов, он решил, что Лилия права; Ульдиссиан должен извлечь урок из истории её семьи, чтобы спасти себя… И её вместе с ним.

— Ты должен сделать это… — выдохнула она. — Пожалуйста… Ради нас.

Вдруг ни с того ни с сего благородная дева наклонила своё лицо к прутьям и поцеловала его. И пока фермер стоял в полном ошеломлении, она побежала с пылающим лицом из помещения.

Ульдиссиан смотрел, как она убегает. В тот же миг он вспомнил о двери. Как и стражник, фермер проверил её. Дверь оставалась надёжно запертой.

Для Ульдиссиана этот визит определил всё. Лилия была совершенно права. Ему нужно постоять за себя. Инквизиторы — да и надзиратели мира, если они тоже на пути сюда, — едут, чтобы обвинять, а не оправдывать.

Ему нужно приложить все силы, чтобы оставить их ни с чем.

* * *

Серентия отступила, чтобы её не было видно со стороны казарм, пока не уйдёт Лилия. У неё не было на то причин за исключением, как она осознала, зависти, что та, по всей видимости, так быстро смогла увлечь Ульдиссиана. Ей одним своим видом удалось достичь того, чего Серентия надеялась добиться на протяжении долгих лет. Даже в младые годы она восхищалась стойкостью Ульдиссиана, его внутренней силой и особенно тем, как он сумел перенести ужасную смерть своих родных.