Право по рождению

— Мы… У нас всё в порядке, господин Сайрус.

— Вот и славно. — С этими словами торговец вернулся к своим делам. Сайрус со своими серебрящимися волосами, кольцом покрывающими наполовину лысую голову, со своим умным взором больше напоминал фермеру священнослужителя, чем любой из остальных, кто носил мантию. В сущности, он высказывал куда более здравые мысли. Ульдиссиан очень уважал Сайруса, частично из-за того, что торговец, самый образованный человек в Сераме, взял Мендельна под свою опеку.

Подумав о своём брате, который проводил в этом доме больше времени, чем на ферме, Ульдиссиан огляделся вокруг. Хотя его брат одевался примерно как он — тканая туника, килт и сапоги — и походил на него глазами и широким носом, одного взгляда на него было достаточно, чтобы возник вопрос: а на самом ли деле он фермер? По правде говоря, хотя он и помогал на ферме, работа на земле явно не была призванием Мендельна. Он всегда хотел проникнуть в смысл чего-либо, будь то жуки, закапывающиеся в землю, или слова на пергаменте, который дал ему Сайрус.

Ульдиссиан тоже умел читать и писать и гордился этим достижением, но видел в нём только практическую сторону дела. Когда нужно было заключить соглашение, удобно было записать его условия на бумаге, чтобы не сомневаться, что они будут выполнены. Это старший брат мог понять. Но просто читать ради чтения или изучать что-нибудь, чему не найти применения в их ежедневной работе… Такое влечение обошло Ульдиссиана стороной.

Он не увидел своего брата, в этот раз прибывшего в деревню вместе с ним, но заметил нечто, что привлекло его внимание и живо пробудило в памяти болезненное воспоминание о том, что произошло в «Кабаньей голове». На первый взгляд ему показалось, что это напарница проповедника, с которым он повздорил, но затем девушка повернулась к нему, и фермер увидел, что она одета в совсем другую мантию. Она была тёмно-лазурного цвета, на груди к ней была прикреплена фигурка золотого барашка с большими завитыми рогами, а под ним находился переливающийся треугольник, верхний угол которого упирался прямо в копыта барашка.

Волосы, спадавшие до плеч, окаймляли круглое лицо, юное и очень привлекательное. Но, на взгляд Ульдиссиана, ему недоставало чего-то, и это убивало в нём всякий интерес к незнакомке. Ощущение было, как если бы она была пустой оболочкой, а не целостной личностью.

Он встречал таких и прежде — без остатка посвятивших себя рьяному служению своей вере. Видел он раньше и такую мантию, и то, что она была одна, заставило его насторожиться и ещё раз осмотреть комнату. Они никогдане путешествовали в одиночку, всегда по трое. По одному на каждую ветвь их веры…

Серентия пыталась показать ему какие-то женские безделушки, но он пропускал её слова мимо ушей. Он решил попробовать выскользнуть из комнаты.

Затем к незнакомке присоединился ещё один человек. Это был мужчина средних лет со строгой выправкой и аристократическими чертами лица, раздвоенным подбородком и густыми бровями. Его присутствие было закономерным: девушки никогда не путешествовали без сопровождения мужчин. Он был одет в золотистую мантию с узким воротником, к которой также был прикреплён треугольник, но на этот раз над ним располагался зелёный лист.

Третьего в их отряде нигде не было видно, но Ульдиссиан знал, что он где-то неподалёку. Служители Храма Триединого не расставались надолго. Это проповедники Собора зачастую действовали в одиночку, прислужники же Триединого работали сообща. Они проповедовали путь Трёх, путь направляющих духов — Балы, Диалона и Мефиса — которые наблюдали за людьми как любящие родители или добрые учителя. Диалон был духом Предопределения, и потому его символизировал упрямый баран. Бала отвечал за Созидание, обозначаемое листом. Мефис, чей служитель отсутствовал, знаменовал Любовь. Его прислужники носили на груди красный круг, который в Кеджане являлся символом сердца.

Ульдиссиан, который слышал прежде проповеди всех трёх орденов и не желал очередной стычки, постарался укрыться в тени. Наконец Серентия поняла, что Ульдиссиан больше не слушает её. Она подпёрла руками бока и посмотрела на него таким взглядом, который, когда она была ребёнком, заставлял выполнять любые её прихоти.

— Ульдиссиан, я думала, ты хочешь посмотреть…

Он прервал её:

— Серри, мне нужно идти. Твои братья собрали то, что я просил?

Она поджала губы, припоминая. Ульдиссиан взглянул на двух проповедников, которые углубились в беседу друг с другом. Оба казались сбитыми с толку, словно что-то шло не так, как они планировали.

— Тиэль мне ничего не сказал, иначе я бы разузнала раньше, что ты в Сераме. Давай, я найду его и спрошу.

— Я пойду с тобой. — Что угодно, лишь бы укрыться от псов Триединого. Храм был основан за несколько лет до Собора, но только этим двум сектам удалось укрепить своё влияние. Поговаривали, что верховный судья в Кеджане был теперь приверженцем Храма, а начальник кеджанской стражи являлся, по слухам, членом Собора. Разлад среди магических кланов, приведший чуть ли не к войне, побудил многих искать поддержку в посыле той или другой секты.

Но прежде чем они успели выйти на задний двор, Сайрус позвал дочь. Она с извинением посмотрела на Ульдиссиана.

— Подожди здесь. Я недолго.

— Я могу поискать Тиэля самостоятельно, — предложил он.

Должно быть, Серентия поймала его быстрый взгляд в сторону проповедников. Теперь её лицо выражало неодобрение.

— Ульдиссиан, не начинай снова.

— Серри…

— Ульдиссиан, эти люди — посланники священных орденов! Они не желают тебе зла! Если бы только ты смог услышать их! Я не предлагаю тебе присоединиться тебе к тем или иным, но речи их проповедей определённо стоят внимания.

Она уже выговаривала ему так прежде, когда, после последнего визита проповедников из Храма Триединого, он пошёл в таверну и произнёс там длинную речь о том, что простым людям ни к чему внимать любому из этих посланников. Предлагали ли прислужники помощь в подстрижке овец или сборе урожая? Помогали ли они чистить одежду, пропитанную грязью, приложили ли они руки к починке изгородей? Нет. Ульдиссиан отметил тогда, как делал это и раньше, что вся их работа состоит в убеждении людей в том, что их вероисповедание лучше любого другого. Людей, которые имели представление об ангелах и демонах, но едва ли в них верили.

— Они могут сколько угодно бросать красивые слова, Серри, но по-моему они просто соревнуются друг с другом: кто наберёт больше дураков под своё крыло, тот и победил.

— Серентия! — снова позвал Сайрус. — Иди сюда, моя девочка!

— Мне нужно помочь отцу, — сказала она с грустным видом. — Я сейчас вернусь. Ульдиссиан, пожалуйста, держи себя в руках.

Фермер смотрел, как она убегает, потом попытался сосредоточиться на предметах, выставленных на продажу или обмен в торговом пункте. Здесь были самые разные инструменты, какие пригодились бы на ферме: мотыги, лопаты, множество молотов. Ульдиссиан попробовал пальцами новый железный серп. В таком месте, как Серам, не найти серпа, выполненного более искусно, но он слышал, что в поместьях вокруг Кеджана некоторые хозяева давали своим работникам серпы со стальным покрытием. Это производило на Ульдиссиана гораздо большее впечатление, чем любые рассуждения о духах и душах.

Вдруг кто-то проскользнул мимо него в заднюю часть помещения. Он заметил мельком пучок перевязанных золотистых волос и тень улыбки, которая, он мог поклясться, была адресована ему.

Сам не понимая, что делает, Ульдиссиан пошёл следом. Благородная дева исчезла в задних дверях, словно торговый пункт был её собственным домом.

Он проскочил вслед за ней через дверь… И поначалу не обнаружил никаких признаков её присутствия. Зато он увидел, что его повозка уже была наполнена. Тиэля поблизости не оказалось, но в этом не было ничего удивительного. Старший брат Серентии наверняка уже выполнял какое-нибудь другое поручение.

Ульдиссиан расплатился заранее, так что он направился к своей повозке. Но, как только он приблизился, что-то зелёное блеснуло рядом с конём.