Все впереди

— Да в чем же разница? — ухмыльнулся Медведев.

Зуев больше не слушал их, он спал на диване.

— Во-первых, в одном случае смерть принудительная, в другом — добровольная, во-вторых…

— Не говори мне о смерти! — резко перебил Медведев. — Мы ничего не знаем о ней. Ничего! А что такое убийство, знаем великолепно. Оно безнравственно. И кого ты убил, другого или себя, — это не столь важно.

— Нет, важно! — не сдавался Иванов. — Для самоубийства нужна, по крайней мере, смелость, воля.

— А для убийства? Разве не нужна эта самая смелость? Впрочем, любое убийство, в том числе и самоубийство, совершается чаще всего из трусости… А еще чаще — случайно.

Зуев храпел под этот полупьяный, но вполне осмысленный треп. Иванов и спал и не спал, ему что-то снилось, но он в то же время разговаривал с Медведевым, причем довольно логично.

Энергия же Медведева, видимо, еще только набирала разгон… И когда к полудню Зуев проснулся и разбудил нарколога, Медведева не оказалось на месте. Он исчез, не оставив после себя никаких следов, кроме своей клетчатой с ремешком кепчонки.

Пока Зуев разговаривал по телефону, Иванов успел сделать себе горячий душ. «Почему мы должны бегать за ним? — думал нарколог. — Черт с ним, пусть побесится». Но под спудом таких рассуждений — и это Иванов подсознательно ощущал — тихо струилась недоуменная горечь, может быть, даже жалость к Медведеву. У Зуева настроение было отнюдь не лучше.

— Звонила Наталья, — доложил он. — Люба хотела с ней приехать, но я сказал, что Медведев исчез.

— А Бриш? Не звонил? — спросил Иванов.

— Конечно, звонил. И самый первый. Мишка сыграл мне подъем, ну, а я уж тебе. Говорит, что вся группа ничего не делает. По институту ходят всякие толки.

— Он что, уже работает в медведевской группе?

— Так точно. Уже.

— Мне тоже надобно на работу! — разозлился Иванов.

— Зачем тебе ехать куда-то? Здесь тоже практика. — Зуев налил в стакан водки. — Смотри!

Иванов не стал смотреть и выплеснул свою порцию в форточку.

Зуев поморщился:

— А как быть нам, подводникам? Там за окно не выплеснешь.

Иванов не успел выяснить, что и сколько пьют в походе подводники. В дверях появилась вначале Наталья, затем Люба.

— Это опять вы? — и Люба Медведева с глазами полными слез отвернулась, увидев Иванова.

Иванов опешил. Она гневно ломала пальцы, но они не хрустели.

— Это вы! Вы, Иванов, виноваты во всем! Что вы наговорили моему мужу после заграничной поездки?

— Любовь Викторовна… — начал было Иванов, но тут же смолк, пораженный ее словами.

— Я не буду слушать вас. Вы просто подонок! — сказала она.

…Иванов не помнил, как вышел из дома Зуевых, как добирался до ближайшего метро. Обида вскипала в горле, сердце учащенно билось. Ему хотелось расплакаться, как бывало когда-то в детстве. Вместо этого он сжимал зубы и улыбался. И думал: «Она несправедлива. Я никому ничего не рассказывал. Стоп, разве никому? Никому, кроме Зуева. Да, кроме Зуева. Но Зуев — это мертво. Откуда ты знаешь? Может… Нет, Зуев не мог. Он никому ничего не сказал. Но что из того? Ты говорил с ним. Значит, в итоге она права. Неужели она права?»

Обида на несправедливость сменилась стыдом, лицо его вспыхнуло, хотя никто не обращал на него никакого внимания: Москва жила по своим законам.

Через два дня на работу Иванову позвонил Бриш:

— Старик, ты не знаешь, где Димка? Дело совсем дрянь…

— Что случилось?

— Погиб Грузь! — В трубке трещало. — Медведева ждет весь институт… Где мы сможем увидеться? Разговор не по телефону. Я еду сейчас к Славке. Мы ждем тебя через час… — И Бриш сказал, где они будут ждать Иванова.

Москва равнодушно гудела за окнами. Иванов припомнил облик молодого медведевского сотрудника, его ироничный и грустный облик. Самое примечательное — это то, как Грузь поздравлял с праздником. Что это? Неужели он, Иванов, так бессердечен? Или появилась привычка к смертям…

Он снял халат, сказал старшей сестре, что едет по делу, и торопливо пошел к месту встречи. Зуевский «Москвич» на полпути догнал Иванова. Нарколог сел на заднее сиденье, не здороваясь, начал слушать, что говорил Бриш:

— А что ты хочешь? С такими ВЧ шутки плохи. Я всегда твердил: «Не надо лазать в схему, друзья!» Но этот идиот залез в схему! В святая святых. Он еще на ватмане залез в схему… Надо срочно что-то придумывать.

— Что же тут можно придумать? — спросил Зуев, пытаясь найти место для «Москвича».

— Я, Славочка, говорю вовсе не о покойнике…

— Медведеву что-то грозит?

— Там уже ходят ребята из следственных органов. Установка стоит полмиллиона как минимум. Ко всему этому Грузь не сдавал ежегодный экзамен по технике безопасности. По крайней мере, это не зафиксировано на бумаге.

Зуев покачал головой. На углу Столешникова и Петровки он втиснулся наконец между «УАЗом» и каким-то задрипанным «Запорожцем». Под тентами напротив магазина «Петровский пассаж» тоже оказались места.

— Не представляю, куда он мог смотаться, — тихо сказал Зуев, а Иванов спросил:

— Когда будут похороны?

— Установка сработала не хуже всякого крематория, — сказал Бриш. — От него ничего не осталось. Только черная головешка. Не знаю, что решат родственники, а гражданская панихида в институте завтра. В семнадцать. Слушай, Иванов, ты видишь ту дамскую шаражку? Они поглядывают в нашу сторону.

В конце заведения действительно сидели за одним столиком три или четыре женщины. Иванов вгляделся и узнал в одной из них Валю — сестру. Она помахала ему. Он встал и прошел туда:

— Привет.

— Привет. Это Саша, мой брат.

Иванов улыбнулся всем сразу.

— Мы уже чувствуем. — Все дружно закудахтали. — Садитесь к нам.

— Благодарю, мы скоро уезжаем.

— У тебя неприятности? — спросила Валя, когда он отстранился с нею к барьеру.

— Никак не найду Медведева.

— Вай! Я же сегодня говорила с ним по телефону! Он пьяный. Спрашивал телефон той старушки. Бывшей их домработницы.

— Ты знаешь адрес?

— Адрес не знаю. Знаю, что телефон есть.

Через минуту Бриш пошел искать автомат, чтобы позвонить Любе и узнать телефон и адрес бывшей медведевской домработницы. Он довольно быстро вернулся:

— Пижон. Даже не взял трубку.

— Но он точно там? — спросил Зуев.

— Едем. Вначале возьмем Любу, потом за ним.

Иванов отказался:

— Без меня у вас получится лучше.

Он хотел подсесть к сестриным подружкам, отмечавшим выход какой-то книги, но Бриш остановил:

— Слушай, ты не смог бы достать больничный лист? Иначе ему хана… Пять-шесть лет, а то и червонец.

— Алкашам не дают больничных листов. Ты же знаешь…

— Его ищут, чтобы взять подписку о невыезде.

— Я попробую, — пообещал Иванов и пошел к столу, где сидела его сестра.

Бриш объяснил Зуеву, как заехать на Разгуляй. Но Зуев запутался, выезжая с Петровки. Прошло много времени, пока они добрались.

На Разгуляе Зуев не стал выходить. Бриш ушел за Любой один. Зуев минут сорок сидел в машине, чувствуя себя словно в аквариуме. Все выходящие из подъезда, особенно женщины, внимательно его рассматривали. Наконец появились Люба и Бриш. Зуев ничего не стал спрашивать, молча пустил движок и оглянулся. Даже косвенный взгляд обнаружил бы следы недавних слез на ее белых от пудры крылышках носа.

Бриш назвал адрес, ехать было недалеко.

— Миша, может, вы сходите вдвоем со Славой? — заговорила Люба, когда Зуев остановился. — Я боюсь… опять только нарываться на оскорбления…

Оставив ее в машине, они вошли в подъезд. Поднялись на третий этаж. На звонок никто не ответил. Бриш взялся за ручку, дверь оказалась не запертой. Переглянувшись, они оба вошли в квартиру, по-видимому, она была однокомнатной.

— А, это вы… Вы? Конечно, вы! — Медведев сидел в кресле небритый и похудевший. — Бабушка ушла? Наверно, она ушла…