Страница 10 из 215
Вскарабкавшись на окно, Катя обняла девушку и крепко целовала ее; Федя тоже тянулся к ней.
— Катя, Федя, тише! платье запачкаете!
— Тетя, посмотри, вон дядя смотрит! — наивно сказала Катя, — указывая пальцем на молодого человека, который появился в окне зеленого дома.
Девушка невольно повернулась. Молодой человек слегка поклонился и поманил детей. Дети закопошились и с криком: «дядя зовет!» побежали к двери, но вдруг остановились, как вкопанные: в дверях стояла тетенька (как звали дети толстую хозяйку).
— Куда, стрекозы, а?.. Здравствуйте, моя красавица!
— Здравствуйте, — сухо отвечала девушка.
— Что поделываете? Вишь, какого дождя бог послал… Себе, что ли? — спросила девица Кривоногова, протянув красную руку к кисее.
— Нет, чужая работа.
— Вот то-то и есть! что хорошего — чужое! Небось, погулять хочется иногда, а тут шей да шей; будь еще старуха, как я, — куда ни шло! а то молодая. Плохое житье!
— Что ж делать? Вот вы советуете мне гулять, а как я вам раз целкового недодала в срок, так хотели взять мой салоп…
— Ну, старый человек любит поворчать! Вот до вас жила у меня тут жилица — такая красивая, право; также всё работала, бог и устроил ее; теперь барыня барыней; в пятницу прихожу к ней, а она в шелковом платье сидит. Такая добрая! ситцу мне подарила…
— Замуж вышла?
— Уж и замуж! кто возьмет бедную? может, он потом и женится, коли умна будет. Зато какой салоп сатан-тюрковый сшил ей — чудо! А ты, чай, и шерстяной едва заработаешь, а?
— Проживу и в шерстяном.
— Ох, молодость, молодость! вот и та сначала то же говорила, а как захворала, запела другое. Прежде казался стар, а теперь ничего: свыклась…
— Нет, уж я лучше умру с голоду! — воскликнула девушка.
— Так, по-вашему, с голым лучше связаться, вот как тот вертопрах? — возразила хозяйка, указав на окно зеленого дома. — Целый день торчит у окна, выпучит глаза и смотрит.
Девушка покраснела и боялась поднять голову.
— Ха, ха, ха! вот хорош муж! день-деньской ничего не делает, не служит, за квартиру не платит. Уж если б я…
В ту минуту Федя чихнул; не кончив одной мысли, девица Кривоногова перешла к другой.
— Вот их мать тоже связалась с бедным, — теперь дети по углам и шляются. Сама место потеряла хорошее. Бог знает у кого живет. И что за деньги? четыре целковых! да они больше съедят; утром и вечером чай, — подумайте сами.
Но слушательница сильно скучала и не хотела подумать. Девица Кривоногова продолжала:
— Так только, из жалости держу; сердце у меня такое доброе… Что вы торчите тут? в кухню пошли!
Приказание относилось к детям, которые немедленно скрылись. Хозяйка подвинулась ближе к своей жилице и, нагнувшись к ней своим красным лицом, с лукавой и злобной улыбкой сказала:
— Карты есть? дай погадаю!
— Вы знаете я никогда не гадаю… у меня нет карт, — отвечала жилица, отворачиваясь.
— Ну, ну, не надо карт, я и так скажу: есть головушка, о молодице крепко думает; в парчу, в золото оденет красну девицу, пальцы перстнями уберет, — полюби только молодца… а?
И хозяйка так близко нагнулась к девушке, что та почувствовала ее дыхание и быстро отодвинулась.
— Что вы говорите? — сказала она с испугом.
— Что говорю? добра желаю тебе! человек пожилой — видел тебя, приглянулась; отчего же не сказать? сердце у меня доброе. Право, богата будешь и работать не станешь; а скажи одно словцо — и дело с концом…
— Оставьте меня в покое; я знать ничего не хочу! — отвечала жилица голосом, в котором дрожали слезы.
Хозяйка сдвинула свои рыжие брови, гневно открыла рот; но в ту минуту дети вбежали в комнату и разом крикнули: «Тетенька, вас барин чужой спрашивает!»
— Сейчас!.. Ну, посмотрю я, долго ли, голубушка, ты поломаешься? Сама попросишь потом, так уж не прогневайся — поздно будет!
И девица Кривоногова с достоинством удалилась.
Уже не раз она делала жилице своей такие предложения, но жилица упорно не хотела своего счастья, по выражению хозяйки. Знакомство жилицы с молодым человеком приняло серьезный оборот. Сначала поклоны, потом коротенькие визиты, наконец визиты продолжительные. Часто проходящие видели молодого человека, с жаром читавшего вслух книгу, и девушку, которая жадно его слушала, забыв работу. По воскресеньям у жилицы сбиралось довольно большое общество: Ольга Александровна — мать Кати и Феди, башмачник, иногда рыжая хозяйка и непременно всегда молодой жилец зеленого дома.
Недолго молодые люди наслаждались спокойствием; благодаря искусным сплетням девицы Кривоноговой злословие скоро разлилось по всему переулку. Частые слезы жилицы разрывали душу башмачника. Наконец он не выдержал: явился к молодому человеку, рассказал, как огорчают бедную девушку наглые сплетни соседей, — горячо говорил, что так или иначе нужно положить делу конец и поберечь доброе имя девушки.
— Я хозяйку прибью, да и всех, кто посмеет дурно говорить о Палагее Ивановне! — воскликнул молодой человек.
Читатель, разумеется, уже догадался, что девушка — наша Полинька, а молодой человек — Каютин.
— Вы не имеете права! — возразил башмачник. — Вас полиция возьмет.
— Ну, я жених ее — вот и все! я хочу жениться на ней! кто посмеет сказать дурно о моей невесте, а?
И взгляд Каютина сделался грозен. Башмачник побледнел, покраснел, с минуту стоял в нерешительности, потом быстро схватил руку Каютина.
— Да, хорошо! теперь вы можете защищать ее: вы жених!
Он с великим трудом договорил: же-ни-х, повесил голову и задумался.
— Я сегодня же сделаю сговор! не правда ли, чем скорее, тем лучше? Карл Иваныч, голубчик! вот вам деньги: купите вина две бутылки… конфектов… и еще чего бы?
И Каютин ходил по комнате в волнении.
— Ну, да сами придумайте, а я побегу к ней!
Каютин, как стрела, пустился через улицу. Карл Иваныч следил его тупым взглядом, и когда Каютин показался в окне Полиньки, он быстро отвернулся. Слезы градом текли по его бледному лицу.
Вечером комната Полиньки ярко светилась. В гостях недостатка не было: тот день был воскресный. Карл Иваныч, во фраке и в белом галстуке, играл на скрипке старинный вальс и печально следил за Полинькой и Каютиным, которые без устали вальсировали в маленькой комнате, безумно веселы и счастливы…
Лицо башмачника было страшно бледно; то он переставал играть и в изнеможении садился: тогда и вальсирующие останавливались; то вдруг издавал странные аккорды и начинал собственную фантазию, которая оказывалась неудобною ни для какого танца.
За полночь гости разошлись. В переулке разнесся слух, что тут свадьба, и многие долго ожидали прибытия из церкви невесты и жениха.
Вот почему Полинька так свободно обходилась с Каютиным.
Глава IV
Пирушка
В тот день, с которого начинается наша повесть, Полинька, оставшись одна, задумчивая и озабоченная, подошла к своему комоду, отперла верхний ящик и достала из-под груды разноцветных лоскутков, ниток и шерсти небольшой красивый портфель. Размотав розовую тесемочку, она открыла его: там были деньги. Зная очень хорошо, сколько у нее денег, она, однакож, внимательно пересчитала их: оказалось ровно сто рублей. Полинька вздохнула; облокотясь на комод, она долго думала. Вдруг лицо ее просияло радостной улыбкой. Проворно пошарив в углу ящика, она достала сверток, развернула его, и шесть блестящих столовых ложек застучали по комоду. Это было ее трудовое добро. Зная ветреный характер своего жениха, она трудилась вдвое, чтоб сколько-нибудь обзавестись к свадьбе. Она страшно боялась вытти замуж без верных средств к жизни; печальный пример ежедневно был перед ее глазами; может быть, и ее дети должны будут жить в чужих людях и терпеть горе, как дети Ольги Александровны. Принужденная жить трудами, Полинька поневоле смотрела практически на жизнь.
Блеск ложек, кажется, ослепил ее: она закрыла лицо руками; потом, взяв со стола маленькие часы довольно грубой отделки, долго любовалась ими, прислушивалась к их бою, наконец почистила их и положила в футляр. Обревизовав так свое богатство, Полинька снова спрятала его и села к окну, где стоял ее рабочий столик.