Страница 144 из 146
К началу апреля 1842 г. водевиль был почти готов. В письме, датированном 3 апреля этого года, Григорьев отстаивает его перед Квиткой, который, видимо, сомневался в правильности сделанного Григорьевым выбора и предлагал ему другие варианты. «О судьбе нашего „Столбикова“ не беспокойтесь совершенно, — уговаривает Григорьев Квитку, — он будет сыгран и не обругай». И далее: «Благодарю Вас от всего сердца за „Бессрочного“! Но, увы! его надо обделать с куплетами, а бенефис назначен очень скоро и потому никак не поспеет ко времени: я теперь удовольствовался пока „Столбиковым“ <…> Извините, более писать теперь не имею времени, — заключает он, — ставлю свой бенефис и боюсь за потерю времени. „Столбиков“ наш будет преинтересная штука!» (ИРЛИ, ф. 265, отд. 2, № 801).
Очевидно, только в эту пору, т. е. когда пьеса была почти готова, у Григорьева явилась мысль привлечь к работе еще несколько известных водевилистов. 2 апреля Некрасов пишет в Москву находившемуся там Ф. А. Кони: «Вот к Вам еще вельми важная просьба. Мы начали с П. И. Григорьевым для его бенефиса комедию-водевиль в 4-х актах под названием „Столбиков“ в полной уверенности, что Вы не откажетесь также написать акт или хоть сценки две-три. Такое соединение имен, еще небывалое на русской афишке, может принесть существенную пользу бенефицианту. Вот мы писали и поджидали Вас, но между тем Вас нет и, может быть, Вы еще не скоро будете, а время уходит, бенефис 4-го мая. У нас просто руки опустились, и, чтоб не терять долее времени, прибегаем к Вам с усерднейшею просьбою. Напишите в „Столбикова“ сколько Вам позволит время и пришлите к нам <…> Прошу Вас от имени бенефицианта и от своего, которое без Вашего на афише будет сиротствовать». Вероятно, одновременно или немногим позже обратился с этой просьбой к Ф. А. Кони и Григорьев: «…наш „Столбиков“ делается весьма хорошо, уже три действия готовы и вышли зело интересны, а что уж забавны, о том и говорить нечего! Но вот в чем самая интереснейшая вещь для самого бенефицианта: мы составляем на первый раз честную компанию из имен, заслуживших добрую репутацию в театре, т. е. на русской афише явится четыре или даже, может быть, пять фамилий, участвующих в „Столбикове“. По этому вы легко можете догадаться, что без вас обойтись невозможно, да и не должно, а для меня даже крайне невыгодно». Далее из письма выясняется, что Григорьев уже обращался с подобной просьбой к П. А. Каратыгину и получил отказ и что ведутся переговоры с Д. Т. Ленским, который также не соглашается: «Вот, например, похоже ли на дело письмо Д. Т. Ленского? Он тоже был приглашен в компанию, послан был мною ему план 3-й картины „Столбикова“ с покорнейшею просьбою, план был разбит на явления, даже все объяснено, кто и что должен говорить и делать, — вдруг злодей присылает обратно, говоря, что это невозможно, и то, и се, и бог знает что!.. Впрочем, так как наша затея была бы вдвое курьезнее при участии москвича, то, невзирая на отказ и извинения Ленского, я послал ему повое письмо и план только на 3 явления пьесы. Неужели он опять зарежет отказом? Батюшка! если вы с ним не в разладе, ради создателя уломайте Митюху! ежели вы не возьмете этого труда услужить мне или узнаете, что он все-таки не берется, прошу вас, пошлите от моего имени взять у него план 3-х явлений и намахайте в укор и позор изменникам!» (ЛГТБ, Р 1/294).[37]
По-видимому, Ф. А. Кони также отказался участвовать в переделке, и тогда к работе был привлечен популярный в то время водевилист П. С. Федоров.
Трудно с точностью определить, какова была доля участия в переработке романа каждого из соавторов, однако ясно, что основная работа была выполнена Некрасовым. Во-первых, сам. Григорьев в эти годы был постоянно чрезвычайно занят как актер. В одном из писем к Квитке (от 6 ноября 1842 г.; И. Я. Айзеншток ошибочно датировал это письмо 1841 г., хотя оно имеет дату) он жалуется на свою загруженность в театре: «Играю каждый день да учу по три новых роли каждую неделю. Согласитесь сами, когда тут писать!» (ИРЛИ, ф. 265, отд. 2, № 801). Заботы о бенефисе еще менее оставляли ему времени для участия в коллективной работе над пьесой (см. выше его письмо к Ф. А. Кони). Вероятно, его участие выразилось в разработке совместно с Некрасовым подробного плана водевиля, а скорее даже — в утверждении плана, уже составленного Некрасовым. Кроме того, в ЦР есть следы его правки, сделанной, впрочем, может быть, уже после первой постановки «Столбикова».
Федоров, который приступил к работе не ранее середины апреля, должно быть, ограничился теми тремя явлениями, которые Григорьев тщетно предлагал Ленскому, а потом Ф. А. Кони.
Сличение пьесы с романом Квитки показывает, что в общем драматическая переделка «Столбикова» довольно близка к роману. В карт. I и II пьесы текстуально точно воспроизводятся почти все реплики героев Квитки, а описания, обрамляющие их, обращены в ремарки. Некрасов, очевидно, пытается сохранить относительно острое социальное звучание соответственных глав романа, подчеркивает содержащийся в них протест против чиновно бюрократического произвола.
Чтобы избежать композиционной расплывчатости, Некрасов, перерабатывая роман, старался создать комедийную интригу. С этой целью некоторые эпизодические персонажи романа объединяются в одно лицо, действующее на протяжении всей пьесы. Так, поверенный Жиломотова Петигорошкин сочетает в себе чиновника, приехавшего ревизовать Жиломотова, кляузника-помещика, у которого Столбикову пришлось служить, и поверенного Жиломотова. «Объединены» также Дуняша, горничная в доме губернатора, и Авдотья Марковна, ставшая женой Столбикова. В романе они никакого отношения друг к другу по имеют.
Карт. IV наименее связана с романом и благодаря быстро развивающемуся в ней действию и ряду специфических приемов по своему характеру наиболее близка к водевилю. Дядюшка Столбикова сделан в пьесе отцом Катеньки — последней невесты Столбикова, тогда как в романе Катенька, дочь одной вдовы-помещицы, никак с дядюшкой не связана. Совершенно отсутствует в романе подмена невесты в карете. У Квитки к женитьбе героя Петигорошкин не причастен, а в пьесе именно он, подкупленный Авдотьей Марковной, устраивает брак Столбикова.
Куплеты оригинальны. В карт. I, II и IV, уже написанных к тому времени, когда явилась мысль о привлечении других водевилистов, они, по всей вероятности, принадлежат Некрасову.
В карт. II Григорьевым были сделаны многочисленные сокращения и изменения, носящие характер цензурных смягчений. Между тем в цензуре комедия никаких сомнений не вызвала. Докладывая 28 апреля 1842 г. о пей начальнику III Отделения Дубельту, цензор М. Гедеонов писал: «В пьесе нет ничего предосудительного». В тот же день Дубельтом было дано разрешение на постановку пьесы (ЦГИА, ф. 780, оп. 1, 1842, № 18, л. 29). Протокола о цензурных изъятиях из пьесы в архиве но обнаружено (там же, ф. 780, оп. 1, 1840–1851, № 46). Это, а главное содержание исключений и изменений текста, дает основание предполагать, что цензурные смягчения были сделаны самим Григорьевым или Григорьевым по просьбе Квитки. Не исключена также возможность, что внесены они были в цензурованную рукопись, в дальнейшем служившую театральным экземпляром пьесы, не до посылки в цензуру и первой постановки, а уже значительно позже, когда от Квитки был получен посылавшийся ему экземпляр водевиля.
Как известно, Квитка очень боялся, что сатирические картины его романа, особенно изображение чиновничьего произвола и взяточничества, вызовут озлобление против него местных губернских чиновников. В письме к П. А. Плетневу от 28 апреля 1839 г. он писал: «А что касается до губернских чинов, так там беда! Куда ни оборотись, все будут ворчать. Вместо губернского прокурора о экипаже нельзя ли переменить стряпчий верхнего земского суда; советника, к которому явился Пустолобов (в последнем варианте романа — Столбиков) для получения места, нельзя ли переменить на секретаря наместнического правления;, и проч. и проч., всего и не припомню» (Квiтка-Основ'яненко Г. Ф., Твори, т. VII, с. 642). Под влиянием этого страха он чуть было не остановил вообще издание романа (см.: Твори, т. VII, с. 650–652)?
37
Письмо без даты, но по содержанию и упоминанию срока, оставшегося до бенефиса Григорьева, может быть датировано первой декадой апреля 1842 г.