Страница 56 из 73
«Смолкли честные, доблестно павшие…»*
Печатается по автографу ИРЛИ (заглавие снято).
Впервые опубликовано: в нелегальной печати — Земля и воля, 1879, 8 апр., № 5, с. 5, без заглавия, с подзаголовком: «Посвящается подсудимым процесса 50-ти»; за границей — ОД, 1882, март, № 47, с. 1; в легальной печати — Сибирская жизнь (Томск), 1898, № 53 (перепечатано: Волжский вестник (Казань), 1905, И ноября, № 4, с. 2, с указанием, что текст получен от лично знавшего Некрасова артиста М. И. Писарева).
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1920.
Автографы: 1) первоначальный набросок одной строфы, предваряющий наброски двух строф «Страшного года», — ИРЛИ, ф. 203, № 29; 2) черновой автограф с правкой, дающий окончательный текст стихотворения, на обороте наборной рукописи «Уныния» и «На покосе» (первое заглавие «Современная Франция» зачеркнуто, второе заглавие — «(С французского)»), без даты — ИРЛИ, ф. 203, № 37 (копия с этого автографа, снятая А. А. Буткевич, — ИРЛИ, ф. 134, оп. 11, № 2).
Датируется 1872–1874 гг. Набросок «Гений злобы и бешенства носится…» сделан в 1872 г., одновременно со следующими за ним набросками «Страшного года», под впечатлением чтения сборника Гюго «L'A
Стихотворение это, как и «Страшный год», является откликом на франко-прусскую войну и подавление Парижской Коммуны. Не рискуя опубликовать свой реквием французским коммунарам, Некрасов 27 мая 1875 г. переписал стихотворение и подарил библиографу П. А. Ефремову, который вклеил его в принадлежавший ему экземпляр «Стихотворений» Н. Некрасова, СПб., 1874, т. III, 1 ч. 6 (хранится: ИРЛИ б, шифр: 18 1/2, заглавие: «С французского»).
В начале 1877 г. поэт сделал попытку напечатать «Смолкли честные, доблестно павшие…» в составе итогового цикла из двенадцати стихотворений (см. ниже, с. 471–472, комментарий к стихотворению «О. А. Петрову»). Сохранились гранки десяти текстов с авторской правкой, на которых после стихотворения «-пу» («Человек лишь в одиночку…») и перед стихотворением «К портрету ***» («Развенчан нами сей кумир…») Некрасов сделал помету: «Вставьте сюда же 1) „2-е декабря“, 2) „Отрывок“ и прилагаемое наберите». Вероятно, набранный по этому указанию корректурный оттиск «Отечественных записок» и видел В. Е. Евгеньев-Максимов, который отметил (см.: Евгеньев, с. 210) разночтения ст. 1–3 («Растворилися тюрьмы глубокие… Смолкли честное знамя державшие, За страну неуклонно стоявшие…»). Название «2 декабря 1852 г.» (по воспоминаниям В. Е. Евгеньева-Максимова) как бы несколько вуалировало политическую направленность стихотворения (ЛН, т. 49–50, с. 414). После смерти Некрасова М. И. Семевский хотел опубликовать стихотворение в № 3 «Русской старины» за 1878 г., но это не было разрешено цензурой; корректурный оттиск «Русской старины» хранился в архиве П. А. Ефремова (см. статью В. Е. Чешихина-Ветрииского «Крохи Н. А. Некрасова (Из данных П. А. Ефремова)» в изд.: День, 31 дек., а также: ЛН, т. 53–54, с. 156–157).
21 февраля — 14 марта 1877 г. в Петербурге состоялось судебное разбирательство по делу революционеров-народников, известное как «процесс пятидесяти». Выражая сочувствие подсудимым, Некрасов, судя по свидетельству, с одной стороны, В. Н. Фигнер, с другой, В. Богучарского, дважды передал «Смолкли честные, доблестно павшие…» заключенным — один раз через Е. П. Елисееву и В. Н. Фигнер Лидии Фигнер, другой раз, возможно, через адвокатов А. А. Ольхина или А. Л. Боровиковского рабочему Петру Алексееву, произнесшему вместо данного ему последнего слова призывную пламенную речь (см.: Фигнер В. Н. Процесс пятидесяти. М., 1927, с. 26; Богучарский В. Активное народничество семидесятых годов. М., 1912, с. 301, а также: Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов в кругу современников. Л., 1938, с. 228). Некоторое время спустя, в дни своей предсмертной болезни, Некрасов подарил это стихотворение вместе с посвящением к сборнику «Последние песни» посетившей его делегации студентов (в архиве Н. К. Михайловского сохранилось письмо В. Звягинцева к нему с копияма обоих подаренных стихотворений — ИРЛИ, ф. 181, оп. 1, № 23)). Таким образом, стихотворение «Смолкли честные, доблестно павшие…» было как бы переадресовано и вошло в сознание нескольких поколений читателей как созвучное русской действительности второй половины 1870-х гг. Подобная переадресовка законченных стихотворений уже практиковалась Некрасовым (см. комментарий к стихотворению «Страшный год» — наст. том, с. 445–446), Газета «Общее дело», публикуя его в 1882 г., сопроводила стихотворение таким примечанием: «Это — одно из последних стихотворений Некрасова. Мучимый жестокой болезнью поэт, как известно, тяжело страдал от мысли, что не всегда был верен своему призванию и не заслужил благодарной памяти лучших людей России. Едва узнала об этом публика, как множество горячих заявлений в уважении, любви и признательности посыпались на него отовсюду и преимущественно со стороны русской молодежи. Тогда-то он и написал эти прекрасные стихи. Они — последняя вспышка благородного гения поэта, осветившая ту беспросветную ночь, о которой говорится в них и среди которой мы живем теперь». Несмотря на ошибочную датировку, послесловие ярко характеризует ту вторую жизнь, которую стихотворение обрело в русском обществе конца XIX в.
Над чем мы смеемся…*
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: ОЗ, 1874, № 5–6, с. 292, с подписью: «Н.».
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило. В ПП не вошло, вероятно ввиду жанрово-тематической специфики сборника, но, как свидетельствует С. И. Пономарев, «поэт указывает на него как на предположенное в состав издания» (Ст 1879, т. IV, с. ХС).
Беловой автограф стихотворения не найден, но сохранились ранние черновые наброски, на двух листах, которые содержат основное зерно замысла будущего стихотворения и могут рассматриваться как его первая редакция, — ИРЛИ, ф. 203, № 18 (копия А. А. Буткевич — ИРЛИ, ф. 203, № 45). Первой, вероятно, была заполнена четвертая страница автографа с отрывками «И тихой женщины какой-то…» и «Безумное неверящее племя ~ Едва, едва проложенной дороге Добра…» (так восприняла, переписывая наброски, и А. А. Буткевич), затем первая с отрывком «И будем жить мы просто, пошло даже…» и вторая с отрывком «Поверхностная глупая насмешка ~ Ты встречен будешь… Глупо наше племя» (третья страница чистая), после чего Некрасов присоединил специальным знаком отрывок «Безумное неверящее племя…» к фразе «Глупо наше племя…». Черновые наброски опубликованы (с небольшим пропуском) В. Е. Евгеньевым-Максимовым в изд.: День, 28 окт.
Датируется 1874 г. на основании первой публикации и Ст 1879.
Однако замысел стихотворения возник скорее всего в первой половине 1860 г., поскольку на л. 1 набросков содержатся также карандашные заметки (перечеркнутые) к статье «Кювье в виде Чайкина и Горвица», напечатанной в № 5 «Свистка» за 1860 г.
Стихотворение намечалось как монолог, обращенный к какой-то женщине, идеальный образ которой представал перед поэтом, и заключающий в себе отповедь «неверящему племени», насмехающемуся над понятием «благо ближних». Публикуя его, В. Е. Евгеньев-Максимов поставил эти незавершенные отрывки в связь с размышлениями Некрасова над проблемой «истинного счастья». В 1874 г. Некрасов, использовав основной мотив центральной части раннего стихотворения (отрывок «Поверхностная глупая насмешка…»), вместо растянутого, написанного белым стихом монолога создал два кратких водевильных куплета, выдержанных в энергичном ритме четырехстопного и трехстопного хорея с чередующейся женской и мужской рифмой. О сочетании в этих куплетах комического начала с трагизмом см.: Роговер Е. С. Драматический элемент в лирике Н. А. Некрасова — Некр. и его вр., с. 31.