Бочка

— Долой консерваторов!

Двое рабочих, сидевших в глубине трактира, оглянулись на Джоя Уайта с одобрением.

— Долой! — повторил газетчик, опрокинув над глоткой бутылку. — Довольно над нами властвовали эти пустословы! Долой!

— Будь осторожен, дружок, — отвечал трактирщик, — тут на углу констебли.

— Долой констеблей! — кричал газетчик. — Долой! К дьяволу! Вон!

— Долой! — закричали рабочие дружно и, точно сговорившись, в одну минуту рассадили шесть бутылок с пивом о прилавок.

— Да что вы, взбесились, что ли? — вскричал трактирщик, но, увидев, что газетчик ловко нацелился в него бутылкой, сел под прилавок и закричал вслед за ним: — Долой консерваторов!

Спустя минуту рабочие, разбив всю посуду на столах, выкатили бочку и, поставив на бочку газетчика Джоя Уайта, понесли его по лондонским улицам.

— Рабочие! — кричал газетчик. — Пустословы из парламента завладели нами! Черт возьми! Они живут на доходы от фабрик и заводов, а мы работаем для того, чтобы они в парламенте занимались краснобайством! Долой твердолобых!.. Налоги! Мы выбиваемся из сил, чтобы не умереть от голоду, а они издают законы о налогах. Долой! Бей!

Толпа вокруг него увеличивалась. Триста клерков бросили работу и присоединились к демонстрации.

У здания суда Джой Уайт продолжал свою речь.

— Британцы! Мы ли выбирали этих гордых лордов и жирных купцов?.. Они объедаются, а мы продаем наших детей, чтобы не сдохнуть от голода! Долой консерваторов! Долой! Бей!

Джентльмен с одной бакенбардой, не выпуская из рук карандаша и записной книжки, бежал за бочкой, на которой волчком вертелся газетчик.

— Долой консерваторов! — кричала толпа. И, неся на руках бочку с Джоем Уайтом, рабочие двинулись к парламенту.

Глава правительства, лорд Джоккер, был неприятно поражен, увидев с балкона многотысячную толпу, двигавшуюся к парламенту. Впрочем, необходимость обрезать кончик сигары отвлекла его от неожиданного происшествия. Обрезав сигару и вдыхая ароматный дым, он спустился в зал заседаний.

Заседание уже началось, когда вбежавший констебль доложил, что демонстративно настроенная толпа требует, чтобы ее впустили в парламент. Констебль не успел еще кончить свою речь, как бутылка, пущенная с лестницы меткой рукой, заставила его замолчать на довольно продолжительный срок. Вслед за бутылкой в зал заседаний влетела бочка, на которой сидел торжественно газетчик Джой Уайт.

Джой Уайт медленно слез с бочки, поклонился и твердыми шагами направился к председательскому месту.

— Британцы! — начал он. — Не сетуйте на меня за то, что в эти тяжелые времена я первый поднял бурю общественного негодования. Я спрашиваю вас, кто виноват во всех бедствиях английского народа? Каждый честный рабочий ответит: консерваторы. Британцы! Вы не хотите умирать с голоду? Вы хотите уменьшить налоги? Долой консерваторов! Да здравствуют лейбористы!

На другой день правительство лорда Джоккера подало в отставку.

Сэр Мэтью прятался в своем огромном кресле, не двигаясь, подобрав ноги, упираясь небритым подбородком в старомодный высокий воротничок. Часы пробили полночь. Он вскочил и подпрыгнул на месте, с бешенством грозя кому-то сжатыми кулаками.

— Величина дуги, крайние ординаты?! — проворчал он. — Рэджи, мальчишка! Что тебе стоило сказать мне об этом раньше?!

С рассветом он отдернул шторы и нажал звонок. Вошел слуга.

— Я уезжаю, — сказал сэр Мэтью. — Когда вернусь — неизвестно. Можно предполагать, что я никогда не вернусь.

— Слушаю, сэр.

— Поберегите квартиру. Следите тщательно за кабинетом мистера Рэджинальда.

— Слушаю, сэр.

— Моими делами будет руководить мистер Фоссет, адвокат, Риджент-стрит, сорок восемь. Он вам знаком.

— Слушаю, сэр.

Сэр Мэтью задумался, вскинув на лоб очки.

— Уложите чемодан; ничего лишнего — две смены белья, сигары и браунинг. Не забудьте сигары.

— Слушаю, сэр.

Слуга вышел и через минуту вернулся.

— Извините, сэр, к вам просит разрешения войти…

— Я в отъезде, — отвечал сэр Мэтью. — Меня нет дома.

Двери распахнулись, газетный лист пролетел через комнату и упал к ногам сэра Мэтью. Вслед за газетой в комнату просунулись багровый нос и полосатые штаны джентльмена с одной бакенбардой.

— Вы читали? — кричал джентльмен с одной бакенбардой. Газеты торчали у него из всех карманов. — Сэр, я был в этом уверен! Но где они?.. Где они, черт возьми, сэр?!

— У меня нет времени, — сказал сэр Мэтью, поджимая посеревшие губы и с бешенством оправляя воротник. — Чем вы скорее уйдете, тем лучше для вас.

Джентльмен с одной бакенбардой молча развернул «Таймс» перед самым носом сэра Мэтью.

— Читайте!

Мэтью Стейфорс с душевным прискорбием извещает о смерти своего сына Рэджинальда Стейфорса, последовавшей в результате долгой, изнурительной болезни. Заупокойная месса состоится в квартире покойного, Малборо-стрит, № 39, вторник, в 11 часов утра.

— Я сейчас уезжаю, — сказал сэр Мэтью, — я болен, я умер. У меня воспаление мозга. Зачем же, черт вас возьми, вы читаете мне эту газету?

— Это еще не все, — вскричал джентльмен с одной бакенбардой. — Самое интересное впереди.

Он нашел место, отчеркнутое синим карандашом, и закричал, притопывая ногой:

— Читайте!

«Кража завещания

24 марта 1918 года умер Рэджинальд Стейфорс, сын знаменитого математика, действительного члена Королевской Академии наук, м-ра М. Стейфорса. Покойный оставил завещание, в котором, по сообщению его отца, единственного человека, читавшего это завещание, указано местопребывание ценностей на сумму около 450 000 фунтов. Завещание было похищено из квартиры в день смерти м-ра Р. Стейфорса. Приняты меры».

— Но и это еще не все! — кричал джентльмен с одной бакенбардой, потрясая газетами, — У меня еще кое-что припрятано для вас, сэр!

Он перелистал «Таймс».

— Читайте.

«Три тысячи фунтов тому, кто укажет местопребывание человека, укравшего завещание Р. Стейфорса.

Семь тысяч фунтов тому, кто передаст в руки сэра Мэтью Стейфорса точную копию означенного завещания.

Десять тысяч фунтов тому, кто передаст в руки сэра Мэтью Стейфорса подлинное завещание его сына Рэджинальда Стейфорса».

— Я прочел, — покорно отвечал сэр Мэтью, — я знал все это раньше. Теперь скажите мне прямо и в двух словах — что вам от меня нужно?

Джентльмен с одной бакенбардой бросился в кресло, воткнул в рот сигару, заложил ногу за ногу и начал:

— Я подозреваю, сэр, что в мире не все благополучно. Чтобы доказать это, мне не хватает только знания математики и незначительной суммы денег. Я говорю — незначительной потому, что сумма, указанная в завещании вашего сына, удовлетворила бы меня вполне. Впрочем, начнем по порядку: прежде всего разрешите мне познакомить вас с историей моей правой бакенбарды. Нужно вам сказать, сэр…

Трое из трактира «Встреча друзей», Пэтерностер-Роу, 13, остановились на мосту. Мост был переброшен через небольшое озеро; внизу в глубокой впадине тускло блестела вода.

— Хочу жрать, — сказал Эндрьюс, сбрасывая с плеч лопату.

— А я думаю о завещании, — сказал вор. — Что, если мы будем искать напрасно?

Шарманщик мрачно посмотрел на него и, отвернувшись, подошел к перилам.

— Четыреста пятьдесят тысяч фунтов, — сказал шулер, на одну секунду переставая есть. — Если бы мы вовремя не стащили завещание, завтра объявление появилось бы во всех лондонских газетах, и тогда в городе остались бы только мертвецы и грудные дети.

Мост перешел в дорогу. По обеим сторонам тупые и мощные, похожие на огромных серых слонов, возвышались скалы.