Этика

можно сказать, что в обожжении обретаются все достоинства, кроме счастья. Но ведь счастье — это не достоинство, а награда: за справедливость, милосердие и праведность. Его надо заслужить.

Парадокс счастья

Счастье и несчастье соседствуют друг с другом. Соседствуют — не только в непосредственном смысле слова «соседство»: мол, один сосед счастлив, а другой — несчастлив. Счастье и несчастье соприсутствуют в жизни каждого человека. Несчастье — это не просто невезение, и довольно редко — черта характера. Никому не дано полностью избежать оплошностей, ошибок, проступков, а также болезней и невзгод, деятельного недоброжелательства соперников и, наконец, потери близких и дорогих людей — того, что чаше всего и бывает причиной несчастья.

К тому же, и это главное, общество как общество обособленных и конкурирующих индивидов (а иного современное общество не знает) устроено так, что одновременное счастье всех — невозможно. Счастье одних всегда соседствует с несчастьем других, а также нередко оказывается опосредствованным, а то и обусловленным несчастьем других. Право, нравственность, религия по-разному и в разной степени выполняют важную функцию ослабления и сглаживания противоречий между членами общества. Философы расходятся в мнениях относительно того, является ли такое состояние общества преходящим или оно в принципе неизбывно. Однако почти все согласны в том, что при таком положении вещей самоограничение, самопожертвование, смирение являются важнейшими добродетелями в плане выживания и воспроизводства сообществ, успешного взаимодействия людей и благотворного общежития. Это дало основание Дж. С. Миллю высказать следующее утверждение:

«Сознательная способность жить без счастья составляет самое надежное орудие для достижения всей той полноты счастья, какая только теперь достижима»[139].

В этом состоит парадокс счастья. Строго говоря, это высказывание действительно парадоксально с логической точки зрения, при которой предполагается, что каждое слово употребляется в одном и том же значении. С семантической[140] же точки зрения, при которой принимается во внимание возможность изменчивости значения слов в зависимости от контекста, это высказывание не выглядит столь уж парадоксальным, поскольку слово «счастье» в данной формуле Милля употребляется в разных значениях. Говоря о счастье, люди прежде всего имеют в виду личное счастье. Но мы видели уже, что в утилитаристской этике главной нравственной целью человека провозглашается наибольшее счастье наибольшего числа людей и тем самым предполагается, что человек может быть по-настоящему счастлив, лишь исполняя свой долг, т. е. будучи добродетельным. В формулировке советского психолога С.Л. Рубинштейна:

«чем меньше мы гонимся за счастьем, чем больше заняты делом своей жизни, тем больше положительного удовлетворения, счастья мы находим»[141] —

«парадокс счастья» в еще большей степени обнаруживает свою мнимость. В нем очевидно совмещены два представления о счастье — как об удовольствии и удовлетворении от обладания личными благами, с одной стороны, и как об удовлетворении от добродетельного образа жизни — с другой. В одном из моралистических высказываний П.Я. Чаадаева этот «парадокс» разъясняется в переносе ценностной и целевой ориентированности индивида с себя на другого:

«Вы хотите быть счастливым. Так думайте как можно меньше о собственном благополучии, заботьтесь о чужом; можно биться об заклад, тысяча против одного, что вы достигнете высших пределов счастья, какие только возможны»[142].

Иными словами, в погоне за наслаждением, покоем, достатком, богатством или славой счастья не найти. Житейски-сакраментальное высказывание «нет в жизни счастья» безусловно оправданно. Но не в том пессимистическом смысле, что жизнь полна несчастий и счастье никому не дано, а в том, что счастья как такового, т. е. как отдельной цели деятельности или личной жизненной задачи, действительно нет. Все желают счастья, все стремятся к нему. Но из этого не следует, что счастье должно стать нравственным основанием деятельности. Счастье скорее является следствием, интегральным результатом нравственно выдержанной, добродетельной жизни.

Мудрое наставление Козьмы Пруткова «Хочешь быть счастливым, будь им» имеет смысл и заслуживает внимания (если не принимать его как шутливую пословицу) только как благоразумное «Не предавайся унынию». Оно может стать нравственно значимой рекомендацией, лишь будучи переформулировано: «Хочешь быть счастливым, будь добродетельным». Это — «трудное счастье». Но именно о нем в один голос учили философы.

1. Каковы различные мнения о счастье, встречавшиеся в истории этики? Как понимают счастье Ваши друзья?

2. Почему в этике идеальным представляется счастье мудреца? (Разве мудрец — это не тот, кто уже выше счастья?)

3. Как соотнести критерий длительности счастья с тем, что каждый узнает на практике: счастье мимолетно?

4. В чем заключается принцип апатии?

5. В чем состоит парадокс счастья?

Аристотель. Никомахова этика // Указ. изд. С. 54–77.

Бонхёффер Д. Сопротивление и покорность. М., 1994.

Сенека. О счастливой жизни // Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М., 1995. С. 167–192.

Татаркевич В. О счастье и совершенстве человека. М., 1981. С. 26—335.

Раздел III

НРАВСТВЕННЫЙ ОПЫТ

Слово «опыт» скорее всего ассоциируется с некоторыми действиями и событиями в естественнонаучной лаборатории. Или с «полевой практикой». Или с деятельностью, предметно определенной, т. е. эмпирически фиксируемой, поддающейся количественному и качественному контролю. В самом деле, слово «опыт» в живом языке довольно часто употребляется синонимично слову «практика». В свете этого лексического опыта выражение «нравственный опыт» может ассоциироваться с такого рода ориентациями, решениями, действиями людей, которые оформлены в конкретных отношениях товарищества и любви, брака и семьи, групповой солидарности, привязанности к родным пенатам и обязанностей перед отчизной.

Однако в сфере духовной, а именно к ней в большинстве своих проявлений относится нравственность, характер опыта во многом иной. Это — опыт духовной жизни, внутренних коллизий, ценностных выборов[143]. Это — опыт индивидуальной «работы с ценностями», личных достижений и упущений. Как индивидуальный опыт он вычитывается из конкретных ситуаций. Но как опыт нравственности он воспроизводится в обобщенном виде и в рамках этики оказывается представленным как продолжение рассуждения о морали — в его приложении к действительным противоречиям выбора. В морали это — выбор ценностей и правил. Как мы видели, лишь на уровне этической рефлексии моральный выбор сводится к выбору между добром и злом. Практически же это — выбор из разного рода ценностей: приятного, веселого, целесообразного, полезного, нужного, подобающего, красивого, честного, обязательного, «того, что очень хочется», запретного и т. д., в их переплетении, взаимоисключении и компромиссах. Не всегда эти ценности непосредственно соотносятся с добром и злом, однако в той или иной их трактовке отдельными людьми можно выявить определенное понимание добра и зла и, стало быть, того, что человек должен делать, чтобы соответствовать наложенным на него или принятым им на себя обязательствам.

139

Миллъ Дж. С. Утилитарианизм // Указ. изд. С. 113–114.

140

«Семантический» — относящийся к значениям слов.

141

Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976. С. 365.

142

Чаадаев П.Я. Афоризмы и разные заметки // Вопросы философии, 1986, № 1. С. 122.

143

Ср.: Джемс У. Разнообразие религиозного опыта. М., 1993.