Страница 64 из 155
Горн не успел ответить; Гупи, скорчив любезнейшую гримасу, повернулся к стукнувшей двери с выражением нетерпеливого ожидания.
— Повернитесь, Горн, — сказал он, блестя маленькими глазами. — Пришла кружительница голов, — да ну же, какой вы неповоротливый!
Ироническая улыбка Горна растаяла, и он, с серьезным лицом, с кровью, медленно отхлынувшей к сердцу, рассматривал девушку. Мысль о красоте даже не пришла ему в голову. Он испытывал тяжелое, болезненное волнение, как раньше, когда музыка дарила его неожиданными мелодиями, после которых хотелось молчать весь день или напиться.
— Гупи, вам нужно подождать, — сказала Эстер, взглядывая на Горна. Посторонний смущал ее, заставляя придавать голосу бессознательный оттенок высокомерия. — У отца нет денег.
Гупи позеленел.
— Шути, моя красавица! — прошипел он, неестественно улыбаясь. — Клади-ка то, что спрятала там… ну!
— Мне шутить некогда. — Эстер подошла к столу и уперлась ладонями о его край. — Нет и нет! Вам нужно подождать с месяц.
И в тот короткий момент, когда Гупи набирал воздуху, чтобы выругаться или закричать, девушка улыбнулась. Это было последней каплей.
— Радуйся! — закричал Гупи, вскакивая и бегая. — Ты смеешься! А даст ли мне твой отец хоть грош, когда я буду околевать с голода? Я роздал тысячи и должен теперь ждать! Клянусь головой бабушки, мне надоело! Я подаю в суд, слышишь, вертушка?
Горн встал.
— Я не хочу мешать, — сказал он.
— Эстер, — заговорил Гупи, — вот человек из страны честных людей, — спроси-ка его, можно ли не держать слова?
Девушка пристально посмотрела в лицо Горна. Смущенный, он повернул голову; эти матовые, черные глаза как будто приближались к нему. Гупи ерошил волосы.
— Прощайте, — сказал Горн, протягивая руку.
— Приходите, — проворчал Гупи, — но вы меня беспокоите. Ах, деньги, деньги! — Он сделал усилие и продолжал: — Надеюсь, вы сделаетесь поразговорчивее. Если бы вы взяли участок!
Горн вышел во двор и, остановившись, прислушался. Сверху доносились возбужденные голоса. Он тронулся, попадая в лужи воды и слякоть, истыканную ногами.
Торопливое дыхание заставило его обернуться. Эстер шла рядом, слегка придерживая короткую полосатую юбку и оживленно размахивая свободной рукой. Горн молчал, подыскивая слова, но она предупредила его.
— Вы тот самый, что высадился неделю назад?
У нее был чистый и медлительный голос, звуки которого, казалось, пронизывали все ее тело, выражая лицом и взглядом то же, что говорит рот.
— Тот самый, — подтвердил Горн. — А вы — дочь Астиса?
— Да. — Эстер поправила косы, сбившиеся под остроконечной туземной шляпой. — Но жить здесь вам не придется.
Горн улыбнулся так, как улыбаются взрослые, слушая умных детей.
— Почему?
— Здесь работают. — Высокие брови девушки задумчиво напряглись. — У вас руки, как у меня.
Она вытянула свои украшенные кольцами руки, смуглые и маленькие, и тотчас же их опустила. Она сравнивала этого человека с дюжими молодцами ферм.
— Вам нечего делать здесь, — решительно сказала она. — Вы из города и кажетесь господином. Здесь нет ничего хорошего.
— Есть, — серьезно возразил Горн. — Озеро. И мой дом там.
Она даже остановилась.
— Дом? Там жили пять лет назад, но все выгорело.
— Эстер, — сказал Горн, — теперь вы видите, что и я умею работать. Я создал его в шесть дней, как бог — небо и землю.
Они вышли за изгородь, напутствуемые оглушительным хрюканьем, и шли рядом, погружая ноги в горячий красноватый песок. Эстер засмеялась медленным, как и ее голос, смехом.
— Горожане любят шутить.
— Нет, я не вру. — Горн повернул голову и коротко посмотрел в яркое лицо девушки. — Да, я буду здесь жить. Без дела.
Он видел ее полураскрытый от уважения рот, удивленные глаза и чувствовал, что ему не скучно. Наступило молчание.
Клуб пыли, сверкающий босыми пятками и бронзовым телом, мчался наперерез. Горн задержал шаги. Пыль улеглась; что-то невообразимо грязное и изодранное топталось перед ним, размахивая длинными, как у обезьяны, руками. Эти странные телодвижения сопровождались сиплыми выкриками и вздохами, похожими на рыдания.
— Бекеко, — сказала девушка. — Не бойтесь, это Бекеко. Он дурачок, смирный парень… Бекеко, ты что?
Разбухшая, с плешинами, голова тыкалась в юбку девушки. Бекеко радовался, по временам прекращая свои ласки и прилипая к Горну неподвижными белесоватыми глазами. Он был противен и возбуждал холодное сожаление. Горн отошел к изгороди.
— Бекеко, иди домой, тварь! — вскричала Эстер, заметив, что дурак старается ущипнуть ее руку.
Идиот выпрямился, смеясь и повизгивая, как собака.
— Эстер, — сказал он, не переставая топтаться, — я хочу набрать много полосатых юбок и все принесу тебе. У меня все колет за щекой!
Эстер сделала испуганное лицо.
— Огонь! — вскричала она. — Бекеко, огонь!
Впечатление этих слов было убийственно. Скорчившись, Бекеко упал, охватив голову руками и вздрагивая. Спина его тяжело вздымалась и опускалась.
— Зачем это? — спросил Горн, рассматривая упавшего.
— Так, — сказала Эстер. — С ним нельзя. Он привяжется, как собака, и будет ходить за вами, пока не скажешь одно слово: «огонь». Его кормил брат, но как-то сгорел, пьяный. Дурак боится огня больше побоев. Я вижу его редко, он больше слоняется по болотам и ест неизвестно что.
Горн закурил трубку.
— Я знал, что вы существуете, — сказал он, вдавливая пепел, — раньше, чем вы пришли.
Девушка блеснула улыбкой.
— От Гупи, — протянула она. — Он говорит: это кружительница голов.
— Да, — повторил Горн, — вы — кружительница голов.
Он снова посмотрел на нее: ни тени смущения. Лицо ее не выражало ни кокетства, ни благодарности, и он сам испытал некоторое замешательство, затянувшись табаком глубже, чем обыкновенно.
— Я живу там, — сказала девушка, показывая налево, — где желтая крыша. Отец любит гостей. Вам куда?
— Кофе, табак и порох, — сказал Горн, загибая три пальца. — Я иду к ним.
— К Сабо, — поправила девушка. — У вас штуцер?
— Да.
Эстер кивнула глазами.
— У меня карабин, — сказала она. — Но здесь трудно достать патроны, мы ездим в город. Я целюсь снизу и попадаю без промаха.
— Вы хотите сказать, что не уверены в том же относительно меня, — произнес Горн. — Но я не застенчив. Отойдите вправо.
Он вынул револьвер и, смеясь, поклонился девушке.
— Ведь вам в ту сторону? Шагах в тридцати отсюда вы видите тоненький ствол? Идя мимо, остановитесь, и если в нем отыщете пулю — обернитесь.
Теперь он видел спину Эстер, удаляющийся черноволосый затылок и, прицелившись, едва не чихнул от солнца, заигравшего на отполированной стали револьвера. Удар выстрела опустил его руку. Эстер шла, тихонько покачиваясь, и остановилась у дерева.
Обернувшись, она весело махнула рукой, и снова Горну почудилось, что глаза ее, отделившись, плывут в воздухе.
Никто не будил Горна, он поднялся сам, внезапно с полной отчетливостью сознания, без сонной вялости тела, без зевоты, как будто не спал, а ждал, лежа с закрытыми глазами.
Спокойный, слегка недоумевающий, он попытался дать себе представление о причинах, так бесследно вернувших его к сознанию. Розовый хмель утра дышал в окно влажным туманом, солоноватой прелью отмелей и молчаньем шорохов, неуловимых, как шаг мысли засыпающего человека. Озеро дымилось. Колеблющиеся испарения устилали поверхность, обнажая у берегов светлые, голубые лужицы заснувшей воды.
Горн стоял у окна, растворившись в мелодичной тишине спящего воздуха. На ясном, с закрытыми глазами, лице рассвета плавился блестящий край диска; облачные холмы плыли за горизонт, паутинная резьба леса затягивала другой берег, и Горн подумал, что это могли быть толпы зеленых рыцарей, спящих стоя. Копья, на которые они опирались, были украшены неподвижными зелеными перьями.
Вдруг все изменилось, бесчисленные лучи градом золотых монет рассыпались по земле; вода заблестела ими, некоторые легли у ног Горна, прозрачные, кованые из света и воздуха. Зелень, стеклянная от росы, сохла на глазах Горна. Комочки побуревших цветов бухли и наливались красками, распрямляясь, как вздрагивающие пальцы ребенка, протянутые к игрушке. Густой запах земли щекотал ноздри. Зеленые, голубые, коричневые и розовые оттенки облили стволы бамбука, трепеща в тканях листвы спутанными тенями, и где-то невдалеке горло лесной птицы бросило низкий свист, неуверенный и оборванный, как звук настраиваемого инструмента.