Сломанная стрела

Но с другой стороны — действительно, что она может сделать, оставшись? Дергаться и изводиться? Крис был прав: Элспет отказалась бы с ней разговаривать, а Дирк находился вне досягаемости, в руках Целителей.

Тэлии казалось только уместным, что они уезжают в темноте, а хмурое небо так затянуто тучами, что рассветной зари не видно вообще, только тьма постепенно переходит в серый, свинцовый день.

Крис тоже не был особенно доволен собой.

В последнее время я не слишком хорошо обращался со своими друзьями, верно? — послал он в сторону чутко развернутых назад ушей Тантриса.

Да, братик, не слишком, — согласился Спутник.

Крис вздохнул и поудобнее уселся в седле. Сейчас, оглядываясь назад, он видел, что кое-что просто обязан был предпринять. Обязан был сразу сказать Дирку о том, как относится Тэлия к Дирку и к нему самому. Когда Дирк начал чудить, он, Крис, должен был поговорить с ним. Ни с коем случае не следовало доводить дело до того, чтобы Дирку пришлось искать поддержки и утешения в бутылке.

Господь и Владычица, голову даю на отсечение, он считает, что Тэлия влюблена в меня. Боги, боги, я рвал его сердце и душу в клочья и даже не замечал этого. Не удивительно, что он поссорился со мной, неудивительно, что он запил. Ах, Дирк, бедный мой братишка, я снова гадко обошелся с тобой. Как мне загладить свою вину?

А еще была Тэлия. Крису следовало поверить, что дело не в том, что у Тэлии зуб на его дядюшку. После стольких месяцев, проведенных рядом с ней, ему следовало знать, что Тэлия не из тех, кто долго держит зло, хоть и не склонна чересчур легко прощать обиду. Он должен был поверить, что ее мнение об Орталлене основано на фактах, а не на неприязни. Альберих явно поверил — а за Учителем воинских искусств не водилось привычки к поспешным суждениям.

Если бы, да кабы, да росли во рту бобы… — произнес мысленный голос Тантриса. — Братик, почему ты ничего этого не сделал?

Хороший вопрос. Крис обдумывал его, глядя, как дорога бежит под копыта Тантриса. В столь ранний час прохожих попадалось немного, так что его ничто не отвлекало.

Все по порядку. Почему он никак не помог Дирку?

Крис пришел к неутешительному выводу, что ничего не сделал потому, что вообще не заметил проблемы до тех пор, пока Дирк не стал напиваться каждый вечер в стельку. А проблемы не заметил потому, что был настолько доволен собой по случаю успешного выполнения собственного задания и так ослеплен самоуважением по этому поводу, что просто не замечал ничего вокруг. Вел себя, как ребенок на каникулах: интересовался только собственными удовольствиями, сбросив на время тягостный груз школьных уроков. Проведение занятий по Дальновидению давалось Крису настолько легко, что обязанностей у него все равно что не было, а все остальное время он проводил, с головой уйдя в развлечения.

— Очень хорошо, — сухо заметил Тантрис. — Только не переусердствуй, посыпая голову пеплом. Я тоже не слишком пренебрегал развлечениями. Мы ведь долго пробыли в отлучке — и Ахроди и я соскучились друг по другу.

— Гедонист, — сказал Крис, чувствуя некоторое облегчение от здравомыслия своего Спутника.

— Не совсем. Мы с ней близки, как вы с Дирком — только немного по-другому. Скорее, пожалуй, как вы с Тэлией.

Да, Тэлия… сообразить, почему он так нескоро увидел ее правоту, было несложно. Орталлен, как ни крути, политик, интриган и властолюбец. Крису не раз уже приходилось защищать поступки дядюшки от нападок других Герольдов, хотя никогда еще — от обвинения в умышленных злонамеренных действиях. Кто-кто, а Крис знал, что Орталлен никогда не руководствуется только одной причиной; да, он вполне мог приобретать своими действиями еще чуть больше власти, влияния или же обязать кого-то благодарностью, но они всегда приносили и пользу королевству. Но Герольды… использование власти для личной выгоды беспокоило их, вероятно, потому, что им такое возбраняли и собственная природа, и воспитание. Большинство Герольдов не относилось к числу знати и не выросло в обстановке интриг и козней, составлявших неотъемлемую часть повседневной жизни двора. То, что Крис принимал, как нечто само собой разумеющееся, вызывало у них отвращение. Но Герольды редко сталкивались с подобными вещами — за исключением тех, кто нес службу при дворе или был родовит, как Крис. Придворные интриги представляли собой реальность, о которой большинство Герольдов могло пребывать в блаженном неведении, поскольку имело дело лишь с самым высшим слоем придворной жизни — королевой, ее ближайшим окружением и Старшими Герольдами — где, невзирая ни на какие намерения и цели, интриг попросту не существовало. Наиболее свирепая конкуренция царила на уровне Орталлена — среди средней и высшей знати. И очень возможно, что он разглядел в появлении нового Личного Герольда Королевы лишь политический аспект. Более чем вероятно. Скорее всего…

Что означало, что Орталлен видел в Тэлии политического соперника, которого необходимо устранить — и только. Ее долг и ответственность Герольда… Орталлен, вероятно, вообще их не понимал, и уж конечно не принимал в расчет, считая несущественными. Старый Таламир не представлял для Орталлена угрозы, но вот молодая, деятельная, умная женщина — да.

А из всего этого вытекало, что Тэлия, вероятно, совершенно правильно оценивала намерения Орталлена по отношению к ней.

Да, Крису уже приходилось сталкиваться с тем, что его сотоварищи-Герольды порицали Орталлена. Но обвинения Тэлии были другого рода — и Криса шокировала мысль, что члена его семьи могут заподозрить в злом умысле, так же, как Тэлию в свое время потрясло аналогичное обвинение в адрес Герольда. Он воспринял ее слова почти как нападение на себя лично и реагировал так же не рассуждая.

— Жаль, что ты раньше не поговорил со мной об этом, — мысленно сказал Крис Тантрису с ноткой упрека.

— Так дела не делаются, братец, — ответил Тантрис, — ты сам прекрасно знаешь. Мы даем советы, только когда у нас их просят. Вмешиваться в вашу личную жизнь — не наше дело. Как ты думаешь, что чувствовала бедняжка Ахроди, когда ее Избранник залез по уши в дерьмо, все запутал и даже с ней не разговаривал, а? А Ролан не может даже нормально поговорить со своей Избранницей. Но раз уж ты наконец-то спросил…

— Поделись со мной своей бессмертной мудростью.

— Ну-ну, нечего упражняться в сарказме. Дело в том, что я тоже не люблю Орталлена, но прежде он никому не давал никаких доказательств своего зловредства. Мне оставалось только полагаться на чутье.

— Которое у тебя гораздо лучше человеческого, — напомнил Крис.

— Ну, не вини себя за то, что ничего не замечал, — продолжал Тантрис. — Но когда кто-то вроде Тэлии на чем-то настаивает, не худо бы отодвинуть в сторону собственные чувства по данному поводу и обдумать все как можно беспристрастнее. Теперь, когда она полностью владеет своим Даром, ее чутье в таких вещах не уступает моему.

— Да, о седобородый, — подумал Крис. Его настроение немного улучшилось: Тантрис не пытался взвалить на него всю вину за неурядицы последних дней.

— Это я — то седобородый? — Тантрис фыркнул и тряхнул гривой. — А ну-ка, сейчас разберемся. — И, проделав караколь, наподдал задом так, что у Криса заскрипели кости, и еще пару раз взбрыкнул прежде, чем снова перейти на обычный плавный шаг.

Хотя Ролан не мог мысленно разговаривать с Тэлией, как Тантрис — с Крисом, он позаботился о том, чтобы сделать свои чувства предельно ясными для своей Избранницы. Не приходилось сомневаться, что Спутник считает, что она предается жалости к себе гораздо больше и дольше, чем того требует ситуация. Однако его неодобрение только заставляло Тэлию чувствовать себя еще более несчастной.

В конце концов Ролан отступился и предоставил ей упиваться своим горем сколько душе угодно.

Погода, совершенно необычная для начала лета, явно была с Тэлией заодно: денек для уныния выдался отличный. Холодное свинцовое небо грозило дождем, но тот все никак не мог собраться пролиться. Немногочисленные прохожие, встречавшиеся Герольдам по дороге, были молчаливы и ограничивались краткими приветствиями. Жители деревень, мимо которых проезжали Тэлия с Крисом, в ожидании ливня предпочитали сидеть по домам.