Сломанная стрела

Информация, полученная от Герольдов, приписанных к Храму Исцеления, в который доставили Дестрию, оказалась почти столь же обрывочной. Их Дар Мысленной Речи далеко уступал по силе Дару Кирилла или Шерил.

Но они ясно дали понять, что Дестрия нуждается в помощи, которую на месте оказать невозможно — и что ей срочно требуется также помощь иного рода. Дестрию отправляли обратно в столицу, в Коллегию Целителей, и вместе с ней должно было прибыть объяснение.

Спустя неделю они прибыли: один невредимый Герольд, Дестрия (жалкое нечто, лежащее в люльке, подвешенной между двумя Спутниками — одна из них Софи, Спутник Дестрии), и покрытый синяками и ссадинами крестьянин, одежда которого все еще носила следы копоти и пепла. Всем троим пришлось ехать день и ночь, почти не останавливаясь на отдых, чтобы так быстро добраться до столицы.

Селенэй немедленно созвала чрезвычайное заседание Совета, и проситель предстал перед ним.

Крестьянин устало опустился в поставленное для него кресло; глаза его глубоко ввалились, в волосы набилось столько пепла, что трудно стало определить их цвет. Было очевидно, что он, не теряя ни часу, пустился в путь, не заботясь о собственных удобствах. А от его рассказа о хорошо вооруженных и организованных грабителях и почти поголовном истреблении жителей его селения кровь стыла в жилах.

Просителю позволили сесть, поскольку он явно слишком устал, чтобы долго стоять на ногах, и, сидя перед Столом Совета с обеими руками, обмотанными повязками по локоть, он казался знамением рока. Запах дыма настолько пропитал его одежду, что доносился даже до советников, придавая словам рассказчика страшную силу.

— То была резня, просто-напросто резня, — сказал он Совету охрипшим от дыма голосом, — И мы напоролись на нее, как глупые овцы. До нынешней весны у нас было столько хлопот с разбойниками, маленькими шайками, которые клевали нас, что мы приучились ждать их, как весеннего паводка. Потом, когда нынешней зимой они все пропали… о боги, вы, наверно, думаете, что у нас хватило ума понять, что что-то не так. Ничего подобного: мы просто решили, что они отправились искать добычу побогаче. Ох, дураки, слепые дураки!

Он на мгновение спрятал лицо в ладонях, а когда поднял, на щеках блеснули слезы, текущие из и без того красных глаз.

— Понимаете, они объединились: один из волков в конце концов оказался самым сильным, и они сбились в стаю. Мы тешили себя тем, что деревня стоит в неприступной долине: сзади и по бокам голая скала, и есть всего одна узкая тропка, по которой можно подняться. Ни голодом, ни жаждой нас уморить не могли: у нас были свои колодцы и хороший запас пищи. Что ж, они придумали способ. Кучка бандитов убила часовых и отравила собак, которые сторожили высоты, а потом ночью закидала деревню горящими стрелами. Мы строим все больше из дерева и соломы, так что дома вспыхнули, как смоляные факелы. Остальные гады поджидали у тропы и подстреливали тех из нас, кто добирался до расщелины. Вы когда-нибудь видали, как кролики удирают от степного пожара? Вот так побежали и мы, а они, будто голодные волки, ждали, когда обед сам прыгнет им в зубы. У меня на глазах людей, которых я знал с рожденья, подшибали, стреляя по ногам. И детишек, едва доросших до того, чтобы носить нож… даже дедов и старух. Всех, кто мог держать оружие. Они стреляли, чтобы покалечить, а не убить: понимаете, покойники ведь не скажут, где спрятали кубышки. Половина тех, кого они подстрелили, никогда уж не сможет нормально ходить. Добрая четверть истекла кровью на месте. И не меньше четверти ребятишек сгорело в домах, которые они подожгли.

Вокруг стола пробежал приглушенный ропот ужаса; леди Кестер закрыла лицо руками.

Луч предвечернего солнца проник сквозь высокие окна и осветил говорившего, отчего его глаза стали еще больше похожи на выжженные в лице дыры.

— Неподалеку оказались ваши Герольды: думаю, ночевали в Путевом Приюте. Не знаю уж, как они проведали о нашей беде — наверно, опять волшебство ваше помогло. Они ударили бандитам в спину и вдвоем дрались, будто целая армия. Эти ваши белые кони, Спутники, они сами по себе стоят войска, чтоб мне пропасть. Они ворвались в засаду у тропы и рассеяли бандюг по лесам. Потом старшая из Герольдов стала командовать нами, и мы взялись за стрелков, что били сверху, а младшая побежала к горящим домам — услышала крики и искала, кого можно спасти, я так думаю. Старшая и не заметила, что ее нет… а потом…

Он с трудом глотнул; руки его тряслись.

— Я услышал вопль, страшней, чем раньше; старшая Герольд, та дернулась, будто ее подстрелили. Закричала на нас, чтобы мы брали разбойников, пока те не очухались от страха, а сама бросилась туда, где горело; я побежал следом — руки у меня так обожгло, что я не мог держать оружие, но я подумал, может, смогу ей помочь на пожаре. Младшую отрезало огнем в одном из домов на втором этаже: я бежал вплотную за старшей и видел ее на фоне пламени. Она спокойно, как ни в чем не бывало, перебрасывала ребятишек наружу, родителям. Во всяком случае, кажется, что перебрасывала: глядишь, малыш у нее на руках, а через миг его уже держит мамаша или отец. Старшая подбежала, стала кричать ей, чтоб прыгала. Она только головой покачала и еще раз повернулась назад — и тут провалился пол. Ее проклятая лошадь проломила стену и кинулась за ней, старшая Герольд следом. Только не успела она вбежать в дверь, как рухнула вся крыша. Ее мы вытащили, но вот другую…

Один из пажей Селенэй принес рассказчику вина, и он с благодарностью выпил, стуча зубами о край кружки.

— Вот как все случилось. А их, их-то мы отбросили, да уложили всего горсточку по сравнению с тем, сколько их всего. Они вернутся, мы знаем. Тем более сейчас, когда им наверняка известно, что Герольдов… нету. Мы потеряли полселения — большинство боеспособных. Я едва ли не единственный, кто мог выдержать дорогу сюда. Нам нужна помощь, ваше величество, господа… очень нужна.

— И вы ее получите, — заверила его Селенэй, поднимаясь; глаза ее потемнели от гнева. — Это уже не первая вылазка этих ублюдков, о которой мы слышим, но она не идет ни в какое сравнение с предыдущими. Для меня очевидно, что мы не можем рассчитывать на то, что ваши люди сами справятся со столь организованными бандитами. Лорд-маршал, сударь, если вы согласны, мы пошлем роту Стражи. — Она вопросительно посмотрела на остальных членов Совета. Леди Кэтан ответила за всех:

— Все, что потребуется, ваше величество. Вы с лордом-маршалом — лучшие судьи в таком вопросе. Мы поддержим все, что вы решите.

Тэлия кивнула вместе со всеми советниками. Селенэй сказала вестнику правду: последние несколько месяцев ходили рассказы о разбойниках, собирающихся в Пределе Кружащего Сокола. Набеги время от времени случались и раньше — но никогда еще бандиты не осмеливались предать мечу целое селение! Такое явно было не под силу местному ополчению — с этим согласился весь Совет.

Тут Тэлия улизнула, зная наверняка, что Селенэй она в данную минуту не нужна, а вот кому-то другому — позарез. Тягу, которую она ощущала, Тэлия не перепутала бы ни с чем. Она отворила дверь залы Совета ровно настолько, чтобы проскользнуть наружу, и, оказавшись в прохладном темном коридоре, пустилась бежать.

Она пробежала через старый дворец, миновала двустворчатые двери Коллегии Герольдов, проскочила главный вестибюль с его гулким эхом, направляясь к боковой двери, выходящей в сторону здания Коллегии Целителей. Тэлия чувствовала притяжение корчащейся в муке души так отчетливо, словно ее звали криками. Она едва не налетела на Девана, который шел искать ее.

— Я мог бы догадаться, что ты поймешь, — благодарно сказал Целитель, подбирая полы своего зеленого одеяния, чтобы бежать вместе с ней. — Тэлия, она борется с нами, и мы не можем пробиться сквозь ее щиты, чтобы установить хотя бы простейшие блоки для смягчения боли. Она винит себя в гибели Кристы и хочет только одного — умереть. Райни ничего не может с ней сделать.

— Так я и думала; Господь и Владычица, чувство вины такое острое, что я почти вижу ее. Что же, посмотрим, смогу ли я прорваться к ней.