Страница 2 из 113
Статистика фиксировала как малороссийские следующие волости: Басанская, Б. Михайловская, Белоцерковская (с сильным еврейским компонентом), Григорьевская (Кривой Рог, правда, с значительной долей русских), Жеребецкая, Гуляйпольская (где было также множество немцев и евреев), Ивановская, Камышевахская, Конскораздорская, Мало-Михайловская, Пологская, Покровская, Преображенская, Туркеновская, Успеновская, Цареконстантиновская — всего 16.
Русскими считались волости: Андреевская, Белогорьевская, Вознесенская, Воскресенская, Гавршювская, Григорьевская, Заливянская, Михайловская, Натальевская, Ново-николаевская, Петровская — всего 11. Четыре из них имели сильный немецкий компонент — Григорьевская, Заливянская, Натальевская, Ново-николаевская{10}.
Южнее к уезду примыкала обширная зона немецких хуторов от Большого Токмака до железной дороги Александровск — Чонгар.
Такая межнациональная смесь может вести к двум сценариям: либо «бомба» межнациональной резни, либо синтез, не желание отграничиваться национальными перегородками. Выбор между этими сценариями во многом зависит от социальных обстоятельств. Если немецкие хутора с их небольшим населением и обширными владениями вызывали ненависть окружающих крестьян, прежде всего украинских, то русско-украинской вражды на юге левобережья практически не было, да и антисемитизм был незначителен по сравнению с правобережьем. Украина для местных украинцев была скорее регионом с неясными границами, чем «своей страной».
В таких условиях и зарождалось одно из крупнейших в нашей истории крестьянских движений. На этот раз оно было тесно переплетено с движением рабочих и имело даже рабочих лидеров, среди которых был и сам Нестор Иванович Махно, в юности работавший на чугунолитейном заводе.
2. …и семя
Нестор Иванович Махно думал, что он родился 27 октября 1889 года. Такова уж была его судьба, что даже дата рождения связана с мистификациями. Метрическая книга говорит, что 26 октября 1888 года в семье Ивана Родионовича Михно и его законной жены Евдокии Матвеевны, родился сын Нестор. На следующий день он был крещен[1]. Родители исказили год рождения сына, чтобы подольше не отдавать его в армию. Впрочем, в царскую армию молодой Нестор так и не попадет, а родительская выдумка спасет ему жизнь, когда по малолетству смертная казнь для него будет заменена каторгой. Так уже родители Нестора стали воздействовать на ход истории страны.
Фамильное имя Нестора Махно происходит, по видимому, от «Михненко». Такие фамилии в этих местах принято было таким образом сокращать, просторечное сокращение закреплялось не сразу, и отца Махно называли также Михно. Интересно, что позднее на пути Махно встретится его «полуоднофамилец» Михно. И будет бит.
Отец Махно, бывший крепостной крестьянин, а затем конюх, воловник помещика Мабельского, кучер заводчика Кернера (натерпятся наследники фабриканта от сына конюха), скончался в 1890 г. «Пятеро нас братьев-сирот, мал мала меньше, остались на руках несчастной матери, не имевшей ни кола, ни двора. Смутно припоминаю свое раннее детство, лишенное обычных для ребенка игр и веселья, омраченное сильной нуждой и лишениями, в каких пребывала наша семья, пока не поднялись на ноги мальчуганы и не стали сами на себя зарабатывать»{11}, — вспоминал батько в 1921 г.
Заработки старших братьев позволили Махно получить сносное начальное образование. «На восьмом году мать отдала меня во 2-ю гуляйпольскую начальную школу. Школьные премудрости давались мне легко. Учился я хорошо. Учитель меня хвалил, и мать была довольна моими успехами. Так было в начале учебного года. Когда же настала зима, и река замерзла, я по приглашению своих товарищей стал часто вместо класса попадать на реку, на лед. Катанье на коньках с сотней таких же шалунов, как и я, меня так увлекло, что я по целым неделям не появлялся в школе. Мать была уверена, что я по утрам с книгами отправляюсь в школу и вечером возвращаюсь оттуда же. В действительности же я каждый день уходил только на речку и, набегавшись, накатавшись там вдоволь со своими товарищами, проголодавшись — возвращался домой. Такое прилежное мое речное занятие продолжалось до самой масленицы. А в эту неделю, в один памятный для меня день, бегая по речке с одним из своих друзей, я провалился на льду, весь измок и чуть было не утонул. Помню, когда сбежались люди и вытащили нас обоих, я, боясь идти домой, побежал к своему родному дяде. По дороге я весь обмерз. Это вселило дяде боязнь за мое здоровье, и он сейчас же разыскал и сообщил обо всем случившемся моей матери. Когда явилась встревоженная мать, я, растертый спиртом, сидел уже на печке. Узнав в чем дело, она разложила меня через скамью и стала лечить куском толстой скрученной веревки. Помню, долго после этого я не мог сидеть как следует на парте, но помню также, что с тех пор я стал прилежным учеником. Итак, зимою я учился, а летом нанимался к богатым хуторянам пасти овец или телят. Во время молотьбы гонял у помещиков в арбах волов, получая по 25 копеек в день»{12}. В 1897 г. Нестор окончил школу. В 1903 г. нанялся на завод Кернера чернорабочим. Затем работал литейщиком.
Будущий сподвижник Махно Виктор Белаш писал: «поднявшись немного и окрепнув, Махно поступил чернорабочим на чугунолитейный завод Кернера. И здесь его не покидало болезненное стремление быть в центре внимания, выделяться любой ценой (свои мемуары В. Белаш писал с оглядкой на большевистскую цензуру — А.Ш.). Узнав, что на заводе есть любительский театральный кружок, руководителем которого был Назар Зуйченко, Махно попросил записать его в труппу. “Однажды подходит ко мне Нестор Махно, — вспоминал позднее Зуйченко — и просит принять его в артисты. Ну, чего раздумывать, смешить так смешить публику. А он — что мальчик с пальчик, вот так, по пояс мне… Приняли…”»{13}
Так формировался характер будущего революционера. Условия почти идеальные: бедность, стремление выбраться из нищеты, самоутвердиться и отомстить виновникам горькой доли, упорство, необходимое для выживания, низкий рост — известный в истории стимул к самоутверждению.
Навыки театрального искусства также очень полезны для политика. Но почему из миллионов сверстников, оказавшихся в тех же условиях и в той же культурной среде вольного приазовского края вождем массового движения стал именно он?
Жизнь Махно до 1906 года напоминает историю о сапожнике, который был по способностям самым выдающимся полководцем мира, но за всю жизнь так и не попал на войну. В стабильном обществе из него мог выйти диссидент-бунтарь, актер, предприниматель или организатор профсоюзного движения (в 1917 г. он некоторое время будет «профбоссом»). Махно не имел достаточных культурных предпосылок для того, чтобы стать, скажем, парламентским политиком. К 1905 г. он был одним из сотен тысяч молодых людей низшего класса, мечтавших о том, чтобы вырваться из безысходной обыденности. Течение дальнейшей жизни каждого из них определила революционная эпоха.
Началась революция 1905 г. 22 февраля завод Кернера забастовал. Рабочие требовали улучшений условий труда, отмены штрафов и сверхурочных работ. Так Махно впервые окунулся в политическую жизнь.
5 сентября 1906 г. в Гуляйполе начала действовать террористическая «Крестьянская группа анархистов-коммунистов» («вольных хлеборобов»). Во главе группы стоял Вольдемар Антони, связанный с Екатеринославскими анархистами, и братья Семенюты — Александр и Прокопий.
Для тихого провинциального городка это была сенсация, а для молодого, жаждущего приключений Нестора — шанс вырваться из замкнутого круга будней. Он «вычислил» террористов быстрее полиции, заставил их принять себя в состав группы и уже 14 октября участвовал в ограблении. Мальчишка был опьянен новой ролью, он обладал оружием, боролся за счастье людей (правда, террористы пока расходовали добытые средства на себя и покупку оружия, а не на «бедных»). Нестора «распирало» желание показать односельчанам свою новую силу. В конце 1906 г. он применил пистолет в бытовой ссоре, по счастью без жертв. Его тут же арестовали за хранение оружия, но потом по малолетству отпустили.
1
Волковинский В. Н. Махно и его крах. М., 1991. С.11. В. Волковинский проделал большую и весьма ценную работу по исследованию ранней биографии Н. Махно. В это время Н. Махно еще не вел борьбу против большевиков, престиж которых в своей работе энергично защищал В. Волковинский — часто в ущерб справедливости в отношении Махно.