Бетанкур

Дмитрий Кузнецов

БЕТАНКУР

ВОЗВРАЩЕНИЕ ФЕНИКСА

Его имя вернул огонь. Оно словно вырвалось из жестокого пламени, как мифическая птица Феникс, обладающая способностью сжигать себя, а затем возрождаться.

Августин Бетанкур — вот имя человека, сыгравшего в истории России особую роль.

Впервые в современной России о нём широко заговорили в марте 2004 года, после пожара Центрального выставочного зала в Москве. Здание горело несколько часов. Языки пламени сначала охватили заднюю часть крыши, а затем стремительно стали распространяться по деревянным перекрытиям по периметру.

Пожарные долго не приезжали. Манеж гудел однообразным мощным гулом, вобрав в себя все неистовство огненной стихии. Собравшиеся прохожие пытались дозвониться по мобильным телефонам в пожарную охрану, как будто не понимая, что сотни людей уже опередили их. Потом возле угловой стены с грохотом сорвало две потолочные плахи, и из образовавшегося проёма с бешеным выхлопом вырвался огонь. Толпа отпрянула. Всё вокруг накалилось до предела. Казалось, ещё немного — и вспыхнет воздух, которым приходилось дышать. Наконец где-то вдалеке послышался вой пожарных и милицейских сирен, но ни те ни другие всё не появлялись. Огонь с сытым и мощным гулом ходил полным опоясом по крыше. Несколько листов шифера на чердаке раскрошились от пекла, их раскалённые куски разметало в разные стороны. Одному из зевак осколок угодил в голову. Истекающего кровью, его увезли на «скорой». Находиться возле огня стало опасно, однако народ не расходился, наоборот, толпа, словно притягиваемая магнитом, все росла и росла. Когда часть угловой стены уже сгорела, появились пожарные. Подступиться к зданию было невозможно: огонь охватил всю верхнюю часть Манежа и, длинными полотнищами разметавшись по ветру, с треском искрил. Как только первая струя пены обрушилась на перекрытия, сверху сорвалась подгоревшая с одного конца плаха, закачалась, помахивая огнем, за ней с треском рухнула другая. Прохожие, хотя и стояли далеко от того места, куда она упала, в панике подались назад. Началась давка. Одна пожилая женщина упала ничком на асфальт. Появившаяся милиция быстро оцепила площадь и рассеяла толпу. Только через несколько часов пожар был потушен.

Манеж, или, как его называли раньше, Конногвардейский экзерциргауз, был построен в 1817 году по приказу царя Александра I «за Моховой площадью, у Троицких ворот». Место это долго и придирчиво выбирал сам генерал-губернатор Москвы граф Александр Петрович Тормасов. После печально знаменитого пожара Москвы 1812 года в центре древней столицы осталось много пустырей. Чтобы избежать стихийной застройки, Москву в спешном порядке решили реконструировать. В соответствии с планом экзерциргауз построили за восемь месяцев. Всеми инженерными работами при строительстве Манежа руководил начальник комитета для строений и гидравлических работ генерал-лейтенант Августин де Бетанкур, испанец по происхождению.

ЭКЗЕРЦИРГАУЗ

Бетанкур предложил уникальную и новую для того времени технологическую идею — деревянную конструкцию стропил, перекрывающих без промежуточных опор пролет в 44,86 метра. Проект Бетанкура без промедления был воплощен в жизнь, однако уже в конце июля 1818 года, с наступлением жары, две стропильные фермы дали трещину. Их починили, но через год произошло новое повреждение стропил. Случилось это потому, что в то время Бетанкур был занят подготовкой строительства Исаакиевского собора в Петербурге и ярмарки в Нижнем Новгороде — главными своими проектами, и поэтому поручил доработать проект Манежа французскому архитектору Огюсту Монферрану, а строительные работы возложил на генерал-майора Льва Львовича Карбонье, главного инспектора земляных и гидравлических работ в Москве.

Строительство Манежа необходимо было закончить к 30 ноября 1817 года, то есть к приезду Александра I в Москву. Излишняя поспешность повлияла на качество работ. Из-за «недостатка брусьев достаточной длины» стропильные конструкции дали осадку, грозившую разрушением кровли. Всю верхнюю часть здания пришлось разбирать и перестраивать. При проверке конструкций оказалось, что из 30 только «22 стропила составлены по оригинальному прожекту господина генерал-лейтенанта Бетанкура», а остальные изготовлены из нескольких частей и лишены необходимой прочности.

О воровстве казенных денег Бетанкур не мог и подумать — поэтому он обвинил господина Карбонье в беспечности.

— Спроектированные вами стропила такой формы невозможно найти в Москве. Их можно было сделать только по специальному заказу, — оправдывался Карбонье.

— Так в чем же дело? Кто мешал вам заказать их в Замоскворечье на фабрике Витали! — кричал на подчиненного разгневанный Бетанкур; он был маленького роста, почти на полторы головы ниже Карбонье. — Я спрашиваю?!

— Мешали сроки, — сухо отвечал генерал-майор.

— Какие сроки?! — все больше и больше распалялся испанец. — А то, что конструкция уже через год может развалиться, — это вас не смутило? Вы ведь инженер!

— Но мы не могли не закончить Манеж к приезду Его Императорского Величества.

— Строить прежде всего нужно качественно, а уж потом думать о сроках. А если вы не можете построить качественно и в срок — не беритесь! То, что вы устроили, — позор! Кровля Конногвардейского экзерциргауза через год развалилась! А через пять лет весь Манеж придет в негодность. Это вас не волнует! Главное — закончить строительство в срок. Как это по-русски.

— Что по-русски? — взволнованно переспросил Лев Львович.

— Mais, n'est pas rien de mot[1], — угрюмо ответил Бетанкур: как истинный испанец, он быстро вскипал, но так же быстро остывалРазговор шел по-французски. Бетанкур, прожив в России уже девять лет, по-русски так и не заговорил. Ему некогда было изучать столь трудный язык, к тому же Российская империя переживала золотой век русского дворянства, и в окружении Бетанкура, за редким исключением, все безукоризненно говорили по-французски. Августин де Бетанкур владел ещё двумя языками — родным испанским и английским. Его жена была англичанкой, и они, как правило, дома говорили по-английски, но, когда приходили гости, переходили на французский.

В 1824 году конструкцию Бетанкура в Манеже снова пришлось исправлять. Состоялся конкурс на декоративное убранство экзерциргауза. Свой проект, кроме архитекторов Томанского и Бове, по совету Бетанкура представил и Огюст Монферран. Его композиция с аллегорической фигурой богини победы Ники на фоне атрибутов воинской славы заняла первое место. Комиссия была в восторге от работы Монферрана, однако, как часто бывает в России, решение вынесла в пользу Осипа Бове, чей проект оказался более дешев и прост в исполнении.

Огромное здание Манежа, по занимаемой территории не уступающее площади Сан-Марко в Венеции, расположилось между Кремлем и Московским университетом и завершило таким образом новый, классицистический облик послепожарной Москвы. Экзерциргауз символизировал победу русского оружия над Наполеоном.

Главный архитектор Государственной комиссии для строений, знаменитый московский зодчий Осип Бове в 1825 году отделал Манеж лепными и штукатурными украшениями. С 1831 года здесь регулярно устраивались концерты и народные гулянья. Выступали Иоганн Штраус и Гектор Берлиоз. Однако строительные просчёты Карбонье постоянно давали о себе знать, а через сто десять лет легендарные фермы Бетанкура потребовали уже серьезного инженерного вмешательства. В 30-х годах XX столетия под них поставили подпорки, что сразу изменило исторический облик Манежа и резко ухудшило зрительное восприятие внутреннего пространства здания. Сделано это было не случайно — трехметровой длины балки ферм просели на метр. Не сломались, а именно просели, вытянулись: «хирургическое» вмешательство стало неизбежным.

1

Нет, ничего (фр.).