Исцеление человека

Палата ожидала обхода главного травматолога Института имени Склифосовского профессора Соколова. При этом очень важном для больных событии всегда присутствуют не только лечащие врачи, но и стажеры, методисты Института физической культуры, студенты-медики. У постели больного идет учеба, без которой немыслима практическая медицина, а также зачастую решается судьба человека. Такое событие происходит раз в месяц, и по этому поводу у всех в отделении (особенно у медсестер и санитарок) с утра много хлопот.

Но вот разбинтованы раны, подготовлены истории болезни, рентгенограммы, которые кладут каждому на кровать, и все в палате отныне живет ожиданием.

Не успели мы с Антониной Тимофеевной закончить гимнастику, как палату заполнила толпа людей в белых халатах. В сопровождении своего эскорта профессор медленно переходил от одной койки к другой, подольше задерживаясь у постели тяжелобольных.

Это был рослый седовласый мужчина с крупными чертами лица, крутой залысиной и живым умным взглядом знающего свое дело специалиста. Приветливый, обходительный, внушающий доверие врач. Говорил профессор с больными мягко, сочувственно и, в то же время, убедительно. И весь он был какой-то надежный, излучающий силу, уверенность.

Наконец профессор, вместе со своей свитой, подошел к моей кровати. Приветливо улыбаясь, протянул свою большую теплую руку и сказал непринужденным тоном:

– Давайте знакомиться, коллега.

Рукопожатие было крепким и нежным, и рука его на несколько секунд задержалась в моей, словно профессор хотел на ощупь почувствовать, что я за человек. И пока лечащий врач неторопливо докладывал мою историю болезни, мы с Соколовым, не отрываясь, рассматривали друг друга. Затем он долго и внимательно листал мою историю болезни, изучал снимки, знакомился с анализами. Что-то ему явно не нравилось в них, но, закончив ознакомление, он сказал бодрым голосом:

– Если мы с вами еще немного продержимся, то вот-вот дождемся перелома, и тогда считайте, что победили.

Ободренный его теплотой и душевностью, я робко спросил: нельзя ли мне избавиться, хотя бы частично, от жестоких болей. В ответ на это профессор беспомощно развел руками:

– Терпите, надо терпеть.

Он расспросил меня о моей работе, о том, что я думаю делать дальше. И хотя с трудом я верил, что в конце концов встану на ноги, его внимание глубоко тронуло меня.

Да, это был истинный врач, хороший психолог, знающий силу слова. Целебно действовали не только его слова, но и спокойная мягкость голоса, неподдельное сочувствие, желание поддержать больного, вселить в него надежду.

Профессор как-то сразу сделался мне близким человеком, и я решил поделиться с ним своими сокровенными помыслами. Он полностью одобрил мою затею вести дневник наблюдений за самим собой. Сказал, что это будет интересное дело, что мои записи могут оказать хорошую услугу медицине. А он потом поможет их опубликовать или сделать на основе этих записей диссертацию. Словом, у него тоже оказалось много фантазии, и это подействовало на меня самым благоприятным образом…

При следующих «больших обходах» профессор по-прежнему был очень внимателен ко мне и каждый раз с одобрением отмечал мои маленькие успехи. Однажды он рассказал мне о своей страсти к рыбной ловле и заверил, что когда-нибудь мы еще поедем на рыбалку. И в данном случае он, конечно, не предполагал, что окажется провидцем. Я действительно потом не раз ловил рыбу, и не только под Москвой, но и в Днепре, и на Дону, и на Иртыше, и в Сырдарье, и в Азовском и Каспийском морях, и даже у берегов Болгарии в Черном море.

Однако я забежал вперед – все это будет «потом», впереди и не скоро, а тогда слова профессора Соколова были для меня лишь прекрасной мечтой, которая неудержимо звала вперед, укрепляла силы.

Спасибо, профессор, спасибо за то, что вдохнули в меня эти силы, заставили мечтать, надеяться, бороться! А значит – жить!».

Врач ли, целитель ли, короче говоря, врачеватель, способный помогать другим в их заботе о таком бесценном достоянии, как здоровье, движется в своем развитии в соответствии с самыми фундаментальными нравственными законами Космоса. Первый из первых среди этих законов, напоминаю, – закон добра. Коль скоро человек получил наивысшее благо – жизнь! – он должен эту эстафету добра нести дальше, сеять животворный космогонический свет вовне, во все стороны. И уже если у человека оказался особый дар помогать другим людям освобождаться от зла и страданий, то есть появляется способность выступать в роли прямого соратника высших сил мироздания, этот его дар спасения чужой жизни есть воистину дар Божий, и именно так, со всей ответственностью, должен он к нему относится. И коль скоро ему многое дано, с него много и спрашивается! Дар свой, подобный костру, он должен постоянно питать и поддерживать, чтобы не захирел и не погас он, но служил источником тепла, света и самой жизни для окружающих его людей.

Человек опасно заболел, в душе его возникло и нарастает душевное смятение, и тут является тот, кто способен облегчить его страдания, кто создан для того, чтобы спасти его, так вот: тот должен соответствовать подобным ожиданиям! Он, безусловно, должен располагать человека к себе вдумчивостью, открытостью, солидарностью с больным, готовностью помочь ему. Эта готовность начинается с отчетливой установки целителя на безусловное улучшение состояния и выздоровления пациента. Установка эта – дело тонкое и многосложное, начиная от ее прямого словесного выражения и вплоть до таких едва заметных нюансов, как искренность тона, веселое рукопожатие, добрая шутка, мягкая ирония по поводу преувеличенных опасений больного человека, сдержанно выражаемая симпатия к специфически женским или мужским достоинствам больного человека и т д. и т п. Собственно говоря, все эти способы – из палитры средств психологического общения людей между собой, но спрашивается, пропорционально ли его громадной роли является ничтожно малая специальная подготовка в учебных центрах и на курсах переподготовки? Вот передо мной – программа ГИДУВ'а для подготовки медиков на курсах усовершенствования по специальностям семейный врач и врач общей практики. Он богата своим перечнем профессиональных качеств медика (владение диагностикой, лечением, умением работать с ЭКГ, «читать» анализы и рентгенограммы, знать сопряженный опыт в смежных специальностях от инфекционных болезней до хирургии и онкологии и т д.). Но, опять-таки, цитирую: «Врач общей практики должен обладать и (т е. в конце перечня, где – то «на щ») определенными личностными чертами, среди которых сдержанность, способность к диалогу, сопереживанию, уступчивости и активно-конкурирующему поведению (? – Ю. А.) …Кроме того (! – Ю. А.) семейный врач обязан владеть основами медицинской (и только-то? – Ю. А.) психологии, общей и семейной психотерапии…».

Я цитировал, в общем-то, детально разработанную, хорошую программу, опирающуюся на международный опыт и опубликованную в солидном издании («Санкт-Петербургские врачебные ведомости», 1993, No 4). И при всем при том одно из решающих условий целительного воздействия врача на пациента даже не названо: его способность создать такие доверительные отношения, при которых надежда на благоприятный ход событий вспыхнула бы в сердце больного воистину солнечным протуберанцем и явилась бы основным психоэмоциональным обеспечением его выздоровления.

Говорится о знании медицинской психологии, но что сможет сделать такой-то вот знаток в такой-то, например, ситуации: некто Ф. (диагноз – рассеянный склероз, но это очень сомнительно, т к. поставлен этот диагноз был тридцать лет назад, а Ф. продолжает благополучно, хотя и с ограничениями, передвигаться) представляет собой тонкую, деликатную и весьма беспомощную натуру. Он десятки лет находится в зоне бурной и буйной заботы своей состоятельной сестры, которая возит его к врачам едва ли не всего мира, ремонтирует его квартиру в одном городе, покупает для него квартиру в другом, рядом с собой, полностью обеспечивает материально, денег на питание и одежду дает без меры и, естественно, настаивает на его женитьбе: чтобы некая другая любящая взвалила на свои плечи немалую часть ее забот. Но Ф., имевший негативный опыт женитьбы, панически боится его повторного, да еще ухудшенного варианта. Его внутренняя неодолимая психологическая установка заключается в том, что он внутренне не хочет выздоравливать, ибо здоровому придется за все отвечать самому, обо всем беспокоиться самому и решать все, о ужас, самолично!.. И вот: объективно ему в результате врачевания становится явно лучше, но он упрямо заявляет: ничего доброго не вижу, не чувствую ничего хорошего, – и даже доходит до того, что принимает некие мучительные меры, чтобы серьезно повредить самому себе и отбросить назад все достигнутое. Чем тут способна помочь «медицинская психология»? Нуль без палочки, как говорится, она представляет собой в данном случае, не более! А решать-то надо: либо оставить все как было, и Ф. будет благоденствовать, а любвеобильная его сестра под грузом непосильных хлопот (у нее ведь имеется и своя немалая семья со своими проблемами!) будет сохнуть. Либо… В другом случае надо поступить прямо против этикета, рекомендованного институтом благородных девиц, и ясными мужскими словами, без какого-либо смягчения формы и содержания объяснить ему, что избранная им стратегия есть линия поведения паразита по отношению к сестре, что она недостойна представителя сильного пола, который сам призван быть защитником и покровителем слабых, а потому: кончай, друг, тормозить общую работу, сбрасывай со своей совести тяжкий грех дармоедства! По своей изначальной, а затем и приобретенной профессии ты можешь сам кормить и содержать свою сестру и ее семейство, так что либо прекрати саботаж, либо снимай со своей откормленной шеи золоченый крестик: какой ты верующий в святые заветы человек!..