Путеводная звезда

– И напрасно, мой друг, вы спорите! Поверьте старому театральному пройдохе, мода на цыган в России не пройдет никогда! Конечно, есть итальянцы, бельканто, Ла Скала, прочая классическая храпесидия, но… Но наши баре, героически отсидев в ложе какую-нибудь «Аскольдову могилу», с облегчением садятся на лихачей и кричат: «К „Яру!“ Почему бы это?

– По неистребимой нашей русской дремучести, вот почему, – брюзгливо отвечал Заволоцкий. – Я лично считаю, что…

Но высказать, что он лично считает, Заволоцкому помешал истошный вопль с улицы:

– Князь Сбежнев подъехали!

– О, дэвлалэ! – всполошилась Илона. – Чаялэ! Гашка! Симка! Оля! Живо вина, бокал! Величальную! Гитаристы где?! Митро, что ты стоишь, как конная статуя, иди встречай!

Но князь уже сам входил в комнату, улыбаясь и отвечая направо и налево на приветствия. Первым делом он протянул обе руки хозяйке дома.

– Елена Степановна, добрый день! Я еще с улицы слышал, как ты распоряжалась на мой счет. Оставь, пожалуйста, эти церемонии, нужно быть попроще со старыми друзьями… Митро, поди сюда! Обнимемся! Мои поздравления тебе и Насте. Настя, здравствуй, девочка! Какое прелестное платье! Отчего ты раньше не носила вишневое?

– Вы хоть на людях не позорьте меня, Сергей Александрович! – рассмеялась Настя, протягивая Сбежневу руку для поцелуя. – Третьего сына женю, а вы мне все «девочка»…

– А где невеста? – с интересом огляделся князь.

Поднялись шум, возня, перестук каблуков, нестройный звон гитарных струн. Наконец наспех вставшие в ряд, смеющиеся гитаристы взяли дружный аккорд, и из толпы вышла смущенная, раскрасневшаяся Катька. В руках ее был знакомый всем гостям цыганского дома серебряный поднос, на котором стоял бокал вина. Князь восхищенно улыбнулся. Катька сконфузилась совсем и не сразу смогла запеть. Гитаристам пришлось взять второй аккорд, чтобы невеста сумела собраться с духом и повести дрожащим, но звонким голосом величальную:

Когда отгремели последние призывы: «Пей до дна, пей до дна!», князь поставил пустой бокал обратно на поднос и рядом с ним положил длинный футляр черного бархата.

– Будьте счастливы, ты, девочка, и ты, Илья.

Подошедший Илюшка с достоинством поклонился. Катька под любопытными взглядами цыганок открыла футляр, и среди женщин пронесся вздох восхищения: тонкий бриллиантовый браслет сверкал голубыми гранями камней. Подошли взглянуть на подарок и мужчины; украшение немедленно пошло по рукам, сопровождаемое завистливыми вздохами, присвистом и щелканьем языков. Катька, хмурясь от нетерпения, едва дождалась, когда браслет вернется к ней, и тут же застегнула его на запястье.

– Эй, пусть теперь невеста пляшет! – завопил кто-то, и толпа тут же раздалась, освобождая круг паркета.

Цыгане снова похватали гитары, одновременно несколько человек запели плясовую, и довольная Катька, разведя руками и поклонившись, пошла по кругу. Остановившись перед Сбежневым, она низко поклонилась, приглашая его танцевать, но князь лишь молча улыбнулся. Легкая хромота, следствие старого ранения, не позволила ему принять Катькин ангажемент.

– Мне разве что попробовать по старой памяти… – послышался задумчивый голос, и из-за стола под хохот, аплодисменты и подбадривающие крики цыган вылез капитан Толчанинов.

Катька с комическим испугом закрыла глаза, повела плечиком, вздернула остренький подбородок и проплыла мимо капитана, задорно глядя через плечо. Толчанинов сощурил глаза, пригладил седые волосы. Ему было уже за шестьдесят, но, когда капитан, вскинув руку за голову, весь вытянувшись, как струна, мягкой и небрежной цыганской походкой пошел за Катькой, ловко попадая в гитарный аккомпанемент, по комнате пронесся дружный вздох восхищения.

– Э, Владимир Антонович, не дорога пляска, а дорога выходка! – подбодрила из-за стола графиня Воронина. – Ну, давайте, давайте романэс! Авэньте тропачки-хлопушки.

Толчанинов улыбнулся Зине Хрустальной, но чечетку бить не стал, а, дружески хлопнув по плечу, втолкнул в круг вместо себя жениха. Катька, в свою очередь, потянула за руки двух своих незамужних сестер, совсем девочек с тонкими косичками. Круг расширялся, в него один за другим вскакивали все новые и новые цыгане, звенели гитары, графиня Воронина, не утерпев, выскочила из-за стола и забила плечами, трещал паркет под каблуками…

Под этот шум князь Сбежнев отвел Настю к окну.

– Ну, вот, видишь, девочка? Уже третьего сына выпускаешь в люди.

– Да, слава богу, – рассеянно ответила Настя, явно думая о другом.

Князь заметил это, проследил за ее взглядом. Настя через головы цыган смотрела на своего старшего сына, Гришку. Тот не плясал вместе с другими и сидел на подоконнике, обхватив колено руками и глядя в открытое окно вниз, на улицу. На его темном лице со сросшимися бровями не было улыбки.

– Держу пари, я знаю, о чем ты думаешь, – вполголоса сказал князь.

– Вот как? О чем же?

– О том, как все твои дети с возрастом становятся возмутительно похожими на НЕГО.

– Ничего тут возмутительного нет, – помолчав, сказала Настя. – Не от проезжего же молодца рожала.

Князь внимательно посмотрел на нее.

– Ты обижена?

– Нисколько. А про Гришку – ваша правда. Смешно даже, он ведь всегда на меня был похож, а как в мужские годы входить начал – так, глядите-ка, вылитый отец… Вы еще в Париж не уезжаете, Сергей Александрович?

– Ты же знаешь, я никуда не поеду, пока не услышу твоего решения.

– Трудно мне решить. – Настя по-прежнему не смотрела на князя. – Сами видите, то ресторан, то свадьба, то теперь выезд этот в Крым…

– Что за выезд? – удивился Сбежнев.

– А вы еще не слышали? Павел Арнольдович, кажется, уже месяц Митро уламывает… Эй, Митро, Павел Арнольдович, подите к нам! Расскажите про Крым, решили уже что-нибудь?

– Стадо бухарских ишаков – просто голуби по сравнению с вашим братцем, Настасья Яковлевна! – сокрушенно сказал Висконти, подкатываясь на коротких ножках к Насте и князю. – Я ему битый месяц толкую о выгодах этого предприятия, а он все принимает позы античного мыслителя и говорит, что надо, мол, подождать. Чего же здесь ждать, скажите на милость, чего?! Концерты хора в городах Крыма – Ялте, Алупке, Симферополе, затем в Одессе! Железная дорога, свой вагон! Афиши, билеты, залы – все схвачено!

– Очень мы там нужны кому… – сердито сказал подошедший следом за Висконти Митро. – Будто в Крыму своих хоров не имеется. Воля ваша, Павел Арнольдович, только я цыган в этакую даль не потащу. Денег не заработаем, только зря прокатаемся.

Висконти даже не нашел слов и лишь всплеснул руками. Сбежнев, посмотрев на Настю, нерешительно сказал:

– Митро, я, конечно, не советчик тебе в таких делах, да я в них ничего и не смыслю, но… Pourquoi pas, как говорят французы? В Крыму летом чудесно, там собирается вся московская и петербургская публика. По чести сказать, и я с удовольствием поехал бы с вами. У меня как раз выдастся свободный месяц…

– Что там французы говорят, я не знаю, – ворчливо отозвался Митро, – но только, если лето даром пропадет, меня цыгане на части разорвут! Я рисковать не могу.

– Никакого риска! Никакого риска, поверь! – снова вмешался Висконти. – Ваше сиятельство, да помогите же мне уломать этого идола египетского! И вы очень правильно заметили насчет публики: летом весь Питер и вся Москва выезжают как раз в Ялту и Алупку, а обе столицы стоят пыльные и пустые. Оставишь половину хора в ресторане Осетрова, чтобы у того совсем не скисла коммерция, а с остальными по железной дороге – в сказочную Тавриду! Господи, ты же еще благодарить меня будешь!

Широкоскулое лицо Митро выражало крайнюю степень недоверия, но он молчал. Настя, улыбаясь, смотрела на него. Она знала, что Висконти близок к победе.