Страница 103 из 106
Новое никогда не приходит одно, без свиты; и вот, на хозяина замка сразу обрушивается несколько бед: вместе с непонятной болезнью жены и с подозрениями — не изменила ли она ему, — угроза того полу-крестьянского, полу-рабочего движения, которое разгорается все ярче, угрожает непосредственно усадьбе Арчимбаута, увлекло даже некоторых из его соседей, с которыми он, вероятно, еще недавно по-помещичьи благодушно бражничал и охотился; охотился иногда, для разнообразия, и на людей, которых искренно считал не людьми, а вилланами.
У остальных — тоже забот полон рот; у Капеллана — как бы подслужиться, как бы получше все разведать и разнюхать и своего не упустить, подцепить хорошенькую придворную даму; у Алисы — угодить и Изоре и Графу и добиться взаимности красивого пажа, которому предстоит блестящая карьера; у Алискана — как бы скорее довершить свое «образование», выбраться из осточертевшей ему южной провинции и вкусить действительно блестящей придворной жизни и приличного общества в северном графстве Артуа.
К тому же, наступила на их горе весна, расстроила им нервы и сделала их всех до безобразия чувственными и похотливыми.
Вот в такой обстановке начинается драма, течение которой можно изобразить схематически следующим образом:
Между этими — всевозможные второстепенные лица — рыцари, доктор, повар, действующие и не действующие в драме.
Занавес поднимается тогда, когда загорелась звезда Гаэтана.
Звезда Изоры посылает свои лучи навстречу ему, но пути этих лучей, пока еще бродящих ощупью в пространстве и встречающих сопротивление в виде плотной, рыхлой, сначала непроницаемой среды окружающих людей, — устремляются поневоле к той звезде через звезду Бертрана.
Бертран, издавна посылающий лучи своей робкой любви навстречу лучам звезды Изоры, неизменно встречает сопротивление среды. Но как только загораются позади него лучи Гаэтана, его собственное стремление приобретает все большую силу, и среда начинает постепенно растворяться под светом двух встречных лучей — Бертрана и Изоры.
Постепенно среда теряет сопротивляемость, посредственные люди отслуживают свою службу и уступают силе лучей. Представители среды как бы сходят со сцены, превращаются в призраков или в животных. Звезда Гаэтана, послав столько лучей, сколько было нужно для придания интенсивности свету лучей Бертрана и Изоры, тоже уходит за горизонт. Последней — меркнет звездочка Алискана, который сыграл окончательно свою роль, успев бежать от скандала и истязания. Тут гаснет и свет Бертрана, и одна Изора остается на полпути, над трупом Бертрана, окруженная зверями и призраками, с крестом, неожиданно для нее, помимо воли, ей сужденным.
Март 1916
Рамзес
<План пьесы>
XIV в. до Р. Хр. Древние Фивы при Рамзесе II.
Раннее утро. Торговая площадь с домом градоначальника в центре города.
Некрасивые и мрачные фасады довольно высоких домов с плотно закрытыми дверями. Окон на улицу почти нет, так что видны только немногие окна, и то — в верхних этажах. К стенам прислонены лавочки, крытые камышом, пока запертые.
У главной двери дома градоначальника, которая помещается в низкой зубчатой стене, — сам градоначальник, главный правитель Земли Юга и главный распорядитель царских работ Псару, маленький, толстый, лысый человек — со своим домоправителем Хамоизитом.
Псару не выспался, голова горит, во рту горько, болит живот. Он замучился накануне, во время охоты с фараоном. Теперь ему предстоит еще являться к фараону и делать ему доклад о своей поездке по провинции. Скверное расположение духа он вымещает на Хамоизите, который заслужил неодобрение своего господина пьянством и слишком крупным взяточничеством (Тураев I, 347). Хамоизит защищается, описывая, что у него украл рабочий (Тураев I, 352) и как трудно ладить с каменщиками, которые проломали стену Некрополя и украли зерно фараона. (Между прочим, Псару — во вражде с хранителем Некрополя, ib., 353). В доме Псару ночует знатный гость. Когда он проснулся, Псару велит управителю проводить гостя и показать ему город, а сам идет румяниться и одеваться к встрече с фараоном.
Во время этих разговоров сцена постепенно оживляется — начинается торговля. Гонят ослов, нагруженных соломой. Пригнали овец, гусей, коз, волов. Крестьяне и рыбаки уселись на корточках перед плетеными лотками с хлебом, плодами, овощами, мясом, рыбой, материями. Продают удочки, циновки, браслеты, ожерелья, помаду, железо, олово, янтарь, драгоценные камни, стекло, фаянс. Открываются лавочки — сапожника, золотых дел мастера, столяра, горшечника, кондитера, пивная. Появляются покупатели и прохожие в пестрых костюмах купцы, офицеры, чиновники, жрецы, богатые дамы, простолюдины, — сирийцы, эфиопы, феллахи, нубийцы, негры.
Хамоизит водит гостя своего повелителя по базару и обращает его внимание на драгоценные товары. Гость за все расплачивается золотом, покупает духи, опахало, узорные сирийские материи. Хамоизит согнулся под тяжестью покупок. Торговцы и торговки начинают бегать за богатым покупателем, который наконец скрывается от них в дверях дома градоправителя.
Дама заказывает ювелиру выплавить браслет из плитки электрона, страшно болтая и рассказывая городские сплетни.
В открытых помещениях видно, как горшечники лепят, сапожники скоблят кожу, работают, сидя на корточках, прядильщицы и ткачихи, мастер высверливает большую алебастровую вазу.
На площади чиновник и офицер спорят о том, чья служба обременительнее и хуже (Тураев I, 346–347).
У нескольких лавок останавливаются передовые верблюды каравана, пришедшего из пустыни. Негр спрыгивает со спины верблюда и подносит мешочек золота Хамоизиту, который привычно принимает его. Верблюдов разгружают.
Появляется человек в лохмотьях, странно размахивающий руками и посылающий проклятия на город. Его окружают любопытные; мальчишки гоняются за ним и швыряют в него луковицами; из верхнего окошка дома появляется на крик лысая голова Псару; пророк грозит ему, градоправитель быстро скрывается за окном.
Вдруг раздается страшный шум, вбегает несколько каменщиков, испачканных глиной и известкой. Они машут инструментами — и тащат за собой трех скриб; вид у писцов (надсмотрщиков) испуганный и жалкий.
Каменщики требуют градоправителя и главного распорядителя царских работ Псару. Хамоизит напрасно убеждает их, что градоправитель нездоров, рабочие начинают грозить. Из дверей выходит уже накрашенный и одетый в белый халат Псару; выражение лица у него кислое, он держится за живот. Псару вступает в спор с каменщиками, доказывая им, что на прошлой неделе они получили уже хлеба более, чем им полагалось. В это время невольник проталкивается сквозь толпу и тихо сообщает градоправителю, что фараон уже выехал из дворца по направлению к храму Аммона; что, узнав о нездоровье градоправителя, фараон решил проехать мимо его дома и здесь принять от него доклад.
Псару, соображая, что фараона необходимо избавить от зрелища голодного бунта, вдруг обрывает споры, подзывает Хамоизита и приказывает ему дать каменщикам хлеба из его житниц. Хамоизиту спорить уже бесполезно, потому что Псару быстро говорит рабочим: «Подите за Хамоизитом, он даст вам хлеба из своих житниц». Каменщики, приписывая решение Псару его великодушию, благодарят его, приветствуют и уходят вслед за Хамоизитом.
Рынок тем временем уже несколько опустел, потому что наступил час полуденного отдыха. Перед пивной лежит пьяный. Кавалерист и пехотинец спорят о том, чья служба обременительнее и хуже. Вдруг, расталкивая и сбивая с ног редких прохожих, вбегает десяток черных невольников с палками в руках, наклонясь вперед. За ними появляется взвод разноцветных солдат со знаменем, булавой, пиками, секирами, щитами. Они становятся шпалерой, оттесняя народ к стенам; Псару, его друзья и рабы, вышедшие из дому, как и все остальные зрители, кроме солдат, падают ниц, и на сцене появляется Рамзес, красивый, как бог Озирис. Стоя на маленькой колеснице, один, с веером в руке, он осаживает на скаку своих двух лошадей прямо против дома градоначальника.