Страница 40 из 96
Супруги часто ссорились, неделями не разговаривали друг с другом. При этом принц оказывался слабее и всегда первым шел на попятную. В этом смысле Анна Леопольдовна воспользовалась простым житейским советом, которой дал ей во время той памятной беседы А.П. Волынский: сносить все терпеливо, не показывать людям своего неудовольствия, ибо «в том разум и честь Ее высочества состоит», и, кроме того, «если принц тих, то тем лучше ей, потому что он будет ей в советах и в прочем послушен и что ежели бы ее высочеству супругом был принц Петр, то бы хуже для нее» [276].
В итоге, как ни был расположен к своему господину брауншвейгский советник Гросс, он писал в Брауншвейг, что Анна «способна делать с принцем Антоном-Ульрихом все, что захочет. Она выпытывает у него все его секреты, но не открывает его светлости свои» [277]. Принц был человеком слабым, и его брат Людвиг-Эрнст, понимая это, отмечал, что все было бы по-другому, «если бы Антон-Ульрих был другим человеком, но с ним ничего не поделаешь». Позже он писал: «Антон-Ульрих есть не что иное, как тень» [278]. О том, что Антон-Ульрих — явный подкаблучник, позже писал и Шетарди, который сообщал, что нередко случается, что Юлия Менгден не допускает его войти в апартаменты принцессы; бывает и так, что его даже прогоняют с постели [279]. О том, что Анна Леопольдовна обладала сильной волей, можно заключить по одному разговору Финча с Антоном-Ульрихом. Они заговорили о попытках прусского короля подкупить окружение правительницы. За саму правительницу принц не беспокоился: он сказал, что «во взглядах своих она тверда и непреклонна» (is firm and immovable) [280]. Брат Антона-Ульриха Людвиг-Эрнст, часто бывавший на посиделках в покоях Юлии Менгден, также не раз замечал, что Анна Леопольдовна «верховодит во всем» [281].
В октябре 1741 года, — в сущности, накануне свержения Брауншвейгской фамилии, — между супругами произошло жесткое столкновение по поводу назначения четырех новых сенаторов, среди которых был небезызвестный И.А. Брылкин и другие угодные правительнице люди. Антон-Ульрих, за спиной которого стоял Остерман, противился этому, но правительница настаивала на своем. Шетарди сообщает, что «происшедшее по этому поводу объяснение было чрезвычайно резким; генералиссимус ничего не добился, дважды ссылаясь с жаром на свое звание мужа, которым, как он, без сомнения, полагает, он пользуется по отношению к правительнице; между тем опыт доказал уже ему, что довольно часто права его мало уважаются, поэтому приводимый им довод нисколько не остановил правительницу». В конечном счете правительница вручила супругу соответствующий указ о новых назначениях в Сенат. Думаю, что речь идет об указе 17 сентября 1741 года, когда Брылкин стал обер-прокурором Правительствующего Сената [282]. Принцу пришлось проглотить это, как и примириться с растущим влиянием графа Линара при дворе — тот даже участвовал с ним в одном из совещаний по внутренним делам.
Даже начавшаяся русско-шведская война не была использована генералиссимусом и президентом Военной коллегии для упрочения своего положения. Об его участии в командовании боевыми действиями русских войск даже не шло речи. Самое большее, на что он мог рассчитывать, — это руководить смотром войск накануне похода и давать необходимые распоряжения по военному ведомству о подготовке армии к походу.
Брауншвейгские дипломаты сообщали, что Анна не приглашала мужа на обсуждение важнейших дел с сановниками, порой не пускала его в свою спальню и подолгу не обедала с ним за одним столом. О раздельной жизни супругов есть множество свидетельств. Фельдмаршал Миних не удержался и зачерпнул в свои мемуары немного грязцы, сообщая нам, что правительница часто виделась с графом Линаром в Третьем Летнем саду, выходившем некогда почти к Аничкову мосту. А к этому саду примыкал дом, в котором остановился Линар. Туда и отправлялась правительница всегда в сопровождении фрейлины Менгден, которую там в особом павильоне якобы пользовали привозными минеральными водами. Попытки же принца Антона-Ульриха проникнуть в сад и попить целебной водички пресекались неприступными часовыми у ворот. О том же писал в 1741 году Шетарди, только вместо Антона-Ульриха он упоминал цесаревну Елизавету Петровну, которая тоже жила неподалеку от сада и как-то решила прогуляться по его аллеям, но наткнулась в воротах на сурового «невпускалу»-гвардейца. Оказалось, что туда пропускают, кроме правительницы и фрейлины Менгден, только графа Линара [283]. А так как Шетарди часто встречался в то время с Елизаветой, сведения в его донесении могли быть из первых рук.
Приведенной выше сплетни Миниху показалось мало, и в своих мемуарах он еще добавил: «Летом она приказывала ставить свою кровать на балкон Зимнего дворца, выходивший на реку, хотя при этом ставились и ширмы, чтобы скрыть кровать, однако со второго этажа домов, соседних ко дворцу, можно было все видеть» [284]. Что же видел сосед Анны Леопольдовны (а им как раз в то время был сам Миних), мемуарист скромно умалчивает, хотя о романе правительницы с графом Линаром, польско-саксонским посланником, известно многое и из других источников.
Выше уже было сказано, что посланник в 1736 году был отозван своим королем по просьбе русского правительства, и причина гнева императрицы Анны Иоанновны заключалась в том, что графа заподозрили в связи с юной принцессой Анной Леопольдовной. Но первая любовь ею была не забыта. Как только Анна Леопольдовна стала правительницей, польско-саксонский двор, по просьбе русского двора, вновь отправил Линара в Петербург. Он приехал в начале 1741 года, и почти сразу же ему была дана аудиенция для вручения верительных грамот — другие посланники порой ждали этого момента месяцами. С тех пор он стал часто бывать в императорских покоях — по утверждению Шетарди, ежедневно. Обычно он приходил в апартаменты Юлии Менгден, и, по словам ее служанки, «принцесса Анна туда ж прихаживала» [285]. Шетарди, всегда ревниво следивший за успехами своих коллег при дворе, утверждал, что на одном из таких частных свиданий правительница возложила на графа Линара орден Святого апостола Андрея Первозванного. Для всех других дипломатов и прочих неосведомленных о тайном награждении стало полной неожиданностью, когда вскоре Линар дал обед всем кавалерам этой высшей награды России [286].
Больше всех возвышением Линара был недоволен принц Антон-Ульрих. Он помнил, с каким пренебрежением относился к нему Линар в 1735 году, когда принц безуспешно искал близости с принцессой. Более того, в бумагах арестованного Бирона обнаружились письма Линара к фавориту, в которых саксонский посланник просил регента не допустить брака Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха [287]. Попутно замечу, что документы из архива Бирона доставили немало неприятностей самым разным людям при дворе. Довольно быстро Линар приобрел при дворе правительницы такое значение, что стал играть роль фаворита. Цесаревна Елизавета желовалась Шетарди «по этому поводу на надменные манеры, появляющиеся уже у Линара» [288]. Перед своим отъездом в Дрезден (он ездил домой, чтобы уйти в отставку и, уже свободным от посольских обязанностей, вернуться к Анне Леопольдовне) в начале сентября 1741 года Линар получил от правительницы подарки исключительной ценности. По данным Шетарди, это были в основном бриллианты, которые оценивались в сумму 150 тысяч рублей [289].
276
Дело Волынского // Чт. ОИДР, 1858. Кн. 2. С. 152.
277
Левин Л.И. Российский генералиссимус герцог Антон-Ульрих (История Брауншвейгского семейства в России). СПб., 2000. С. 70–71.
278
Левин Л.И. Указ. соч. С. 91, 94.
279
РИО. Т. 92. С. 246; Т. 86. С. 358.
280
РИО. Т. 85. С. 504.
281
Левин Л.И. Указ. соч. С. 89.
282
РИО. Т. 86. С. 466; Пекарский П.П. Маркиз де ла Шетарди в России 1740–1742 годов. СПб., 1862. С. 335.
283
РИО. Т. 86. С. 160–161.
284
Миних Б.Х. Очерк управления Российской империи // Перевороты и войны. М., 1997. С. 307.
285
Корф М.А. Брауншвейгское семейство. М., 1993. С. 63.
286
РИО. Т. 86. С. 264, 272.
287
Там же. С. 181–182.
288
РИО. Т. 96. С. 346.
289
Корф М.А. Брауншвейгское семейство. М., 1993. С. 57.