Казаки

Козаки, которых число беспрестанно увеличивалось, расположились по разным местам. Сам Наливайко с большим количеством войска отодвинулся к Чигирину* с ним были дружины Лободы и Овары, всего 20 000 войска, исключая гайдамаков, из которых многие пошли по Украине, но многие остались при главном обозе. Атаман Тетеря с сыном заняли Канев; Шашка был напереди и первый встретил Жолкевского. Завязалась битва жестокая, кровавая. Как ни искусно были устроены поляки, однако их гусары ничего не могли сделать козацкому табору. Много дворян польских пало в бою; потери по числу воинов была для Польши очень чувствительны. Козаки удержали за собою поле; но лишились в свою очередь Шашки, вождя храброго и умного. Жолкевский поворотил к Каневу. Козаки не слушались старого своего атамана, говорившего им: «Глядите, не була-б потеря», и заставили его выйти на сражение. Поляки разбили их; а самого Тетерю взяли в плен и . пр0дали туркам. Жолкевский разорил многие казацкие населения, разбил еще несколько раз их отряды и двинулся к Чигирину, где стояло генеральное войско. Поход этот был довольно медлен; разосланные для укрощения козакав отрады собирались постепенно, не разом; вешнее половодье разломало мосты, и переправы стали неудобны не только через реки, но даже через большие ручьи. Дошедши до Тясмина, поляки стали, окопались, направили пушки и прИготовились к бою. Казацкое войско также изготовилось. Оно было разделено на три отдела: центром начальствовал Наливайко, левым крылом Лобода, правым Овара. Поляки, как бы желая устрашить заранее неприятеля, выставили в виду его три xpecma: на двоих висели тела двух казацких предводителей — Богуна и Сомино, с надписью: «Karabuntowcow», третий оставался пустым, как будто еще кого-то не доставало. Казацкая рада велела выставить в ответ полякам хоругвь с надписью: вирному Християнсьтву миром мир; а Ляхам-ворогам пекельный пир; в кого хрест — на того й хрест.

Началась битва и продолжалась семь часов. Поляки устремились на правое крыло Овары, отрезали его, смяли, — и сам Овара лишился жизни. Но мужество других предводителей и храбрость козакав поправили первую оплошность и неудачу. Наливайко с своим центром ударил стеною на поляков; вслед за тем Лобода выскочил из своего поста, и вспомоществуемый свежим засадным войском, бросился на неприятеля с другой -стороны. Поляки смешались, расстроились и обратились в бегство. Козаки гнались за ними, били, кололи, утопших из реки вытаскивали и изрубливали: таково было их ожесточение; попадавшихся в плен бесчеловечно умерщвляли; просьб и стонов не слушали. Радовалась вся Украина, слыша, как на «Чигиринський сичи кравчина католикам похмилья задала!»

Пристыженный Жолкевский убежал в Белую Церковь, откуда разослал приказы о доставлении нового войска. Вскоре в польский стан явилось множество охотников, а из Молдавии прибыл с значительными силами полоцкий староста Каменецкий. Казацкое войско напротив уменьшалось. Большая часть казаков рассеялась снова по Украине. С Наливайком и Лободою осталось всего до 10 000. Жолкевский, зная, что в Переяславле казаки оставили свои семейства, орудия и войсковую скарбницу, замыслил перепавиться через Днепр и напасть на Переяславль. Молва об этом дошла в казацкий стан. Наливайко и Лобода предупредили Жолкевского; переправились за Днепр; истребили за собою все суда, и, услыша, что жители Киева доставляют в стан лодки для переправы полякам, которых Жолкевский хотел вести в погоню за козацким войском, — отправились наказать киевлян; но увидели на противоположном берегу Жолкевского с войском под самым Печерским монастырем. Новые запорожские полчища, плывшие под Киев на чайках под начальством атамана Подвысоцко-го, были разогнаны бурею и польскою артиллериею, искусно поставленною на берегу. Жолкевский отрядил Потоцкого в Триполь с препоручением переправиться в том месте через Днепр и напасть на Переяславль; а сам через лазутчиков пустил об этом молву между козаками, желая как-нибудь их отвлечь от берега, противоположного киевскому, где стоял сам. Расставленная казаками по дороге стража увидела на той стороне Днепра волов и возы, наполненные лодками и заявила об опасности предводителям. Беспокоясь за свои семейства, козаки снялись с луга, где стояли, и поспешили к Переяславлю. Этого-то Жолкевско-му и хотелось. Собрав свои челны, он, тотчас, по следам козаков, переправился за Днепр и вскоре козаки узнали, что за ними идет сильное войско.

Что делать? Запереться в Переяславле — нельзя. Пе-ряславская крепость очень ненадежна; козаки подвергаются опасности быть стесненными с двух сторон: здесь войско Жолкевского, на другой стороне Днепра войско Потоцкого; да и чем кормить лошадей, которых было более 10 000. Козаки рассудили — лучше двинуться далее с своими семействами и сокровищами, надеясь, что если войско польское не погонится за ним, а пойдет назад, то они могут свободно напасть на него с тылу; а если погонится, то хитрыми увертками его можно изнурить еще лучше, чем в За_днепровье, и нагнать на удобное место, где можно напомнить полякам чигиринское дело. Но Жолкевский про-никнул их планы и допустил выйти из Переяславля. Забравши своих жен, детей и имения, они думали перевести их в Лубны, место неприступное,' твердое; но пришед-ши туда, не сломали за собою моста на Суле. Жолкевский,, соединившись с Потоцким, поспешил за ними к Лубнам.

Войско польское остановилось в Тохуцине в 20 милях от Лубен, откуда коронный гетман написал жителям этого города письмо, в котором обещал им королевскую милость, если они не сломают моста и задержат казаков в стенах своих.

Между тем узнал Жолкевский, что в местечке Горошине Сула очень удобна для переправы и, располагая, чтобы

во время нападения на Лубны с другой стороны стояло польское войско, послал туда старосту брацлавского Струся с его отрядом . Струсь пошел прямо полем, не сказывая даже ничего и своим подчиненным; и, пришед на место переправы, велел поделать из камыша плоты, изготовил маленькие лодочки, и таким образом переправился на другой берег. Между тем войско польское усилилось несколькими рядами литовской конницы, предводимой Богданом Огинским подкоморием троцким, который встретился с Жолкевским за 6 миль от Лубен. Поляки ускорили поход; Жолкевский отрядил авангард под начальством Белицкого, который шел ‘ форсированным маршем день и ночь, и наконец увидел на высокой горе крепость. Козаки, завидя при-. ближающихся поляков, бросились разламывать мост;' но Белицкий пустил на них такую тучу стрел и пуль, что они кинули свою работу, ушли из города и расположились за милю от реки Сулы на урочище Солонице. Белицкий вошел в город.

Тогда Струсь, выбрав из своей конницы двух отборных ездоков, послал к гетману с донесением о своем прибытии, и просил, как скоро Жолкевский явится в город, то чтобы пушечным выстрелом дать ему знать, когда броситься на неприятеля. Чрез несколько времени загремела пушка' — и Струсь выскочил из своей засады. Пыль встала от лошадиных копыт — козаки думали, что это татары; но вскоре узнали свою ошибку и увидели себя окруженными спереди и сзади. Страх и замешательство всеми овладели; не знали, что делать. Лобода, чтобы дать Раде время на что-нибудь решиться, послал просить Струся дозволить начать переговоры. Струсь согласился, потому что еще Жолкевский не прибыл к Солонице. Козаки долго спорили; одни говорили бежать в степь, другие представляли им неудобства побега и советовали лучше оградиться окопами и защищаться. Больше всего беспокоили и мешали козакам женщины и дети: они боялись тащиться с ними в дикие степи. Последнее мнение превозмогло, и козаки остались на месте и укреплялись. Между тем прибыл и Жолкевский. Тогда Струсь не хотел слушать никаких уговоров, и поляки окружили козаков так, что они лишились и воды и пастбищ.

Четырнадцать дней длилась эта страшная осада, четырнадцать дней гремели пушки и звучали сабли; козаки доведены были до последней крайности, но сносили ее с удивительным присутствием духа: без хлеба, соли и воды,